Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир. Страница 43
Только погибни Корибут на вашей земле, его кровь пала бы на Московию, и тогда добрым отношениям с Унией пришел бы конец.
А так Москва ни при чем: Корибута беглый тать порешил, в самой Московии на смерть осужденный. Можно охать и ахать на все лады, проклинать злодея, жалеть осиротевшую княжну!..
Голос Воеводы утратил насмешливость, стал хриплым и злым, левое веко мигнуло, предвещая раскат бешеного гнева.
— Ты привел Князя к Волкичу, а он исполнил грязную работу, — продолжал Самборский Владыка, — вам осталось лишь обставить все так, чтобы вина в содеяном пала на беглого татя, а Москва осталась в стороне.
Для сего вам нужны были свидетельства человека, выжившего в резне на заставе; такого человека, чья правдивость не вызвала бы сомнений ни у меня, ни у Польского Короля. Потому-то вам с Волкичем и пришлось сохранить жизнь княжне.
Бедная девочка наверняка не владела тайной, стоившей жизни ее отцу, а внушить ей что-либо среди кровавого ада, устренного вами на заставе, было совсем несложно.
Ясно, что роль спасителя сама шла к тебе. Твое заступничество и помощь при побеге должны были уверить Эву в непричастности Москвы к бойне и заставить несчастную покрывать истинных убийц Князя.
Для большего правдоподобия вы устроили потешную драку, в конце коей Волкич сказался мертвым, а ты с княжной ушел в лес.
Здорово же вы разыграли беднжку! Один — кровожадное чудище, беззаконный тать, другой — благородный рыцарь, защитник слабых! Да только я живу на этом свете в три раза дольше Эвы, и меня не обмануть дешевым балаганом. То, что вы с Волкичем оба живы, доказывает, что действовали вы сообща.
А то, что в лесу тебя и княжну ждал чубатый разбойник, давший вам приют и проводивший до Самбора, говорит о том, что ты заранее продумал побег. Весь ваш путь до литовской границы, гибель Корибута, ваши дальнейшие приключения — звенья одного замысла, и я, похоже, сей замысел разгадал!
Кровь бросилась Дмитрию в лицо. Он ожидал от Воеводы чего угодно, но только не обвинений в пособничестве убийцам Корибута! Ярость, доселе сдерживаемая Бутурлиным, рвалась из него наружу. Казалось, еще миг, и он, не снеся оскорбления, обрушит на поляка всю тяжесть своих закаленных в уличных боях кулаков.
Но уроки отца Алексия не прошли даром. Как бы больно и досадно ни было молодому боярину, он умел обуздывать страсти.
«Воевода только того и ждет, чтобы ты схватился с ним, — пробилась к Бутурлину сквозь пелену гнева трезвая мысль, — у него — сабля, у тебя — голые руки.
И как бы ваш поединок ни завершился, чести тебе он не принесет. Выживет Воевода — скажет Королю, что ты на него напал, не сумев оправдаться; одолеешь ты его — это же скажут Королю его подручные…
Нет, пан Кшиштоф, такого подарка ты от меня не дождешься. Бесись сам, а я буду покоен, как скала под ветром!»
— Похоже, ты очень горд своей разгадкой, — горестно вздохнул Дмитрий, — да только она тебя никуда не приведет. То ли смерть друга тебя слепит, то ли ненависть к Москве, но ты не хочешь видеть то, что само лезет на глаза.
От встречи с Волкичем и до смерти Корибута я ни на миг не оставался с татем наедине. А значит, я не мог тайно передать ему наказ убить Князя. Да и про мор в Кременце Волкич солгал, даже не перемолвившись со мной.
Сие значит, что навстречу нам он шел уже с замыслом об убийстве посла, и выдуманные тобой козни Москвы здесь ни при чем. Все, о чем я тебе поведал, происходило на глазах у княжны. Не веришь мне, расспроси ее о событих той ночи. Она подтвердит правдивость моих слов!
— Что ж, молвишь ты складно, — усмехнулся Кшиштоф, — но я все же тебе не верю. Княжна видела лишь то, что вы с Волкичем ей показали, да и то мельком. Где ей было в пылу кровавого побоища все до мелочей рассмотреть?
И то, что вы с татем не толковали наедине, для меня не доказательство твоей невиновности. Приказы не всегда отдаются словами, порой их заменют тайные знаки. Застежка особого вида на твоем плаще, расшитый бисером кошель у пояса, движение руки, известное лишь татю, для него могли значить то же, что и слово «убить».
Впрочем, можно обойтись и без тайных знаков. Московский Владыка мог заранее послать к Волкичу гонца с приказом об убийстве, а тебе нужно было лишь привести Князя в западню. Твои слова о том, что Волкич загодя готовился к встрече, лишь подтверждают сию мысль!
Бутурлин вдруг почувствовал себя страшно усталым и одиноким. Все его попытки достучаться до здравого смысла Каштеляна были гласом вопиющего в пустыне. Он понял, что Владыке Самбора правда не нужна.
— Что ж, Воевода, ты человек просвещенный и должен знать, что есть закон шляхетской чести, — произнес он, — шляхтич не может обвинять кого-либо в преступлении, не имея на то веских оснований.
Ты же меня обвиняешь, опираясь на вымысел да смутные догадки. И не меня одного! Только что походя ты возвел напраслину на моего господина, Великого Князя Московского.
Поскольку к доводам разума ты глух, у меня остался лишь один способ убеждения. Вели вернуть мне саблю, и я буду биться с тобой, защищая свою честь и доброе имя своего Государя!
— Ишь ты! — криво усмехнулся Воевода. — Саблю ему верни, драться он будет! Ты, видно, не разумеешь, боярин, куда попал. Ты прав, пока у меня нет против тебя ничего, кроме смутных догадок. Но ты должен молиться Богу, чтобы они не подтвердились!
Будь я уверен в том, что говорил сейчас, ты бы не сидел в моей горнице, а висел на дыбе и стонал под кнутом! Посему не гневи лихо и будь благодарен за доброе к себе отношение. А на счет поединка… — Воевода расплылся в мечтательной улыбке, — …мы с тобой еще обсудим сие!..
…Нынче меня иное тревожит… Тайна, стоившая жизни Корибуту. Видать, страшна она была для Московского Государя, если для ее сокрытия он пожертвовал своим верным лазутчиком…
Что такого мог узнать Жигмонт за время пребывания на московской земле? Мысль об этом не дает мне покоя с той минуты, как ты здесь появился. Может, поведаешь все-таки, что затеял против Унии Великий Князь? Не хочешь? Ну что ж, тогда я сам кое-что расскажу!
Корибут ездил в Московию договариваться с вашим Государем о помощи в войне против турок. А узнал он, похоже, что Москва сама собирается нам в спину ударить.
Ведь погляди, что выходит: когда войско польское да литовские дружины уйдут на юг воевать с турками, на севере и востоке наши земли останутся без защиты.
Нет! Конечно же, на кордоне оставят сторожевые отряды, крепостные гарнизоны, вроде Самборского. Но это мелочь, лучшие силы Королевства будут скованы войной с Султаном.
Какой благоприятный миг для набега! Если напасть на Польшу внезапно, большими силами, за сутки можно дойти до Варшавы, а если повезет, то и до Кракова!
Первыми, конечно, ринутся татары, прикормленные вашим Государем, а там и рать московская за ними подтянется! Вот и окажется Королевство меж двух огней — турок да московитов!
— Что так побледнел, боярин? — грозно приподнялся из-за стола Кшиштоф. — Верно ли я угадал замыслы Московского Князя?
— Что тут можно сказать? — со вздохом молвил Бутурлин. — Ненависть — плохой советчик, Воевода. Она тебя слепит, и ты ищешь врага там, где его нет.
— Ну, а где же он на самом деле? — хитро прищурился старый рыцарь.
— Не в Москве. Московскому Князю ныне не до захвата чужих земель, ему бы свои владения защитить. Сам поразмысли: на юге нас Казань набегами тревожит, Астрахань войной грозит. Не сегодня-завтра, присягнут они на верность Султану, и что тогда? Турки ломятся не только в Европу, они подступают и к нашим границам.
С юга к Руси Степь примыкает. Там все племена, все народы одной с ними веры, да и язык, почитай, у них один — без толмача друг дружку разумеют. Когда турецкое войско обогнет Каспий и двинется к верховьям Волги, племена сии все, как одно, станут под турецкий стяг.
Таков уж Закон Степи: если через твои земли катится орда завоевателей, примкни к ним и содействуй всеми силами, тогда они твой стан не разграбят, а родных и близких не уведут в полон на аркане.