Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир. Страница 45

Но чуда не происходило, мертвое тело оставалось неподвижно, бледностью заострившихся черт и запавшими глазами так жутко непохожее на прежнего, живого Корибута. И лишь когда над могилой отца, вырос земляной холмик, Эвелина разрыдалась, осознав, что все кончено.

Пошатывяась от сразившей ее боли, она медленно шла вдоль свежих могил, поддерживаемая под руку Флорианом. Лишь один раз остановилась она, чтобы проститься с верной Магдой и уронить слезу на ее могилу.

Флориан не спешил уводить ее с кладбища, хотя и видел, как страдает юная княжна. Эвелина сама изъявила желание проститься с теми, кого еще недавно знала и любила, и мешать ее прощанию он считал верхом бестактности.

Однако, видя надвигающиеся с запада серые тучи, грозящие снегопадом, он поспешил укрыть плечи девушки своим меховым плащом и велел пажу подать им лошадей.

— Нам пора возвращаться в замок, Эва, — произнес Флориан, нежно сжимая в ладони крохотную ручку Эвелины. — Умершие — на пути к Богу, и мы им уже не поможем. Утешься тем, что их ждет Царствие Небесное, где нет печали!

Эвелина подняла на него мокрые от слез глаза, и взгляды их встретились.

Флориан был так добр к ней, так предупредителен. Они выросли вместе, словно брат и сестра, доверяя друг другу свои детские тайны, радости и печали, и, казалось, знали друг о дружке все. Эвелина и любила его, как брата, не подозревая о том, что сердцем ее друга владеет отнюдь не братское чувство.

Он же давно обожал ее всей силой своей страстной натуры, но не осмеливался признаться в том юной княжне. Ему не раз доводилось видеть бурные отповеди Эвелины ухаживаниям молодых шляхтичей, и Флориан опасался, что его преждевременное признание в любви, может оттолкнуть девушку и от него.

Посему он запасся терпением и надеждой на то, что его доброе отношение и забота со временем пересилят любовную отчужденность княжны и зажгут в ее сердце ответное чувство.

Но время шло, а он по-прежнему оставался для Эвелины лишь старшим братом. Любимым, почитаемым, но, увы, лишь братом. Порой это приводило молодого шляхтича в отчаяние. Ах, как бы он хотел облегчить страдания девушки, взять на себя хотя бы часть ее душевной боли!

Однако, это было невозможно. Все, что ему оставалось, — нежно держать ее за руку, преданно смотреть в глаза, говорить добрые и искренние, но не способные ничего изменить слова.

— Я знаю, каково тебе сейчас, — произнес он, гладя ее ладонь, — твое сердце переполнено скорбью, тебе кажется, что в жизни нет смысла и никогда уже не будет радости. Мне это знакомо. Но, поверь, когда-нибудь тучи рассеются, и лучики солнца вновь наполнят душу радостью бытия.

Тебе нужно пережить скорбь, переждать, как болезнь, как эту зиму, помня, что вслед за ней грядет цветущая весна. Я же буду молить Господа, чтобы он дал тебе больше сил и исцелил твое сердце от скорби. Пусть эта боль будет последней в твоей жизни!

Но пожеланию Флориана не суждено было сбыться. Вечером Эвелина узнала то, что отнюдь не прибавило ей радости.

Случилось так, что по прибытии в Самбор княжну и Бутурлина развели по разным покоям замка, и она ничего не знала ни о допросе ее спасителя, ни о заключении его под стражу. Во время поминального ужина она осведомилась у Воеводы, почему Дмитрия нет за столом.

Ответ Самборского Владыки ошеломил Эвелину, как гром с ясного неба, всколыхнул ее душу, заставив на время забыть о скорби. Как! Бросить в темницу благороднейшего воина, чьей честности и преданности могут позавидовать паладины из древних преданий? Это не укладывалось у девушки в голове!

Возмущенная чудовищной несправедливостью Воеводы, она потребовала у него объяснений со всей жесткостью, на которую была способна.

Кшиштоф, обычно гневливый и вспыльчивый, на сей раз сдержал свой буйный нрав, пообещав Эвелине объяснить все после поминок. Но девушка ничего не хотела слушать. Нет! Она не сядет за стол, пока Дмитрий не будет отпущен на свободу!

Видя, что успокоить ее будет непросто, Кшиштоф велел слугам и приближенным удалиться.

— Ты недостойно ведешь себя, Эва, — с мягким укором произнес он, когда за последним пажом затворилась дверь.

— А вы поступили достойно, взяв под стражу человека, благодаря коему я стою здесь целая и невредимая! С чего вы взяли, что Дмитрий Бутурлин — предатель?!

Веко Воеводы резко дернулось, но ожидаемой бури не последовало. Кшиштоф любил Эвелину, как родную дочь, и это доброе чувство, слитое с памятью о Корибуте, не давало ему отвечать грубостью на непочтительную речь княжны.

— Что ж, я могу тебе объяснить, почему я упрятал твоего благодетеля в темницу, — произнес он, стараясь выглядеть, по возможности, невозмутимо, — но сперва ты должна совладать с чувствами, иначе разговора у нас не выйдет.

Смерть отца, погоня, скитания по лесу вымотали твою душу, и пережитое тобой отчасти извиняет твое поведение. Но если хочешь говорить о Бутурлине всерьез, чувства придется отбросить.

— Хорошо, дядя, я успокоилась, — Эвелина, наконец, взяла себя в руки, — я вас слушаю.

— Ты еще сосем дитя, не знающее жизни, и посему слушаешь голос сердца и доверяешь всем подряд, — издалека начал Воевода, — а я, почитай, прожил жизнь и научился понимать в людях. И без веской причины я не стану называть кого-либо лжецом или предателем…

— И что же вас побудило так плохо думать о спасшем меня человеке?

— Многое, Эва! Во-первых, обстоятельства твоего спасения. Нет, конечно же, я безмерно благодарен Господу за то, что он привел тебя в Самбор невредимой…

…Но с этим московитом что-то нечисто. Посуди сама: на вверенной Волкичу заставе погибли все, кто сопровождал твоего отца, а Бутурлин остался жив, отделавшись пустячной царапиной.

Почему его не обезглавили, не пронзили копьем, как прочих воинов княжьей свиты? И почему он сам не убил Волкича, когда запросто мог это сделать?

Удивляет и легкость, с коей вам удалось уйти с заставы и скрыться в лесу. Но и это еще не все! Когда вы выбились из сил, твой спутник, конечно же, случайно, набрел на пещеру с запасами хвороста. А хозяином пещеры, тоже случайно, оказался беглый мятежник, заклятый враг Польской Короны!

— Газда рисковал ради меня жизнью! — вступилась за своего провожатого Эвелина. — К тому же, без него мы бы не смогли дойти до Самбора!

— Знаю, знаю! — поморщился Воевода. — Потому-то до сих пор и не повесил удальца, хотя и сразу уразумел, что он за птица! Но сама видишь, Эва, как много чудного в истории ваших скитаний. Да, Господь всемилостив, и он приходит на помощь тем, кто в ней нуждается, однако здесь, похоже, чудеса иного рода.

Бутурлин заранее знал, как он будет выбираться с заставы, где его будет ждать схрон и когда к нему подойдет проводник. По-своему он весьма неглупый малый. Нужно уметь так рассчитывать, силы!

— Неправда! — выкрикнула Эвелина, пытаясь сдержать подступившие к глазам слезы. — Он не такой! Дмитрий заботился обо мне, как о ребенке, нес на руках через сугробы! Он утешал меня, чтобы не сошла с ума от горя и страха, согревал дыханием мои ноги!..

Эвелина осеклась, поняв, что сболтнула лишнее. Кровь бросилась ей в лицо, сердце бешено забилось в груди. Она до боли сжала кулачки, пытаясь умерить его неистовый стук, но сердце княжне было неподвластно. Вконец смутившись, Эвелина зарыдала и бессильно опустилась на скамью.

То, с каким жаром она защищала московита, не укрылось от внимания Воеводы и пробудило в его душе новые опасения.

— Похоже, Эва, тебя к нему привязала не только благодарность, — изрек он, глядя на плачущую княжну, — что ж, девушки в твоем возрасте легко влюбляются, хотя я и не могу понять, чем тебя так обаял сей рябой московский дьявол!

Эвелина метнула в него гневный взгляд, и старый рыцарь понял, что не обманулся в своих догадках.

— Ладно, не сердись на старика, — примирительным тоном произнес Кшиштоф, — я пошутил, Эва! Но и ты не спеши отдавать сердце первому встречному, даже если он кажется тебе героем. Ты еще не знаешь, силу коварства, не ведаешь, на какие уловки пускаются наши недруги, чтобы втереться к нам в доверие!..