Концертмейстер - Замшев Максим. Страница 48
— Зачем ты меня предал? Иуда! Мразь! Ты всех нас предал! А я всегда так думал, между прочим. Ты мне никогда не нравился! Тебе не будет прощения никогда.
Лапшин встал в проем так, чтобы Евгений не вошел. Его трехлетний сын только что уснул, причем засыпал с большим трудом, не по-детски нервно, то закрывая глаза, то снова открывая. Днем маленький спал очень чутко и часто просыпался с криком, будто чего-то испугавшись во сне.
— Я тебя не предавал, — как мог спокойно и тихо сказал Лапшин. — И никого не предавал. Я не вру. Это так. Предатель не я.
— А кто же? Может, я? Можешь не запираться. Это бесполезно. — Сенин-Волгин раздул ноздри в знак крайнего презрения. Получилось чуть опереточно. — На Лубянке и не думали от меня скрывать, кому я обязан пребыванием у них. Видать, не подозревали, что я выживу и приду на тебя поглядеть. Твари! Как и ты! Нет прощения. И на том свете не вымолишь.
— Что ты несешь? — Лапшин болезненно скривился, как от смрадного запаха.
— С каким упоением следователь читал мне мои же стихи! И как порицал меня: не надо, мол, с жидами связываться. Всегда они продадут. А как ты красиво излагал! Умолял дать тебе их. Я напишу на них музыку. Написал ведь! Только донос.
Лапшин яростно хлопнул дверью так, что Сенин-Волгин еле успел отскочить.
Через несколько минут композитор выскочил на улицу, увидел спину неспешно отходящего от подъезда Евгения, догнал его и швырнул ему в лицо стопку чуть смятых листов бумаги:
— Вот они, твои стихи. Забирай! Никому я не доносил. И никому их не показывал.
Не дожидаясь ответа, Александр Лазаревич быстро зашагал обратно.
Евгений не спеша, деловито начал поднимать с тротуара исписанные листы. Один не успел взять. Ветер быстро поволок его в сторону проезжей части.
Сенин-Волгин провожал его глазами и качал головой.
1985
Если Аглая что-то для себя решала, то ее уже ничего не останавливало. Ей надо было увидеть Арсения — вот и все. Зачем звонить Храповицким? Она сейчас оденется, выйдет из подъезда и отправится в гости к соседям по дому. Маловероятно, что они ее выгонят.
Придумывать повод? Не помешает, конечно. Сейчас что-нибудь сочинится.
А в голове поселилось что-то легкое, порхающее, торопящее мысли. Как же объяснить свой неожиданный приход?
Она зажгла торшер.
Озноб прошел.
Дед Димки недолюбливает ее отца, папа сам об этом не раз говорил не без горечи, поскольку сам Льва Семеновича ценил. Попросить у старого Норштейна какого-нибудь профессионального совета? Это глупо. Он же не хормейстер. Стоп! Ведь мама Димки и Арсения преподаватель английского.
Есть идея!
Надо прикинуться, что ей необходима перед экзаменом консультация по английскому, и она зашла по-соседски обсудить это: может, Светлана Львовна согласится. А как потом? Если она скажет «да»? Ну так и хорошо, консультация всяко не помешает. Для Аглаи не было секретом, что Светлана Львовна к ней относится не так, как к остальным. И хоть ее мама не раз сетовала, что Светка Норштейн, после того как разбежалась с мужем, совсем озверела и едва ли на людей не бросается, в свой адрес Аглая ничего такого не замечала. Всегда добродушная улыбка, непринужденный разговор и неизменный привет родителям.
Что бы такое надеть? Конечно, надо бы выглядеть получше, но не вызывающе…
Аглая рано вывела для себя формулу: не надо опасаться мужиков старше себя. Зрелый мужчина куда больше способен дать такой девушке, как она, чем парень одного с ней возраста или моложе. Без сомнения, ровесников значительно легче заставить делать то, что ей нужно. Но на многое ли они способны? Зато когда опытного самца ловишь на крючок, влюбляешь его в себя и немного влюбляешься сама, жизнь обретает иное качество. Рестораны, концерты, закрытые показы в ЦДЛ, в ВТО, поездки за город, романтика. Длилось бы и длилось. Жаль, нельзя бесконечно. Хорошие экземпляры мужчин обычно разбирают еще щенками, и рано или поздно они возвращаются к любимому поводку в руках жен. К сожалению. Однако унывать нет смысла. Один вернулся, другой отвязался. На ее век хватит.
В интимные отношения со сверстниками она вступала в исключительных случаях и никогда не длила связь сколько-нибудь долго. И вот появился Димка. Стал другом. Она привыкла к нему. Весьма неожиданно для себя и против своих привычек. Надо все же как-нибудь намекнуть парню, чтобы на продолжение сегодняшнего не надеялся, размышляла она, требовательно оглядывая себя в зеркало. Ни к чему это. С ним намечается много возни, а ей сейчас не до этого. Арсений приехал.
Аглая осталась вполне довольна своим видом. Свежий легкий румянец и ямочки на щеках, волосы строго убраны назад, на шее короткие жемчужные бусы. Такая красотка обязательно приглянется Арсению. Сколько ему теперь лет? Около тридцати. То, что доктор прописал.
Послышалось тихое шлепанье, затем кто-то сильно ткнул ее в ногу и тихо завыл. Боже мой! Со всей этой чехардой она совсем запамятовала, что родители ушли рано и семейный любимец песик Пуся совсем без внимания и, видимо, уже и без питания. Часов около десяти утра она коротко погуляла с ним. Быстро вывести его? Нет. Глядишь, Димка засечет ее с Пусей из окна и выскочит к ним, как это обычно с ним происходит. Потерпит немного. А вот покормить брата меньшего надо.
Аглая достала из холодильника миску с тем, что мать обычно для Пуси оставляла: кусочки курицы, мясные косточки, плавающие в бульоне. Пуся завилял хвостом и с интеллигентной неторопливостью домашней собаки сунул в миску длинную мордочку.
Ну вот теперь можно идти. На улице ее обдул холодный ветер, и это вселило в нее еще большую уверенность в правильности своих поступков.
* * *
Аглая нажала на кнопку звонка квартиры Норштейнов, немного подержала и услышала голос Льва Семеновича:
— Наверное, Света ключи забыла.
А потом скрежет открываемого замка. Взгляды старика и девушки столкнулись так, как сталкиваются глаза случайно оказавшихся в лесу друг перед другом человека и рыси. Для человека в поединке с рысью шанс на спасение может дать только вода, которую животное боится и всегда перед ней останавливается. Но Льва Семеновича и Аглаю разделял лишь порог.
Аглая состроила гримасу, говорящую о ее крайне взволнованном и застенчивом состоянии и о заведомом раскаянии в том, что она приносит людям неудобство:
— Лев Семенович, извините за беспокойство, а Светлана Львовна дома?
— Нет. Но она скоро придет. — Лев Семенович не мог справиться с удивлением и испытывал такое чувство, словно случайно засунул в рот большой кусок чего-то очень горячего и теперь не в силах его ни проглотить, ни выплюнуть.
— Мне очень нужно с ней поговорить. Жаль, что не застала ее. Ладно, тогда в другой раз зайду…
Аглая не оставила Льву Семеновичу шанса: или он приглашает ее войти, или проявит вопиющую беспардонность.
— Ты можешь подождать ее у нас. Мы как раз чай пьем. — Норштейн неумело выдавил из себя гостеприимство. — Я думаю, она уже вот-вот появится. Ребята, у нас гостья! — зазывно крикнул старик.
Пока Аглая входила, вытирала ноги, раздевалась, в коридор вышли Дмитрий и Арсений Храповицкие, оба такие домашние, схожие по телосложению, заинтригованные тем, кто же к ним заявился.
— Привет! — Аглая оглядела их и тут же отвела глаза, как бы смущаясь.
— Привет. — в Димкиной голове затрещала телетайпная лента: «Она пришла увидеть Арсения, она меня не любит».
— Здравствуйте. — Арсений прислонился к стенке, словно кому-то мешал пройти.
— У Аглаи какое-то дело к нашей маме. Я предложил ей пока попить чайку. Арсений, ты узнаешь Аглаю? — Лев Семенович еле заметно кивал своим собственным словам. — Вы уж нас, Аглая, извините. Мы тут по-домашнему.
Похоже, в семье восстановился мир. «Дело к нашей маме», «мы тут по-домашнему», пришла к выводу Аглая. Любопытно. Так быстро?
— Узнаю. — Арсений улыбнулся и какое-то время так и оставался улыбающимся.