Концертмейстер - Замшев Максим. Страница 93

Пора признать: уехав из СССР, она ничего не нашла, но потеряла любимого мужчину. И никакая политика, никакая свобода и демократия, никакие республиканские ценности этого не компенсировали.

Но ничего не изменится. Все оборвано. Она сама все оборвала. Она знала, на что шла… Она откажется… Или нет?

Приметив первую же стоянку такси, она села в первую машину и поехала к себе, на бульвар Вольтера. Около дома купила круассанов. Клубнику. Джем.

На беззвучный вопрос сидящего в гостиной и отхлебывающего кофе Семена ответила:

— Вот. Принесла…

Есть такие места, куда солнце проникает неохотно, а если уж и проникает, то жмурится и отворачивается. Таким местом среди прочих была квартира на углу улиц Чехова и Жуковского в Ленинграде. Там бодрствовал отец Вени и дедушка Лены.

Аполлинарий Михайлович Отпевалов давно уже приучил себя спать ровно столько, сколько требуется организму, чтоб восстановить силы.

Сегодня воскресенье. Вчера ему пришлось на прогулке урезонить обнаглевшую молодежь. Сейчас он корил себя за это. Зря не сдержал инстинкты. Но, с другой стороны, когда здесь появится чета Дюмажей, все это, вся эта его нынешняя жизнь утратит смысл. Начнется новый виток… Сияющий…

Когда вскоре после войны ему на стол среди прочего легли донесения о том, что в одной из московских больниц замечены махинации с морфием, он заинтересовался этим не на шутку. Что это? Преступная группа или одиночка? Самое любопытное, что никаких признаков сбыта наркотика не наблюдалось. Значит, одиночка. Значит, недюжинной смелости и изворотливости человек. Такой мог бы пригодиться.

Людмилу Гудкову он вычислил быстро. Достаточно было проследить за ее другом — композитором Лапшиным, чтобы понять: она таскает морфий для него. Около Гудковой сформировался круг людей, чьи связи Отпевалова крайне занимали. Так называемая интеллигенция, известные люди и люди, вокруг них крутящиеся. Лакомый кусок для вербовки всех уровней и манипуляций. В этой среде осведомителей у органов хоть пруд пруди. Но их показания надо сверять: здоровы приврать больно интеллигентишки.

У Гудковой часто собирался народ, вел разговоры, за которые статья светила каждому, кто в них участвовал. Отпевалов, как только взял Гудкову в разработку, установил в ее жилище прослушку и, когда прослушивал то, о чем болтают ее гости, поражался их наглости, граничащей с безрассудством. Вроде бы органы немало сил потратили для того, чтобы советские люди обретали бдительность. Но нет. Все бесполезно! Как можно так подставлять друг друга! Ведь они все назывались друзьями. Вот и композитор изображал, что уколы дополнительного морфия, которые он получал от своей знакомой и бывшей одноклассницы, — это нечто само собой разумеющееся. И только когда этот идиот случайно наткнулся на него и его агента — чего шлялся по городу на ночь глядя? — от страха собрался вырезать себе большую часть желудка, чтобы слезть с морфия. И ведь заставил врачей. И чуть не помер! Ничтожество. Из него так легко было сделать козла. козла отпущения. Молчаливого козла!

Отпевалов пил чай и перебирал все детали той многоходовой комбинации. Два агента, оба на вернейших крючках, и композитор, из которого слепили «стукача» благодаря тому, что хоть подследственные и ненавидели следователей, почему-то верили им беспрекословно во всем. Кроме того, что касалось обвинений в их адрес.

Жаль, что после его собственного ареста ему пришлось заморозить все те операции. А ведь Гудкова выросла в ценнейшего сотрудника. Так быстро окрутила Дюмажа, так гладко для всех обтяпала свой отъезд, такие ценные сведения стала поставлять из Парижа. Увы, недолго это длилось. И чего это Хозяину пришло в голову Абакумова зачистить! Такие операции пропали! Такие агенты ухнули в небытие! Как, наверное, эта воровка морфия радовалась, когда с ней перестали выходить на связь. А кому выходить? Об операции по ее внедрению во французскую дипломатическую элиту знали только он и Абакумов. Официально никакой операции не было. Да и не профиль это был Отпевалова. Не его специализация. У него интеллигенция, а не шпионы. Хотя это ничьим профилем не назовешь. Уникальная ситуация. Уникальный агент. И как этот Дюмаж клюнул! До сих пор обожает, наверное, свою медсестричку Людочку и ничего не подозревает. Виктор Семенович замыкал все на себя. Это был один из его основных принципов. Все выполняют свою работу, а целое видит только он. Хозяин, похоже, испугался его… А зря. Достойный был бы преемник. В итоге получили Хруща. Хорошо, что он сам уцелел. Чудо! Необъяснимое чудо. Кто приказал снять с него обвинение и отправить в Ленинград? Долгое время он предполагал, что его держат в некоем резерве. Но сейчас он обычный пенсионер с хорошей пенсией. И смотрит на все со стороны.

Те пацаны, которых он вчера проучил, типичный пример того, что вскорости случится с этой страной. Полная деградация. Сборище бессмысленных дебилов, которых легко одурачит любой, кто умнее их. Пора ее покидать, пора! Советскую нашу Родину. И визит в СССР Дюмажей как нельзя кстати. Не бывает худа без добра. Он, разумеется, до ухода на пенсию послеживал за Дюмажем, благо возможности кое-какие у него были. Он продвигался по французской дипломатической деятельности, как и планировалось. Как бы обрадовались нынешние ребята из внешней разведки, отдай он им Людочку Дюмаж. Но хрен им. Щелкоперы! Страну прокакали и не подтерлись. Дюмажиха ему самому понадобится. И совсем скоро.

Очухались те пацаны или нет? Он не ставил цели убить, только вырубить. А вдруг перестарался? Такая ярость захлестнула! Давно он не применял технику обезвреживания нападающих. Надобности не было.

Ладно. Нечего нервничать. Он прекрасно помнит, что вокруг никого не было. Мороз тогда выгнал с улиц прохожих, оставив только сброд. Опознать его будет невозможно. Да и никто не поверит гопникам. Нынешние менты не чета прежним. Ленивые, глупые и непрофессиональные. Решат, что передрались с себе подобными и теперь чепуху молотят.

Он бросил в чай еще кусок сахара. Намазал маслом хлеб. Положил на него кусок докторской колбасы. С аппетитом откусил.

Скоро появится Глафира. Он всегда отличает ее звонок от других. Он слишком короткий, задорный какой-то, так звонят те, кто убежден в том, что их ждут и встретят радушно.

Звонок действительно раздался. Но это была не Глафира. Кого это принесло?

Виктор Толоконников долго извинялся за то, что пришел без звонка. Отпевалова раздражал его приторный тон.

— Но когда вы, дорогой Аполлинарий Михайлович, узнаете, какую я новость вам принес, не только простите меня за мое вторжение, но и предложите мне чаю…

Что еще за новость? Что он еще выдумал, чтобы опохмелиться? Наверняка принес с собой пойло. Левая часть пиджака у него что-то больно оттопыренная. Или кажется…

— Ну, садись, садись. — Отпевалов изобразил радушие.

Толоконников сел. Огляделся чуть воровато.

Аполлинарий Михайлович улыбнулся, подошел к шкафу, достал коньяк, две рюмки.

Глаза доблестного сотрудника внешнеторгового ведомства благодарно блеснули.

— Ух! Какой у вас! Наири…

— С давних времен, — уточнил бывший сотрудник МГБ СССР.

Хозяин плеснул гостю полную рюмку, себе — чуть на дно.

Они выпили, поприветствовав друг друга взглядами и легко чокнувшись.

Толоконников, выпив, чуть поморщился, но о закуске не заикнулся. Начал говорить. Довольно тихо, будто боясь, что кто-то их услышит.

— Моя дочка Катя, как вы знаете, работает в филармонии. Она мне сообщила только что такое, что я сразу решил забежать к вам. Как я вам говорил, скоро к нам приедут французы. Так вот, уже известно число. И это, — Толоконников сделал игривую паузу, — следующее воскресенье. Вы скажете: «Ну и что? Какое это имеет отношение ко мне?» А вот какое.

Отпевалов насторожился. Он сам пришел? Или кто-то его прислал? Неужели не он один дожидается Дюмажа и Дюмажиху в СССР?

— Я, как мне помнится, рассказывал вам, что в СССР собирается сам Франсуа Дюмаж, один из архитекторов нынешней внешней политики Франции. А его супруга, русского, кстати, происхождения…