Веселая книга - Закани Обейд. Страница 20
Гонец возвращается и приносит радостную весть о благосклонности возлюбленной
Всю ночь, как и прежде, я мучился глаз не смыкая.
Всю ночь клокотала во мне моя страсть, не смолкая.
Когда ж горизонт охватило горячее пламя
И подняло солнце над миром победное знамя,
Из пригоршни золотом жарким осыпав все сразу.
Добавив рубинов к нему и немного алмазов,
Когда, против ночи владычества выступив смело,
Лучей его войско опять темноту одолело,—
Тогда улыбнулось мне счастье, и, знаю я, в этом
Помог талисман без сомненья, и он был рассветом.
Послал он мне вестника с новостью непостижимой,
Что я победил наконец-то упорство любимой.
«Ликуй же, счастливчик, — сказал он, — все будет иначе,
Теперь будет дуть в твою сторону ветер удачи.
Несчастное сердце твое много пролило крови,
Но муки не зря ты терпел — ты владелец сокровищ.
В любви никогда невозможно узнать все заранее,
Но ты не напрасно страдал, ты обрел сострадание.
В силок положил ты, как видно, хорошие зерна.
Пери угодила в силок и теперь уж покорна».
И я был спасен этой радостью, утренней, ранней,
И зажили тут же, мгновенно, опасные раны.
Посланец по просьбе моей повторил все два раза,
И я упивался, блаженствуя, каждою фразой.
И в них умиляло до слез меня каждое слово,
Готов был я слушать рассказ этот снова и снова.
Швырнул я свой кубок, вскочил, распрямил свою спину,
На радостях шапку свою на айван [161] я закинул.
Надменное счастье мое наконец-то смирилось,
От злого недуга душа навсегда излечилась.
Раскрылись все розы в саду моей жизни унылой,
Теперь уж и дня не пройдет, как увижусь я с милой.
Возлюбленная приходит к влюбленному
Весь день златокрылая птица с востока летела.
Под вечер на запад она прилетела и села.
Пришли орды мрака ночного немедля в движенье,
И воинству света они нанесли пораженье.
И солнце невестою скрылось в своем паланкине,
Уснувшую землю опять до рассвета покинув.
И горы ушли в темноту вереницей верблюдов,
А звезды — как жемчуг, насыпанный в синее блюдо.
Владыка востока низложен вечернею мглою.
Луна захватила всю власть над ночною землею.
В том самом саду, что так долго служил мне приютом,
Где был я любовью своею так крепко опутан,
Где я предавался своей необузданной страсти,
Теперь пред любимой своей я раскрыл двери настежь.
Был сад в этот сказочный вечер прекраснее рая
И встречи с возлюбленной ждал, как и я, замирая.
Земля, как цветы, источала в нем запах пьянящий,
И воды Каусара [162] текли в нем струею журчащей.
Сидел я у двери открытой, томясь в ожиданье,
Наполненный счастьем от мыслей об этом свиданье.
И вот мой цветок несравненный и столь прихотливый,
Прекрасная гурия с ликом луны горделивой,
Которую рядом увидеть был счастлив бы каждый,
Чей облик в стихах я уже восхвалял не однажды,
Во всей красоте своей вдруг на пороге предстала,
Откинув с лица своего предо мной покрывало.
Смогу ли забыть я когда-нибудь миг тот отрадный,
Когда я увидел впервые лицо ненаглядной!
Я был ослеплен красотой его, был потрясен,
Казалось, не явь это вовсе, а сладостный сон.
Она же, отбросив чадру, как ни в чем не бывало,
Свои непослушные кудри рукой поправляла.
Притихли все птицы в саду и замолкла вода,
И вышла луна из-за туч, чтоб ее увидать.
В невольном восторге пред нею затихли цветы,
И сосны в смятенье пришли от такой красоты.
Расправила кудри она — к завитку завиток,
Казалось, на розу упал гиацинтов поток.
В глаза ее страшно глядеть было — я и не стал.
Чуть-чуть приоткрытые вздохом, алели уста.
Их цвет удивителен был, он был ярок и густ,
Ведь сам сердолик позаимствовал цвет этих уст.
Румянец ей щеки окрасил, и чудилось мне:
Две нежные розы приникли к прекрасной луне.
Ее красота осветила и сад мой и дом,
И стало красивым в тот миг все что было кругом.
И я приложил свою руку ко лбу и глазам,
И тихо склонился пред ней, ничего не сказав.
Казалось, весь мир превратился в огромный цветник,
И каждый цветок, как и я, перед нею поник.
Что можно сказать, если та, кого ждал целый год,
Пришла и стоит пред тобою и слов твоих ждет!
Она уже села, а я все стоял и молчал,
За год от любовной тоски я совсем одичал.
Стоял потрясенный пред ней и глядел на нее.
Стоял, как больной, отыскавший лекарство свое,
Стоял неподвижен и нем и глядел без конца —
Нигде не видал никогда я такого лица!
Стоял я, и взгляд мои прикован был к розам ланит:
Казалось, лишь миг — и сожгут мне всю душу они;
Стоял я в смятении, чувствуя радость и страх;
Стоял я в беспамятстве, чувствуя слабость в ногах.