Веселая книга - Закани Обейд. Страница 18
Посланец отправляется к возлюбленной
И снова волшебник крылатый, умнейшая птица,
Которую я умолил за меня заступиться,
Жалея несчастного друга, пустилась в дорогу
К тому же знакомому дому, к тому же порогу.
И, глядя на этот же стан и на эти же кудри,
Моими словами сказала учтиво и мудро:
«О тонкий побег, украшение вешнего сада!
В тебе мое счастье, в тебе моя жизнь и отрада!
Краса твоя — свет, и не знаю я света другого,
Господь да хранит ее вечно от глаза дурного!
Своей красотою свела бы и камень с ума ты,
Склонились в саду все цветы пред твоим ароматом.
Сравненье для глаз и бровей отыщу нелегко я,
Твой стан изумляет сосну, не дает ей покоя,
Кудрей черноте позавидует мускус татарский,
И солнце с луною упали к ногам твоим царским.
Пускай же минуют тебя и печаль и ненастье,
Пускай не покинет тебя безмятежное счастье.
Тобою живу я, тобою дышу каждый день я,
Ужели достоин за то я пренебреженья?
Послушай совета, добычу напрасно не мучай,
Тебе ведь, жестокая, выпал счастливейший случай.
Сорви же плоды своей юности, время настало.
Возьми же у времени радости, их ведь немало.
Взгляни, ведь любовью наполнена юность любая.
А старости игры любовные не подобают.
Ведь если ты смолоду счастье любви не познала,
Твоя быстротечная юность напрасно пропала.
Нельзя быть небрежным, поверь мне, с людскими сердцами,
От этой небрежности часто страдаем мы сами.
Самих же жестоких жестокость подчас убивает.
У тех, кто всегда дружелюбен, врагов не бывает.
И прав был тот мудрый, слова, словно жемчуг, низавший [160]
На нити стиха и стихами прекрасно сказавший:
„Коль на товары покупатели нашлись,
Хоть посреди реки — от них освободись“».
Возлюбленная отвечает посланцу
Но, выслушав это, сказала красавица птице:
«О мудрый орел, понапрасну ты будешь трудиться.
Ведь я же свеча, и вокруг мотыльки так и вьются.
Они не боятся огня, но они обожгутся.
Что толку рассказывать мне о каком-то несчастном.
Напрасно послал он тебя и страдает напрасно.
Змею не хватает руками и самый беспечный,
И другом едва ли окажется первый же встречный.
В любви не приводит к добру исступленность такая,
Погубит навеки она тех, кто ей потакает.
Ответь я взаимностью иль состраданьем ответь я,
Потом даже людям в глаза не посмею глядеть я.
Терзаться любовью, наверно, давно уж устал он,
Но мне фантазера такого жалеть не пристало.
Он хитрость на помощь призвал, но и я не проста ведь
И дерзкого быстро на место сумею поставить.
Безумье в речах у него, и безумье во взоре —
Такой и себя и меня навсегда опозорит.
Пускай он не тратит слова, — не дождется уступок.
Железо холодным осталось, ковать его глупо.
Пускай он не стонет напрасно ночною порою,
Он варево долго варил, но оно ведь сырое.
И если утешить его он меня и умолит,
Получит не многое он — только жалость, не боле.
Поймет его тот, кто, как он, закоснел в безрассудстве.
Придется уйти ему прочь и без добрых напутствии.
У этих дверей понапрасну так долго горел он
В своей неестественной страсти, больной и незрелой».
Посланец беседует с возлюбленной
И, выслушав все эти речи, мудрец мой крылатый
Сказал кипарису надменному: «О, как горда ты!
Зачем ты жеманишься так? Он и так ведь измучен.
Давно он любовью к тебе, как веревками, скручен.
Одною любовью живет он, покоя не зная.
Не он в этой страсти виновен — судьба его злая.
Зачем тебе гибель его? Он ведь болен тобою.
Ведь он неспособен бороться с тобой и судьбою.
Ты зимнему ветру подобна, ты даже опасней,
И стоит лишь дунуть тебе, как светильник погаснет.
Он ждет твоих рук и волос, он коснуться их жаждет.
Он ждет тебя каждую ночь, каждый день, вечер каждый.
Я стар, и за мудростью ходят ко мне молодые.
Советами многих спасал до сих пор от беды я.
Любовные раны глубокие быстро лечу я.
Любые недуги любовные хитро врачую.
Немало сердец возвратил я уж тем, кто терял их.
Вливал я уверенность в робких и силы в усталых.
От самой неистовой страсти известно мне средство.
И много влюбленных я спас от позора и бедствии.
Послушай меня, старика, — ты состаришься тоже,
Никто ведь две жизни на свете ни разу не прожил.
Зачем презираешь ты так унижённых и слабых?
Такое презренье сама ты снести не смогла бы.
Сама ты в огонь это сердце толкала усердно,
Не дай же сгореть ему в пламени, будь милосердна.
Оно все равно окружит тебя облаком дыма,
Найдет оно ночью тебя и с постели подымет.
Весною все розы цветут, но шипы у них колки.
Оли тебе руки поранят, дотронься лишь только.
Шипы и у сердца влюбленного тоже бывают.
О них надо помнить тому, кто его убивает.
Того, кто послал меня, ты бы могла осчастливить.
Два слова, два взгляда твоих его могут спасти ведь.
Зачем же с несчастным таким обращаться так строго
И, словно преступника, гнать его прочь от порога.
Во имя любви к тебе отдал он сердце и душу.
Дал клятву помочь я ему — и ее не нарушу.
Но если упорствовать будешь, тогда, негодуя,
И сам от порога его навсегда уведу я.
Скажу, что напрасно стоял он у запертой двери,
Напрасно надеялся он, в доброту твою веря.
Откуда взялось у тебя это злое желанье
Терзать его спесью своею? За что наказанье?
Скажи же хоть слово ему, утоли его жажду.
Открой же ты двери ему хоть на миг, хоть однажды.
Согрей его взглядом своим, возврати его к свету.
Прислушайся к просьбе моей и последуй совету».
И долго тянулась еще между ними беседа.
И долго в том споре орлу не давалась победа.
И много там доводов было и всяких уловок.
На каждое слово ее он отыскивал слово.
Но все ж одолел мой орел осторожного сокола.
Не вынесла спора красавица и приумолкла.
То ль просто устала она, то ль проснулась в ней жалость?
Силок был надежно устроен, и птичка попалась.
Попалась та птица, которой не встречу я равных.
Сказал хорошо Низами о таких своенравных:
«Она нежна. Она еще нежна. Она глядит влюбленными глазами.
Но это ложь. И лгут ее глаза. Другой давно уж сердце ее занял».
И далее: «Ее не упрекай. Не будет толку. Говорить устанешь.
Ее уста — бесценный сердолик, и глупо спорить с этими устами».