Отражение (СИ) - Скорова Екатерина. Страница 19

— Хороша? — шептала, задыхаясь от страсти.

— Да… — отвечал Кеша, целуя меня в шею.

Я повернула голову в сторону зеркала и стала смотреть, как выглядит моё обновленное тело со стороны. В кайме виноградных листьев отразилась юная изящная женщина, выгибавшаяся в судорогах удовольствия под толстым лысым мужиком. Иглы неприязни проткнули сердце. Кеша так нелепо смотрелся на мне. Отражение гипнотизировало презрительным взглядом. Он тебя не достоин — без слов шептали мои губы.

— Извращенка ты моя! — усмехнулся Кеша, поймав мой взгляд на отражении.

Я покраснела и отвернулась, снова погружаясь в его ласки. Хотелось поскорее избавиться от намеков собственного отражения о том, что с Кешей я теперь выглядела негармонично. Вернее он со мной. Я прикусила губу, болью прогоняя мерзкие скользкие мысли. Посмотрела в нежно-голубые глаза любимого. Таких нет ни у кого — насыщенные, со смешливыми искорками в уголках. Сердце снова наполнилось нежностью. Я расслабилась и всё опять стало неважно в его объятьях.

Кеша был прав: после душа я не успела голову уронить на подушку, как на меня набросился сон.

Глава 15

Я оказалась в роскошном саду с пальмами и вьющимися растениями: выложенные керамической мозаикой дорожки, блюдце фонтана с позолоченной статуей девушки, несущей на плече кувшин. В клетках томились дикие звери, провожавшие меня настороженными взглядами. Рыси, леопарды, одинокий каракал — пустынная рысь с черными кисточками на ушах. Семейство бурых медведей с тоскливыми карими глазами. Рыжие лисы сновали около прутьев решетки, наблюдая за серыми куропатками с сизым оперением вокруг горла и фазанами, сновавшими по дорожкам по ту сторону решетки. Будь моя воля, я бы выпустила хищников, но тогда бы птицам пришлось туго.

Неужели опять Нанэ?! Я подошла к фонтану и заглянула в водную гладь. Сначала там отразилось моё собственное лицо, но через секунду оно расплылось, а потом снова слилось воедино. Узкое лицо с высокими скулами, слегка раскосые ядовито зеленые глаза и копна рыжих волнистых волос. Нанэ. Она вернулась, оттесняя моё сознание от участия в происходящем. Осталось наблюдать со стороны, остро и отчетливо чувствуя каждый толчок ее сердца. Глядя в фонтан, она вспоминала тот день, когда ее купили.

Уже прошло около трех недель, а Нанэ до сих пор с содроганием вспоминала душную тюрьму и шатер. По ночам ее мучили кошмары, где она в грязных лохмотьях стояла у позорного столба с заломленными руками, а уродливый толстяк с перекошенным злобой лицом тыкал в нее пальцем.

— Покупаю! — кричал он.

И чья-то угольная тень ползла к ней, чтобы отдать во власть покупателя.

Нанэ вздохнула, по щекам потекли слезы. Тогда, в день покупки, она была настолько слаба и сломлена, что даже хозяин из снов не встретил бы от нее сопротивления. Одна только мысль о том, что чужая грубая рука вцепиться в волосы, схватит за грудь, гадюкой поползет между ног, вызывала отвращение. Плечи содрогались от нахлынувшего негодования.

— Ты опять грустишь? — в сад вошел тот незнакомец, что купил ее.

— Я хвалю Духов за встречу с вами, господин, — Нанэ прижалась лбом к его кисти. От его рук пахло оливковым маслом.

Ее хозяина звали Оронт. И хоть ни сатрапом, ни придворным Царя царей он не был, но Харим и другие работорговцы не зря драли глотки. Бурная молодость удачливого путешественника одарила его славой и известностью. Заморские диковины, преподнесенные в дар правителю — покровительством Дария Великого, а ум и расчетливость приумножили богатства и расширили владения. А где деньги, там власть и уважение.

— Тебе опять снились кошмары? — В его глазах плескалась тревога. Видимо, здоровье Нанэ, в том числе и душевное, беспокоило его не меньше, чем собственное.

— Нет, господин, — соврала она. Хотя мне ее память подсказывала, что только этой ночью она дважды вскакивала с постели в холодном поту. Новый хозяин оказался так добр и внимателен, что она не решалась жаловаться даже на собственные кошмары. Вдруг господин прогневается и отошлет ее прочь?

Его поместье находилось на самой окраине сатрапии Парса. Здесь винокурни, кожевенные, сараи, жилища рабов, скотный двор и другие хозяйственные постройки соседствовали с домом самого Оронта. Более того, снаружи трудно было отличить одно от другого. Коричневые отшлифованные камни, добротные бревна и дощатые крыши. Хозяин не заботился о внешней красоте, его больше заботила устойчивость и долголетие строений. В этом отношении он не делал разницы между загоном для ослов или новой комнатой в доме. Разве что последнее потом украшалось и отделывалось, а первое — оставалось в первозданном виде.

За пределами Парса Оронт владел пахотными угодьями и виноградниками, славящимися на всю державу. В порту стояли корабли, под парусами которых ходили его сыновья. Нанэ видела нескольких из них — высокие статные мужчины, похожие на отца. У одних бороды также покрылись сединою, у других — они и вовсе отсутствовали. Нанэ не укрылась от взоров его сыновей. И хоть они никогда не перечили отцу, во всем держа его руку, но она чувствовала, какие взгляды скользили по ней. Презрительные и насмешливые. Нанэ не понимала — почему, у самого же хозяина спрашивать не осмеливалась. Каждый раз, когда сыновья прибывали к Оронту погостить, она пряталась в своей комнате в садовом домике. И выходила только тогда, когда хозяин сам просил ее об этом.

В поместье существовал и гарем со множеством богато убранных покоев. Но господин сразу оградил Нанэ от склок и зависти наложниц. Он справедливо рассудил, что особое расположение к новенькой не останется без внимания завистливых соперниц. И пусть в своей обители Оронт не позволял наложницам открытые войны, но без обыкновенных женских сплетен и ссор, а то и выдирания волос, даже в его гареме дело не обходилось.

Для себя Нанэ отметила, что новый хозяин был строг, но справедлив и добр. Он содержал наложниц, как жен, и ни от кого не осталось в секрете, что в завещании он подписал вольную для многих преданных слуг, позволял также оставлять в живых всех рождающихся у рабов детей. Также Оронт устраивал праздники, где каждому выдавали по монете и угощению — соразмерно занимаемому положению. Он наказывал рабов, но при этом ограничивался гуманными способами: поркой обычным кожаным кнутом без шипов и узелков, выдирающих кожу с мясом, и отсечением головы. Неудивительно, что рабы искренне любили его, моля о здоровье и благополучии господина всех известных богов.

Вот только к Нанэ другие невольники относились настороженно. Перешептывались и чуть ли не тыкали пальцами вслед. А всё из-за одного противного старика. Она видела его только раз — когда вошла в ворота поместья вместе с Оронтом в день покупки, но и сейчас могла без труда восстановить в памяти его образ. Скособоченный и горбатый, он походил на сморщенный гриб. Непокрытая голова, на которой не осталось ни единого волоса, бритые щеки и длинная заплетенная коса вместо бороды. Прищуренные слепые бельма вместо глаз, раззявленный рот с ниткой слюны, торчащие наружу ноздри. Узловатые тонкие пальцы намертво вцепились в клюку. Хортомонул. Или как его звали местные обители — дедушка Хор. Они уважали и даже боялись его, считая ведуном, которого ахуры не обходят стороной. Даже сам хозяин трепетно относился к нему. В былые годы Оронт не решал ни одного важного дела без благословения Хортомонула. Но теперь вредный старик так одряхлел, что редко выходил из служившей ему жилищем овечьей каморки. От других помещений он отказывался. Впрочем, как и от пищи. Любопытные слуги поговаривали, что он ел из свиных корыт, а то и вовсе обходился водой. Именно поэтому все, кто суетился во дворе и входил в ворота удивились, увидев его иссохшую фигуру.

Оронт сам подошел к дедушке Хору и спросил, что заставило его нарушить уединение. Ответа не расслышал никто, кроме самого хозяина. Но, судя по его глазам, услышанное не пришлось ему по душе. Глаза сузились, брови нахмурились, губы сжались.