Гордый кадетский корпус (СИ) - "Майский День". Страница 11

От стыда горели щёки, но это следовало пережить, сделав лишь отметку на будущее.

— Можно мне войти?

— Да, — прозвучало из-за двери после короткой паузы.

Марилев ступил в комнату Ирре, но задержался возле двери, как бы давая тем понять, что помнит о долге и опасную черту переступать не намерен.

— Часть кадетов уже съехалась, скоро здесь будет многолюдно. Мне придётся иногда заходить к тебе, чтобы мы двое выглядели естественно. Я так думаю, скажем всем, что ты мой младший брат и тебе разрешили учиться здесь под опекой старшего, хотя исполнилось едва четырнадцать.

— Мне и есть четырнадцать, — ответила Ирре.

Марилев невольно взглянул на неё. Утрений свет играл в каштановых косах, обтекал мягкие плечи. Да, девочки раньше мальчиков приобретают приметы взрослости. Он-то думал, что Ирре тоже шестнадцать. Что ж, чем меньше неправды будет в их речах, тем лучше. Они совершили обряд, значит, называя Ирре братом, он ничуть не погрешит против истины. В конце концов, для побратимов женщин специального слова не существовало, так что следовало пользоваться общепринятым.

— Сегодня тебе лучше оставаться в постели, дать повреждениям окончательно затянуться, еду я принесу. Магистр Гаргебрин говорил, что никогда не бывает, чтобы все кадеты собирались в назначенный день, хорошо, если сегодня приедет половина, так что и первые занятия будут ознакомительными. Ты ничего не потеряешь, а в коридорах могут толкнуть, и рана опять откроется.

— Да, ты прав, — сразу согласилась Ирре.

Марилев облегчённо вздохнул, он опасался упрямых возражений. Его собственные сёстры временами бывали совершенно несносны.

— Вот и хорошо, сейчас я сбегаю за завтраком, и мы поедим, а потом пойду в класс. Вечером расскажу тебе всё, чему научился.

Он так и сделал, принёс Ирре еду и даже сам успел перекусить. Строго велев девушке запереть за ним дверь и никого не пускать, отправился на занятия.

В классе уже собралось человек десять, но кадеты лишь озирались, рассаживаться по местам никто не спешил. Радуясь удаче, Марилев занял последнюю парту. Братья сидят вместе — что может быть естественнее, а тут у соучеников будет мало возможности разглядывать младшенького и наталкиваться на нежелательные мысли.

Решительность Марилева и других кадетов подтолкнула к действию. Интересно оказалось наблюдать, как юноши стараются определить сословную принадлежность друг друга и разделиться по рангам. Задача, надо сказать, выпала нелёгкая: иной купеческий сын смотрелся знатнее природного дворянина. Особенно выделялся богатым платьем смуглый юноша, державшийся довольно надменно. Чувствовалось, что он привык быть на виду и встречать почтение у окружающих.

Он, словно в пику проявившему проворство Марилеву, сел впереди и отверг два притязания занять место рядом. Третий кадет получил снисходительный кивок и гордо огляделся, уже поверив в простоте, что ему оказали честь.

Возле Марилева остановился высокий, даже крупный, хотя и рыхлый на вид юноша.

— Можно к тебе?

— Прости, я занял место для брата. Он вчера получил рану и день-два на занятия ходит не будет.

Как и ожидал Марилев, оглядываться на него стали с любопытством. Он и собственные пораненные руки держал на виду. Полезно сразу произвести на кадетов впечатление двух забияк, всегда готовых как сжать кулаки, так и схватиться за меч — тогда никому не придёт в голову искать в одном из мальчиков девичьи черты. Охотно откликаясь на чью-то просьбу, Марилев рассказал историю нападения в тёмном переулке, немного её изменив, не раджи своей славы, а приукрашая доблесть брата.

Ирре всё равно вызовет повышенный интерес кадетов явной молодостью и тщедушностью, так пусть заранее внушает долю почтения. Отвага от ширины плеч напрямую не зависит.

Высокий юноша выслушал небрежное повествование с восторгом. Он выражал симпатию к Марилеву открыто, не пытаясь подладится, видно, что действовал от всей души.

— Ну тогда я здесь устроюсь, — сказал он, усаживаясь по другую сторону прохода. Парты стояли в два ряда. — Меня зовут Хильдеальд.

Странно он выглядел. Для дворянина был слишком рыхл, явно не упражнялся с мечом до пота и звёздочек в глазах, а купеческие дети, привыкнув к расчёту и осторожности, не смотрели на других людей так добродушно и доверчиво. Марилев, впрочем, ничуть не возражал против соседства, парень ему понравился.

— Ты с севера?

— Да! Из Рыбного порта.

— И сам верно весь пропах рыбой, — обронил небрежно смуглый богач.

Он уже начал сколачивать вокруг себя общество почитателей, как люди этого сорта делают везде. Судя по тому, как обращались к нему другие юноши, звали его Рафаль. Ну да: юг и север вечно не ладили между собой. Марилев никогда не вникал в эти разногласия, считая их пустыми. Морские суда везде ходили вольно, а жители приморий все зависели от их удачи.

— Я жил в имении рядом с городом, — кротко произнёс Хильдеальд. Он ничуть не рассердился на подначку.

Упоминание земельных владений снизило насмешливый пыл, гордый Рафаль потерял интерес к соученику. Задевать дворянина, даже малопоместного, было чревато разбирательством, а то и судом.

Марилев отметил про себя, что родового имени Хильдеальд не упомянул, хотя тот же Рафаль поспешил назвать громогласно своё. Оказался он тоже младшим сыном графа, то есть ровней Марилеву, но желания сойтись ближе не возникло. Приветливый Хильдеальд вызывал гораздо большую симпатию. Скорее всего, этот юноша не был сыном воспитавшего его помещика. История рисовалась нередкая, так случалось. Знатные господа пристраивали побочных детей в семьи победнее и попроще собственных, оплачивая содержание и устраивая будущее бастардов, а заодно увеличивая достаток приёмных родителей.

Дальнейшее знакомство пришлось отложить, потому что пришёл магистр Гаргебрин. Занятие началось. Марилев ощутил некий трепет, когда суровый мужчина, облачённый в мантию, окинул цепким взглядом притихших кадетов.

Ещё недавно всё казалось детской игрой, а вот сейчас пойдёт по-настоящему взрослая жизнь, кадеты начнут запоминать то, что в дальнейшем доставит им хлеб, славу и честь. Если осилят все науки, конечно же, а это само по себе дело нелёгкое.

Учитель поставил на стол простую медную чашу, изрядно потемневшую от времени и покрытую едкой зеленью. Есть из такой не рискнул бы даже самый голодный нищий. Кадеты притихли, разглядывая неожиданный предмет. Они-то полагали, что им предложат для начала заклинать мечи и стрелы, никто не ожидал увидеть столовую миску, да ещё в неважном состоянии.

Магистр заговорил. Его глубокий голос заполнил тесное помещение, и стих последний ещё бродивший по рядам шепоток.

— Вы собрались здесь, чтобы изучать военную магию. Война, дети мои, это не только развевающиеся знамёна и блеск оружия победы, не только кровь и грязь поражения, это ещё и будни, каждодневный труд. Хороший полководец сражается умением и бережливостью. Он знает, что воин доблестен, когда сыт и обогрет, а для этого что нам нужно? Огонь!

Магистр Гаргебрин взмахнул рукой, провёл ладонью над чашей, и вспыхнул, поднялся с её дна невысокое стойкое пламя. Марилев смотрел на него заворожено. Он ярко представил себе ночь после проигранного боя, воинов в крови и грязи, холод и почти целиком утраченные обозы. Люди измучены и пали духом, их терзает голод, хлещет беспощадный дождь, отнимая последнее тепло, но полковой маг возжигает огонь и вместе с ним надежду. Тянутся к стойкому языку ладони, в глазах пробуждается вера. Чаша с негасимым пламенем сплотит и подбодрит воинов, даст отдохновение и надежду. Армия придёт в себя и даст новое сражение, и вырвет долгожданную победу из рук неприятеля.

Рядом вздохнул глубоко Хильдеальд, словно феи отпустили в реальный мир из суровой сказки. Марилев увидел его восторженные глаза, и подумал, что обязательно подружится с этим юношей, даже если он побочный сын пирата.

Дальше пошли суровые часы учения. Чтобы легко и просто одним движением возжечь огонь знать и уметь требовалось очень много, но после пережитого просветления Марилев, и без того усердный не в меру, взялся за дело со всей страстью подлинного желания. Он не стеснялся переспрашивать непонятое, записывал на листах названия таинственных веществ и формулы заклинаний, не страшился испачкать пальцы, возясь с тонкими порошками.