Праведники - Борн Сэм. Страница 29

«Спокойно, не паникуй, все будет хорошо. Все будет хорошо!»

— Будь по-твоему.

Он оставил рюкзак в прихожей, бросив его между обувным ящиком и детской коляской. В последний момент достал из него блокнот и сунул себе в карман. Сэнди уже был на лестничной площадке и призывал его поторопиться.

Они быстрым шагом прошли несколько кварталов, отделявших их от синагоги. В том же направлении со всех сторон стекались местные хасиды — по двое, по трое, а то и целыми семьями. Перед зданием располагался небольшой уютный дворик, к дверям вели каменные ступеньки крыльца. На веранде какой-то мужчина торопливо досасывал сигарету.

— Последняя перед Шаббатом, — усмехнувшись, пояснил Сэнди.

«Даже курить нельзя! Куда я попал?»

Наконец они вошли в помещение, и Уилл испытал настоящий шок. Он ожидал увидеть церковь, но перед его глазами предстало скорее что-то прямо противоположное. Помещение напоминало просторный гимнастический зал. В дальнем его конце тянулись высоченные книжные шкафы, перед которыми ровными рядами выстроились школьные парты и скамейки. Все места были заняты, и оттуда доносился мерный гул голосов. Совсем как в школе перед началом урока. За каждой партой, разбившись на пары, друг напротив друга сидели хасиды и о чем-то увлеченно спорили. Каждая пара спорила о своем. И у каждого спорщика была в руках раскрытая книга. При этом хасиды монотонно раскачивались взад-вперед — вне зависимости от того, слушали они в тот момент или говорили. Уилл попытался хоть что-то разобрать в этой какофонии голосов.

Кое-кто говорил по-английски, но большинство — на иврите. Интонации то повышались, то понижались и в точности соответствовали темпу раскачиваний говорившего.

— Что этим хочет сказать нам рабоним [14]? Учение есть высшее наслаждение и высшее посвящение. Но нельзя ограничиваться только учением. Ха-Шему угодно, чтобы мы занимались и другими вещами в жизни, как то: трудились и зарабатывали себе на жизнь. — Интонация говорившего шла по нисходящей, пока не опустилась до своей нижней точки. Следующее предложение было произнесено уже по восходящей. — Отчего Ха-Шему это было бы угодно? Ведь кто, как не он, желает видеть нас мудрыми и знающими? Почему он не хочет, чтобы мы приумножали знания, тратя на это все свое время? — Голос поднялся почти до визга. — А ответ будет таков! — Говоривший важно поднял палец прямо перед носом своего собеседника. — Лишь познав низменное, мы будем способны оценить возвышенное!

Собеседник внимательно слушал и раскачивался в такт своему приятелю. Но теперь, по-видимому, пришла его очередь говорить. Не меняя ритма своих движений, он изрек:

— То есть ты хочешь сказать, что нам не дано будет постичь всю прелесть Торы [15], если мы станем жертвовать на ее изучение все свое время? В этом контексте история Ноя говорит каждому хасиду, что нельзя и неправильно проводить все свои часы в йешиве, а необходимо и правильно посвящать себя и другим занятиям, памятуя о своем долге мужа и отца. Вот поэтому-то цадик [16] далеко не всегда является самым образованным и ученым человеком в округе, порой это простой каменщик или портной… Но именно ему открыта вся прелесть Торы, потому что он познал в своей жизни и другие вещи и приобрел способность — в контрасте с ними — видеть и знать Тору так, как ее не видит и не знает иной ученый. Он познал низменное и смог оценить возвышенное, он долго блуждал во тьме и поэтому смог увидеть свет раньше других!

У Уилла голова шла кругом. Он изо всех сил напрягал слух и внимание, но смысл спора все время ускользая от него. Никогда прежде он не чувствовал себя таким идиотом и никогда прежде не доводилось ему становиться свидетелем столь странной сцены. Может, и в христианской традиции есть нечто подобное? Точнее, было? В глухом Средневековье, в монастырях, где святые братья упражнялись в схоластике?..

— О чем это они? — спросил он у Сэнди. — Что это за книга у них?

— Ну, обычно в йешиве… это что-то вроде духовной семинарии… люди читают и обсуждают Талмуд… Сборник комментариев раввинов, которые трактуют каждое слово Торы. Оформлено это в виде спора: в левом верхнем, углу страницы высказывается одно суждение, а в нижнем правом оно оспаривается. Часто спору об одном слове или даже одном из значений этого слова отводится несколько страниц.

— Боже правый! Выходит, это и есть Талмуд? То, что у них сейчас в руках? — Уилл кивнул в сторону двух спорщиков.

Сэнди, склонив голову, пробежал глазами корешки.

— Нет, у них сейчас в руках комментарии, написанные ребе.

— Вашим ребе?

— Да, нашим ребе.

Комната быстро заполнялась людьми. Уилл однажды бывал в синагоге. Еще в Англии. Был гостем на церемонии бар-мицва [17], которую проходил его школьный приятель. Но тогда все было по-другому. Там было гораздо меньше народу и барабанные перепонки не лопались от шума.

В какой-то момент Уилл обратил внимание на то, что в помещение входили только мужчины. Он видел сотни, если не тысячи черных фетровых шляп и белых рубашек.

— Эй, Сэнди, мы попали на мальчишник? Как в мечети?

Тот лишь поднял палец вверх. Уилл задрал голову и увидел высокий круглый балкон, как в опере. Правда, он был застеклен и Уиллу не было видно, кто там сидел. Он различал лишь движущиеся тени. Выходит, там прятались женщины. Он поймал себя на том, что щурится до рези в глазах, пытаясь различить хоть одно лицо… и увидеть Бет.

Уилл вдруг необычайно остро ощутил себя чужим в этой толпе и понял, насколько сильно он в ней выделяется в своей «штатской» одежде. Не успел он толком этого испугаться, как вдруг послышались хлопки. Сначала это были нестройные аплодисменты, но очень быстро они переросли в ритмичную и оглушительную овацию. Вдобавок вокруг него все запели: «Йеши Ха-Мелех, Йеши Ха-Мелех!»

— Долгая лета царю, — перевел для него Сэнди.

Хасиды совершенно обезумели. Они раскачивались взад-вперед — а кое-кто и подпрыгивал на месте козликом, — аплодировали и изо всех сил топали ногами. Уиллу вдруг вспомнились кадры старой хроники: фанаты встречают в американском аэропорту группу «Битлз», прилетевшую в Новый Свет на гастроли. Только сейчас он стоял в окружении не малолетних девчонок, а взрослых бородатых мужчин… Вдруг один из его соседей, к изумлению Уилла, засунул два пальца в рот и оглушительно свистнул…

Уилл исподволь начал приглядываться к лицам присутствующих. Среди них было много славянских и, разумеется, семитских. В какой-то момент в поле его зрения оказался вьетнамец. Чистопородный вьетнамец, будь Уилл трижды проклят! Он дернул Сэнди за рукав и кивнул на азиата.

— Новообращенный, — объяснил Сэнди, крича Уиллу в самое ухо. — Вообще-то в иудаизме это не поощряется, но ребе не возражает. Он говорит, что новообращенный ничем не хуже урожденного иудея. А то и лучше, ведь он сделал сознательный выбор в пользу иудаизма, а не получил его в качестве подарка по праву рождения. Однажды…

Но эту историю Уилл уже не услышал. Толпа вдруг захватила его, качнулась гигантской волной, и Сэнди в мгновение ока исчез из виду. Все стали смотреть в одну сторону. Некоторые даже подняли на плечи других, и те возбужденно кричали, показывая куда-то. Про «Битлз» Уилл уже не вспоминал.

То, что происходило вокруг, скорее походило на волнения хулиганствующих футбольных фанатов, недовольных очередным решением арбитра. Приподнявшись на цыпочках и вытянув шею, Уилл наконец понял, куда все смотрят.

На трон.

Это был самый настоящий трон. Высоченный стул, накрытый красным бархатом. На фоне окружающей его спартанской обстановки он казался произведением искусства.

— Йеши адонейну морейну в раббейну Мелех Ха-Мошиах лолам ваэд!

Сотни глоток одновременно изрыгнули это таинственное заклинание. Уилл едва не оглох. Оглядевшись по сторонам, он вновь заметил Сэнди. С трудом протиснулся к нему и спросил: