Праведники - Борн Сэм. Страница 67
— А ты хоть раз навещала их?
— Нет. С тех пор я ни разу не переступала границу Краун-Хайтса, даже случайно.
Так вот почему она ничего не знала ни о поп-музыке, ни о научной фантастике, ни о знаменитых блокбастерах. Вот почему она не говорила ни по-французски, ни по-испански, хотя всегда мечтала об этом. Хасиду незачем владеть этими языками. Ему даже английский не особенно нужен. Важно знать лишь иврит и идиш.
Уилл вдруг вспомнил о гастрономических пристрастиях Тиши — китайская готовая еда, жирные свиные отбивные, гамбургеры… Его всегда удивляло то, с какой жадностью она набрасывалась на всю эту так называемую пищу, словно ее из тюрьмы недавно выпустили. Хотя, в сущности, так оно и было…
Он теперь не понаслышке знал о жизни в Краун-Хайтсе и был поражен тем, как сильно Тиша оторвалась от своих истоков. Она носила узкие топики, подчеркивающие всю прелесть ее девичьей груди, ее живот был почти всегда открыт, про колечко на пупке и вообще говорить не стоит… Ему вдруг вспомнилось объявление, которое он прочитал в Краун-Хайтсе:
«Краун-Хайтс процветает под покровительством ребе. Уважение к имени его и ко всему поселению требует от женщин и девушек, живущих здесь или навещающих Краун-Хайтс, неизменно придерживаться правил целомудрия и благочестия, а именно:
не открывать шею ни спереди, ни сзади, ни по бокам;
не открывать руки выше запястий;
не открывать ноги выше голеней (в любых положениях);
не носить платьев с вырезами (даже небольшими).
Женщины и девушки, игнорирующие эти правила с целью привлечь к себе посторонние взгляды, покрывают позором себя и свои семьи. И тем самым демонстрируют, что у них за душой нет ничего, кроме их внешности…»
Трудно себе представить большее неповиновение установленным правилам, чем допустила Тиша. К тому же не надо забывать и о том, что едва ли не главным символом этого неповиновения явился он сам, Уилл.
Хасиды не женятся на людях из внешнего мира и не поддерживают с ними близких отношений. Невозможно представить себе, чтобы девушка из общины хасидов могла иметь любовную связь мало того, что вне уз официального брака, так еще и с не евреем! Однако именно такую связь имела Тиша с Уиллом.
Он вдруг взглянул на свою бывшую подружку другими глазами, Она, бывшая маленькая мать, прилежная ученица хасидской семинарии, будущая примерная супруга правоверного хасида, решилась порвать со всем этим и начать жизнь сначала в том возрасте, когда многие американцы еще считают себя детьми…
— Для меня большая честь быть твоим другом, Това Шайя… — чуть дрогнувшим голосом негромко произнес Уилл.
ГЛАВА 43
Воскресенье, 18:46, Бруклин
Он готов был до ночи расспрашивать Тишу о ее прошлой жизни, его интересовали все новые подробности ее детства и юности, но у них не было на это времени. Им необходимо было как можно скорее попасть в Краун-Хайтс, где был убит Юзеф Ицхак и где в эти часы, возможно, решалась судьба Бет.
Последние сообщения, которые пришли на мобильный Уилла, были отправлены уже после гибели Ицхака. Это могло означать только одно — отправителем был не он, а некто неизвестный. Возможно, тот, кто убил Ицхака. И в любом случае тот, кто продолжал свою игру. Гибель Самака и Юзефа красноречиво свидетельствовала о том, что события вступают в стадию стремительного развития — и такого, которое не могло обрадовать Уилла.
Да еще Тиша с обещанием, что все карты раскроются перед Уиллом уже сегодня. Но сдавать будет не она, а кто-то другой.
— Мне потребуется твоя ванная и кое-какая одежда Бет.
— Конечно, — отозвался Уилл, изо всех сил пытаясь не придавать значения предложению Тиши.
Он отвел ее к платяному шкафу и, чуть помедлив, чтобы собраться с духом, распахнул створки. Его обоняние тут же уловило знакомый до боли запах той, которой не было рядом.
Ему даже почудилось, что он вновь чувствует аромат ее волос. Уилл прерывисто вздохнул и быстро отступил в сторону.
Тиша быстро отыскала в шкафу простую белую блузку, которую Бет надевала лишь на официальные встречи, — с глухим воротником, как раз таким, какой и нужен был сейчас Тише.
«…Уважение к имени его и ко всему поселению требует от женщин и девушек, живущих здесь иди навещающих Краун-Хайтс, неизменно придерживаться правил целомудрия и благочестия…»
Она повернулась к нему:
— Скажи, а у Бет есть какое-нибудь длинное платье или юбка?
Уилл наморщил лоб, вспоминая. Да, у нее была пара таких платьев — в том числе то, которое он купил ей на годовщину их свадьбы, — но все это были современные вечерние наряды, которые Тиша тут же забраковала бы.
— Погоди! — вдруг сказал он. — Дай-ка посмотрю вон в том ящике.
Вновь подойдя к шкафу, Уилл стал шарить в темноте, отчаянно надеясь, что Бет не успела избавиться от той ужасной юбки. Она выглядела на редкость старомодно, доходила почти до пят и была сшита из вельветовой ткани самой унылой буро-зеленой расцветки, какую только можно себе представить. Уилл всегда смеялся над женой, когда та пыталась надеть эту юбку, и называл ее дамой с виолончелью. И действительно, Бег в те минуты удивительно походила на старую деву из оркестра — ей не хватало только седых волос и очков в толстой роговой оправе.
Юбка, к счастью, отыскалась в самом дальнем углу нижнего ящика. Тиша придирчиво осмотрела ее и наконец хмыкнула:
— Ну что ж, в самый раз.
Уилл проводил ее в ванную. Первым делом Тиша избавилась от сережек и колечка в левой ноздре. Потом долго возилась с кольцом в пупке.
— Так, с доспехами покончено, — сказала она, задумчиво разглядывая себя в зеркале. — А теперь предстоит самое трудное.
Она принесла флакончик со специальным шампунем, который купила по дороге. Пустила воду и, наклонившись, подставила под струю горячей воды свои роскошные волосы.
Уилл, стоя на пороге, молча наблюдал за ее манипуляциями. Тиша трижды намылила голову и трижды смыла, прежде чем он понял, что она задумала: стекавшая с ее волос вода стала постепенно окрашиваться в сине-красный цвет. Уилл завороженно смотрел на темные ручейки, сбегавшие по белоснежной керамической поверхности. В ту минуту ему казалось, что Тиша не голову моет, а смывает с себя следы той жизни, какой жила в последние десять лет.
Опомнившись, он торопливо прикрыл дверь в ванную и вернулся на кухню. Что ему тогда сказал ребе? Все решится в ближайшие дни… А они говорили как раз пару дней назад. Стало быть, все решится сегодня. А что, что именно решится? И в чью пользу? Значит ли это, что уже сегодня он вернется сюда вместе с Бет? Или по крайней мере увидит ее?
— Ну, что скажешь?
Он обернулся и чуть не упал. Перед ним стояла совершенно незнакомая женщина. Ее иссиня-черные волосы были забраны на затылке в тугой незамысловатый узел, на ней была длинная, до пят, буро-зеленая юбка и простая белая блузка, поверх которой она надела пиджак — как раз тот, который Бет не любила больше всего и почти не носила. Перед Уиллом стояла уже не Тиша, а Това Шайя Либерман… Женщина, каких много на улицах Краун-Хайтса… Собственно, они там все такие…
Она проследила за его спустившимся к ее ногам взглядом и сказала:
— Я очень рада, что нашла эти ботинки. Слава Всевышнему, они оказались мне как раз впору.
Уилл не узнал этого голоса. Тиша спародировала сейчас произношение, характерное для коренных нью-йоркских хасидов. Хотя, возможно, это была вовсе не пародия. Возможно, она просто вспомнила, как говорила в детстве.
— Слушай, тебя прямо не узнать!
— Да уж. Сама удивляюсь, как ловко это у меня вышло, — ответила ему прежняя Тиша и невесело усмехнулась. — Ну а теперь давай поработаем над тобой!
— В каком это смысле?
— Не думаешь же ты, что Това Шайя может появиться у себя дома в сопровождении такого хлыща? Тебе придется тоже поиграть в маскарад, Уилл. Все как полагается. Черный костюм, белая рубашка и так далее.