По зову полной Луны (СИ) - Ковалёв Максим. Страница 7

— В лазарете. Его ж по башке камнем треснуло.

— А… Судя по нему, ему это ни впервой. Оклемается.

Юлиан смотрел на преобразившегося Хряка. Хряка, к которому давно привык и который ещё вчера был чернее тучи, а сегодня выглядел так, словно ничего не случилось. Лишь в глубине взгляда продолжал таиться горестный осадок. И вот он-то говорил сам за себя… Поражённый изменениями, произошедшими с коротышкой за минувшую ночь, Юлиан поначалу не нашёлся, что ему сказать. Зато Лопух не сплоховал:

— Хряк, ты как? Отошёл маленько?

В его словах хватало не высказанного волнения. Но дружеского участия в них было больше.

— Отошёл. — Голос стражника почти не дрогнул. — Ничего ведь не поделаешь. Пусть Ворчун упокоится на Небесах с миром, а мы тут ещё повоюем и за себя, и за него. Только в следующий раз, как какая деревяшка к Стене подойдёт, первая стрела моя! Всажу этой твари прямо в глаз — за Ворчуна.

А я бы так смог? — размышлял с какой-то отстранённостью Юлиан. Если бы тогда не Ворчун, которого я путём и не знал, а Лопух под удар попал. Если бы сейчас передо мной стояли Хряк и этот самый Ворчун по имени Серхо, и спрашивали: «Ты как, приятель, отошёл?», а Лопух весь изломанный лежал, укрытый с головой под белой простынёй. Вот если бы так было, а не иначе, что бы я им ответил?… Не знаю и даже думать о том не хочу. А Хряк молодчина. Не сломался мужик, не сорвался. Ночь помучился и всё. Что случилось, то случилось. Времени назад не воротишь, а жить дальше как-то надо… Я бы так не смог. И что они ржут?

— Угу, а рожу кто разукрасил? Добрый дядя?

— Не поверишь! — заявил Хряк на несомненно провокационный вопрос. — Оступился, упал и прямо об какой-то забор всей харей и приложился! Главное, ничего сперва не почувствовал. Только средь ночи очухался, лицо горит, куртку вон порвал. А так вроде цел.

— И как спалось?

— Ты сам как-нибудь попробуй поваляться ночку в сырой канаве, тогда узнаешь, что это за непередаваемое удовольствие. Замёрз как чёрт! Хорошо с собой бутылка винища откуда-то была, ей и отогревался. А чуть рассвело, сразу сюда. У ворот пускать не хотели, но я прорвался!

— Красавец! — Лопух от души хлопнул коротышку по плечу.

— Да уж, хоть сейчас на бал, — поддержал его Юлиан. И звучно чихнул. Ооо, вчерашнее вымокание возымело последствия.

— Будь здоров, не болей. А насчёт бала, коль позовут — сразу кричите! Я же пока пойду, помоюсь. Чешется всё страсть, и воняет как от… — Хряк издал носом характерный звук, вызвав в казарме приступ хохота. Поднявшись с измятого одеяла и оставив на нём мокрое пятно, он направился обратно на улицу, где уже набирала обороты утренняя суета.

— Ну и шут! — донеслось с ближней к двери койки.

— Ты, Сопля, к нему не лезь. Ему тяжелее всех нас пришлось — он друга потерял. Понял? — Лопух был не прочь почесать кулаки.

— Понял. Чего тут не понять. — Названный Соплёй поспешил отделаться от опасного собеседника и повернулся на другой бок. Когда этого доходящего хмыря захомутала — на кой только? — одна местная вдовушка, годящаяся ему в матери, и тот съехал жить к ней, никто в казарме об этом не сожалел ни минуты.

Остальные собравшиеся послушать о приключениях Хряка, зевая, разбредались по своим местам, одеваться-заправляться. Всё равно, спать уже не ляжешь, до подъёма осталось всего ничего.

Сегодня у них должен был быть выходной. Долгожданный и всеми любимый. С уймой свободного времени, чтобы в своё удовольствие прогуляться по неказистым улочкам Бермонда, может заглянуть в торговые лавки и, никуда не спеша, пошвырять кости в «Берлоге», надеясь выиграть бесплатную выпивку.

Но Догвиль решил иначе.

Не успели они ещё толком отойти от случившегося погрома, как сотник завалился в казарму и объявил, что вместо положенных двух выходных дней у них будет один сегодняшний (который, считай, уже наполовину прошёл, да и какой отдых в такой-то день), а завтра их десяток отправлялся на Стену для проведения ремонтных работ. Увильнуть от столь почётной миссии могли лишь попавшие в лазарет раненные и лежащие в городской церквушке под злосчастными белыми простынями.

— Потрудиться на общее благо каждому из вас пойдёт только на пользу, — провозгласил он. — И я лично прослежу, чтобы с вашей стороны всё было сделано с искренним усердием.

Стоило Догвилю удалиться, как Лопух с привлечением самых ёмких из известных ему оборотов высказал, что лично он думает по этому поводу. Слова его нашли горячую поддержку. Из их ставшего неполным десятка безучастным тогда остался один Хряк.

4

К утру тучи разошлись, и слякоть на земле подсохла, так что день обещал выдаться вполне солнечным, словно лето всё же решило напоследок побаловать их хорошей погодой.

Человек двадцать «добровольцев» из числа солдат с нанятыми в Бермонде строителями подобно муравьям копошились у основания и на самой Великой Стене. Одни таскали носилки, другие мешали крепёжный раствор, третьи возводили с обеих сторон Стены грубые строительные леса. И над всей этой кипучей деятельностью разносился успевший охрипнуть голос Догвиля, отчитывающий каждого направо и налево за намеренную медлительность и криворукую нерасторопность.

Напарники попали в группу, отряженную работать за Стену.

— А ведь мы с тобой сейчас за границей, — сказал Юлиан, уложив очередной мешок с сухой смесью из извести и глины в уже немалую их кучу и беря заслуженный отдых.

Мешки эти им насыпали в одном из крепостных складов, после чего они пёрли их через весь внутренний двор и дальше через узкий проход внизу северо-восточной башни, бывший единственным выходом с той на эту сторону. До последнего времени им пользовались лишь Совы, отправляясь на свои разведывательные прогулки в Пустоземелье. Умаялись носильщики изрядно, ведь до мешков им пришлось таскать ещё и вёдра с водой.

Что бы там ни кричал Догвиль, работа спорилась. Отовсюду доносился стук топоров и молотков. Наверх с помощью подвесных лебёдок поднимались бадьи с крепёжной смесью. В воздухе витало облако каменной пыли, от которой постоянно першило в носу.

— Чего говоришь? — переспросил Лопух, утирая со лба пот и сплёвывая хрустящий на зубах песок.

— Говорю, за границей мы с тобой стоим. Шагов на двадцать, но уже вне пределов Империи. Понял теперь?

— А… Ну и что? Нашёл чему радоваться.

— Ты, Лопуша, когда последний раз за границей был? И когда ещё будешь? Так что, чувствуй момент! — Белокурый стражник принялся потягиваться, разминая уставшие мышцы. — Эх, денёк просто прелесть!

— Никогда не бывал за этой границей и быть не собирался, — не разделил его восторга Лопух. — Заляпать бы тут всё поскорее. А то снова какой-нибудь древень явится, нам же его и встретить нечем. Если только кирками да лопатами. Вот веселуха будет!

— Нет, отныне всё строго. Ни одному великану к нам впредь незамеченным не подкрасться. Разведчикам, похоже, такой нагоняй вставили, раз им той же ночью пришлось в пустоши уйти, что они теперь из рейдов не вылезут, пока не выяснят, что там стряслось, если напавший на Стену великан совсем обезумел.

Юлиан пригляделся к чему-то наверху Стены, потом махнул на тот участок, где она примыкала к угловой башне крепости. Там тоже велись работы — уже были разобраны два крайних зубца и часть бруствера, теперь на их месте настилался деревянный помост.

— В дополнение к катапультам на башнях ещё вон стреломёты ставить собираются, как я слышал, — пояснил он. — Дескать, с их помощью мы враз отучим громил соваться, куда не следует.

— Стреломёты — это хорошо. — Проследив за его рукой, согласился приятель.

Трещину в Стене засыпали щебнем и заливали раствором. Разрушенную же часть галереи должны были выкладывать заново. Строители прилагали всё своё умение, дабы вернуть одному из знаменитейших строений Империи его исконный облик. Великая Стена кроме своих прямых военно-оборонительных функций имела ещё и историческую ценность, на чём Догвиль особо заострил их внимание, давая вводный инструктаж.