Слезы (СИ) - Шматченко Мария. Страница 3

«Хорошо, что жара нет» — подумала леди и, отойдя от него, села в кресло. Что же ждёт их дальше?

Глава 3. Первый шаг к сближению

Лишь на рассвете Адриан пришёл в сознание… И был почти в шоке, обнаружив себя в кровати (за всю свою жизнь он ни разу не лежал на кровати — только на полу в соломе) в незнакомой комнате (в господские спальни, естественно, никогда не заходил).

— Где я?

— Лежи-лежи. Тебе нельзя вставать… — ответила ему Констанция, и раненому показалось, что ослышался, даже подумал, что это кому-то другому, потому что голос прозвучал очень нежно и ласково.

— Что… что случилось? — робко-робко спросил он.

Она не знала, как себя вести. «Смотреть спокойно я на него теперь не смогу» — вспомнились ей её же слова, сказанные накануне. И они оказались пророческими… Слёзный комок застрял в горле… И жалость к новоявленному пасынку, и обида на мужа…. Внутри неё смешалось столько противоречивых чувств, но она должна была взять себя в руки. Эйлин и Геральдина являлись родными дочерями её родных сестёр, а Адриан приходился родным сыном её мужу. Получается, в их маленькой, личной семье с Джеральдом Адриан был для них роднее приёмных дочерей, ведь одному из супругов приходился кровным чадом? Нет, нет, нет, Конни ничего не понимала! Леди тут же отогнала от себя все эти ненужные размышления… И потом после долгого молчания женщина ответила раненому, новоявленному пасынку:

— Неважно… Всё в прошлом… — она встала с кресла и подошла к нему. — Тебе удобно лежать? Ничего не болит?

— Спасибо… Всё хорошо… Но… но… это неправильно… Мне тут не место. Мне надо немедленно уходить отсюда…

— Лежи, не двигайся. Будет больно. Тебе нельзя вставать! — быстро выпалила леди.

— Но я же… — начал было он.

— Забудь об этом, — оборвала его хозяйка первой фразой, что пришла ей в голову.

Бедный Адриан! Он ничего не понимал! Стараясь вспомнить, что произошло, ему наконец это удалось. Там были какой-то господин и прекрасная мисс Эйлин… Госпожа Эйлин! Да… Разъярённый гость хозяев хотел в порыве ревности убить свою любимую… Адриан заслонил её…. В какой момент это произошло, он и сам не знал, ведь был не в том состоянии, чтобы что-то соображать, но каким-то чудом в его голове мелькнула мысль, что Эйлин в опасности. И он загородил её… Потом всё погрузилось во тьму для него. Только зачем они его сюда принесли, сюда, в господскую комнату? Ему тут явно не место! Но раз хозяйка говорит лежать… А ему было жутко стыдно и неловко. Юноша дал себе слово при первой же возможности убежать отсюда. Он чувствовал, что делает что-то не так, что «провиняется» тем, что лежит на кровати, а ни на полу, где ему, рабу, самое место, где ему положено спать. Его ведь за это наверняка потом и накажут.

Увидев, что пасынок больше не пытается встать, Констанция на миг успокоилась. Но что же дальше? Как себя вести? «Что же мне делать?» — думала женщина и не находила ответа, от чего впадала в отчаяние. Но ей всё равно было легче, чем ему, хотя не догадывалась об этом. Она-то знала, что Адриан — уже почти не раб (хотя вольную пока не дали), что больше никто никогда-никогда не будет обращаться с ним, как прежде (и пусть Джеральд только попробует — Конни ему покажет!)… А он-то этого не знал, и всё ему было подозрительно, и, не доверяя им, уже мысленно рисовал картины, как его накажут за то, что произошло…

Лучи утреннего солнца попадали сквозь щели между гардинами и оставляли блики на паркете. За окном щебетали птицы. Безмятежность на улице и напряжённость за стенами дома… В комнате тикали часы как будто бы в такт сердца, словно бы отсчитывая шаги на неведомых тропинках судьбы и не оставляя шанса всё исправить. Что же будет дальше? Почему им столько пришлось вытерпеть…? Много лет назад коридоры, комнаты и залы этого дома наполнялись музыкой рояля, когда на нём играл ныне покойный сэр Гарольд… Но почему Констанция вдруг вспомнила о нём? Эта ненависть Джеральда к своему отцу…. Как бы теперь она не передалась и Адриану.

Леди глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Под предлогом проверить температуру женщина дотронулась до лба юноши (на самом деле просто не знала, как себя вести), а потом под тем же предлогом взяла за руку и обнаружила, что он дрожит.

— Да не бойся ты! — рассмеялась она и даже почему-то умилилась, от чего неожиданно спало напряжение. — Я же говорю, что всё будет хорошо, а ты мне не веришь!

По его красивому лицу соскользнула улыбка. Но, наверное, женщина слишком многого хотела от того, кто всю свою жизнь провёл в рабском положении. Вряд ли он мог так быстро поверить в такое чудо, что к нему, к «собственности», у которой прав меньше, чем у крысы, вдруг отнеслись с таким добром просто так…

«Сказать ему, что ли, всё прямо? — промелькнула у Конни мысль. — И опять всё за Джеральда должна делать я?! Я заставила принять решение, поступить по-человечески, по-христиански, я пошла за врачом, я ждала, пока он очнётся… Нет, уж! Пусть хоть признается сам! Джеральд, ты тряпка!».

Тут до неё дошло, что она до сих пор держит юношу за руку и опустила её. В душу опять нахлынуло волнение. «Бедняжка, — подумала Конни. — Сколько ему пришлось вынести! Конечно, ему сейчас тяжело. Он один… Наверное, думает, что что-то замышляем против него, что не достоин на кровати-то лежать, не то, что слышать доброе слово! Я обещала Джеральду постараться полюбить его, как сына. Что бы я делала, если бы Адриан был моим сыном? Что бы я сказала ему? Как повела бы себя?».

Констанция неуверенно и робко, будто бы рабыней была она, дотронулась до его волос. Он вздрогнул. «Как шуганная собака» — мелькнуло у неё. Женщина погладила его по голове и ласково сказала:

— Радость моя, что бы ни случилось, верь мне. Знаю, учитывая всё, что было раньше, тебе будет сложно это сделать, но прошу тебя, постарайся, прошу ни как госпожа, а как… как, — она хотела сказать «мать», но ей показалось это сейчас неуместным, — очень близкий тебе человек. И прости, если сможешь… Все мы стали жертвами жестоких обстоятельств и… жестокого времени. Пожалуйста, поговори со мной… Как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит?

— Нет… Вы очень добры… Спасибо…

Адриан хотел быть немногословным и благодарным за всё, боясь рассердить свою хозяйку.

— Солнышко, когда ты поправишься, мы отправимся в небольшое путешествие, — мягко сообщала она, ласково играя с его волосами. — Ты когда-нибудь хотел уехать?

— Я никогда не думал об этом.

— Раны быстро заживут, ведь ты такой молодой. Если, конечно, не будешь делать глупостей, пытаясь встать с кровати, — тут на миг её рука остановилась, потому что Констанция засомневалась, нужно ли было говорить последнюю фразу, но, решив, что вредно не будет предупредить, продолжила играть с его волосами. — И потом сразу же, как ты выздоровеешь, мы уедим отсюда в какое-нибудь красивое место. Джеральд хочет в горы, а я — на море. Лапа, ты любишь море?

— Наверное, хотя я его никогда не видел. Но папа рассказывал, что оно очень красивое. Ему довелось там побывать, когда его брал туда хозяин. Ещё сэр Гарольд.

«Папа тебе ещё не то расскажет!» — подумала Констанция и чуть не засмеялась, мысленно подшучивая над Джеральдом, хотя юноша, не зная настоящего отца, имел в виду Даррена.

— Ну, вот, нас уже двое против па… — она чуть не сказала «папы», но вовремя спохватилась, — паршивых гор! — хотя Конни не считала горы паршивыми, просто это было первым словом, которое пришло ей в голову. — И мы будем с тобой гулять по берегу моря… Да, лапа? — и она обняла его за плечо и чуть прижала к себе, как ребёнка.

Такой вопрос его очень удивил. Тем более это «лапа»… Разумеется, что скажет хозяйка рабу, то он и будет делать…

— Конечно, как вы прикажете…

«Смогу ли я тебя когда-нибудь от этого отучить?» — подумала Констанция. Взять на воспитание уже взрослого человека, который, плюс ко всему, прожил свою жизнь в рабстве — это не то, что сложно, а немыслимо! Вот бы удивились её подружки!