Последние километры (Роман) - Дмитерко Любомир. Страница 41

Разговаривая с надоедливым эскулапом, который так старательно обрисовывал его старческую немощность, Черчилль следил глазами за Мери Менсфилд и искренне пожалел, что никакого Мефистофеля не существует. Есть только старость… И смерть.

Оборвал разговор очередным обещанием непременно выполнять все предписания врачей.

— Итак, мисс…

Менсфилд застыла в ожидании. Он диктовал неторопливо, то усаживаясь за огромный стол, то расхаживая по мягкому персидскому ковру.

«Его превосходительству Франклину-Делано Рузвельту, президенту Соединенных Штатов Америки.

Сэр!

Ничто не произведет такого психологического влияния и не вызовет такого отчаяния среди всех немецких сил сопротивления, как падение Берлина. Для немецкого народа это будет убедительнейшим признаком поражения. С другой стороны, если дать возможность Берлину, лежащему в развалинах, выдержать осаду русских, то следует учесть, что до тех пор, пока там развевается немецкий флаг, Берлин будет вдохновлять сопротивление всех немцев с оружием…»

Черчилль взвешивал каждое слово. Во-первых, рождается важный исторический документ, который он опубликует в своих мемуарах, в этом духовном завещании потомкам. Во-вторых, хотя Рузвельт мудрый и дальновидный политик, все равно, там, за океаном, он не очень отчетливо представляет себе всю опасность победного марша большевистских армий. И слишком симпатизирует большевикам, учитывая понесенные ими жертвы.

Перед британским премьером предстает продолговатое лицо седого человека, навсегда прикованного параличом к креслу коляски. Умные карие глаза, большие руки с длинными пальцами, которые всегда жестикулируют. Вспоминаются многочисленные встречи, беседы, споры. Черчилль дымит сигарой, размышляет. И вдруг, взглянув на стенографистку, находит ответ на вопрос, не дававший ему покоя: кого напоминает ему эта девушка.

…Линейный корабль «Принц Уэлльский» тайно отплыл под покровом ночи от пирса Скапа-Флоу. Впереди Атлантический океан, кишащий немецкими подводными лодками. Длинный путь до Пласенша-Бей на Ньюфаундленде, где должна произойти встреча премьер-министра Великобритании с президентом США. Британского премьера сопровождали: генерал-майор Чани, генерал Ли и еще несколько советников. Медленно протекают дни вынужденного досуга. Энергичный капитан линкора Лийч делает все возможное, чтобы развеселить высоких гостей. Одно из средств — просмотр новых кинофильмов, которыми он запасся в Лондоне.

— Мисс Менсфилд, вы видели фильм «Леди Гамильтон» с Вивьен Ли в главной роли?

— Конечно, сэр. Чудесный фильм. Я смотрела его четыре раза.

— А я — пять. Честное слово. Вам нравится?

— Да, сэр.

— Вы очень похожи на нее.

— Благодарю, сэр. Мне об этом уже говорили.

— Вот как. И поэтому вы смотрели эту ленту несколько раз?

— Нет, сэр. Мне нравится Лоуренс Оливье, играющий адмирала Нельсона.

Сэр Уинстон замолк надолго. Перед его взором проходили кадры фильма, глубоко тронувшего его. Вивьен Ли… Как она играет, боже милосердный! Однако впечатление могло усилить и то, что он давно не видел кино, не был в театре, не слушал музыки. Ничего, кроме сигналов тревоги, воя бомб, грохота взрывов. Работа, работа, работа… И вдруг в океане бездна свободного времени! Лишь мысли, неотступные мысли путешествовали с ним. Тяжелые мысли. Это был не апрель сорок пятого, а август сорок первого…

Линкор «Принц Уэлльский» — гордость Британского королевского флота — теперь уже не существует. Навеки исчез в бездне Тихого океана вместе с моряками и их капитаном. Прямое попадание торпед, сброшенных японскими самолетами. Могучий корабль раскололся надвое.

— Так на чем мы остановились, мисс Менсфилд?

— «Всех немцев с оружием…»

— Благодарю. Пишем дальше: кроме того, существует еще один аспект, который вам и мне следовало бы рассмотреть. Русские армии, бесспорно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о своем вкладе в нашу общую победу…

Заметив удивление в искренних, зеленоватых, как морская вода, глазах стенографистки, раздраженно сказала:

— В святом писании, мисс Менсфилд, есть важное мудрое изречение: «Оберегай правду путем неправды». Вы согласны с этим?

— Да, сэр. Простите, сэр. Прошу, сэр.

— …И не сможет ли это привести к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем?

Он снова остановился. Другая картина возникла перед глазами: берег Черного моря, Крым, Ялта, Ливадийский дворец. Джозеф Сталин — резкий, прямой и беспощадный, придирчивый к каждому слову. Когда он, Черчилль, поставил вполне логичный вопрос: что будет с голодной Германией после войны, — ведь если хочешь ехать на коне, должен кормить его овсом и сеном, — Сталин сделал первый выпад: прежде всего конь не должен брыкаться. Когда же он, Черчилль, заявил: если вместо коня употребить — точно так же для метафоры — автомобиль, то для пользования им необходимо иметь бензин. Сталин резко ответил: «Аналогии нет. Немцы не машины, а люди». А какой бой дал дядя Джо в вопросе репараций по проблемам послевоенной Польши! По сути, им с Рузвельтом пришлось капитулировать. Точно так же и в вопросе Объединенных Наций, когда Сталин отклонил ряд кандидатур, предложенных союзниками, а вместо этого добился права на подписание Декларации ООН Украинской и Белорусской республиками. А ведь тогда советские войска только-только приближались к Кенигсбергу!

— Диктую, мисс. Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в случае, если Берлин окажется в пределах нашей достижимости, мы, бесспорно, должны его взять.

Черчилль сделал еще одну паузу, пристально всматриваясь в лицо стенографистки. Миловидное личико, черт возьми! Проклятый Гете, хотя и немец, а в одном «Фаусте» сказал о трагизме старости больше, чем велеречивый Шекспир во множестве трагедий.

— Итак, мисс Менсфилд?

— «Бесспорно, должны его взять».

— Так. Именно так. Это, пожалуй, разумно и с военной точки зрения.

Задумался: стоит ли добавить к посланию несколько фраз интимного характера? Хотя бы о том, что по материнской линии он прямой потомок деда-американца, лейтенанта армии Джорджа Вашингтона, и всю жизнь чувствует себя причастным к молодой американской нации. Нет, не следует. Кажется, он уже говорил об этом президенту в Ньюфаундленде или в другой раз, когда отдыхал во Флориде.

— Благодарю, мисс. Зашифруйте и…

Снова вспыхнула контрольная лампочка, зазвонил телефон.

Черчилль сам взял трубку. Звонил начальник генерального штаба сухопутных войск фельдмаршал Брук. Он доложил об успешных действиях советских войск по ликвидации немецкой танковой группировки в Померании и о сосредоточении огромных сил Советской Армии на берлинском направлении.

Закончив разговор с фельдмаршалом, премьер-министр велел стенографистке:

— Еще маленькую телеграмму, мисс Менсфилд.

— Слушаю, сэр.

— Европейский фронт. Ставка главнокомандующего. Фельдмаршалу Монтгомери. Предлагаю тщательно собирать немецкое трофейное оружие и складывать в соответствующих местах, чтобы легко можно было снова раздать его немецким солдатам, с которыми, возможно, придется сотрудничать, если советское наступление будет продолжаться дальше. Записали?

— Да, сэр.

— Плохие новости, мисс Менсфилд.

— Лондон торжествует, сэр. Скоро конец войне.

«В чью пользу будет этот конец? — думал лорд Черчилль. — Трудновато будет нам с Рузвельтом за круглым столом переговоров после такого триумфа красных. Но я не отступлю уже ни на дюйм!»

Дальновидный политик и дипломат Черчилль даже в мыслях не допускал, что на следующей встрече «большой тройки» он будет играть второстепенную роль, а Рузвельта и вовсе уже не будет в живых. Он не мог предположить, что Англию будет представлять лидер лейбористов Клемент Эттли, а Америку — Гарри Трумэн.

Однако сегодня Черчилль держал власть в своих руках, знал ей цену, упивался ею.