Последние километры (Роман) - Дмитерко Любомир. Страница 43

— Hex жие совет зольдатен! Гитлер капут!

Выпил, закашлялся и пошел прочь, вытирая губы рукавом старенького, замусоленного пиджака. Долго торчал у входной двери. Да и что он должен был делать? С другой половины дома, сквозь немытые стекла окон боязливо выглядывала его семья. Кажется, одни лишь женщины. Никто из них не решался выйти из дому. А коровы ревели…

— Что же будет, Настя?

— Ничего, братик. Писать буду.

«Куда? В Озерки? По школьному адресу? Село, конечно, восстановят. И новую школу построят. Да уже никогда, наверное, не будет вести уроков в этой школе учитель математики Иван Березовский…»

Он и сам не знал, что будет делать после войны. Зачем думать об этом, когда война еще не закончилась? Настя уловила его настроение, придвинулась к нему поближе:

— Не горюй, Иванко, не пропаду. У родителей Гуго — свой цветник. Небольшой, но прибыльный.

«И все уже она знает! Это его слова, его влияние. Вот этого белобрового гусака!»

Однако пора. В соседнем селе его ждет маленький, быстрый, как ртуть, командарм.

— Прощай, сестра!

— Сейчас, братик! Минуточку!

Оторвала кусочек обоев. Гуго Граафланд нацарапал несколько слов корявым крестьянским почерком.

— Вот тебе, Ваня, наш адрес.

Взял эту бумажечку, сложил вчетверо и почувствовал, как впервые за все эти годы у него — стреляного-перестреляного пехотинца, мятого-перемятого танкиста, выступили слезы на глазах…

Потом стоял на шоссе, будто слепой и глухой.

Развернул бумажечку. Корявые буквы, голландские слова. Снова свернул, спрятал в планшет. Если останется в живых, напишет. Обо всем. Одна она у него. Одна-единственная.

Вдруг вспомнил, что так и не решился спросить еще об одной близкой душе.

— Сашко!

— Слушаю, товарищ комбриг!

— Вернись-ка ты на свадьбу. Расспроси у Оксаны или же у самой Насти… — он немного замялся, — что случилось с их ровесницей Валентиной Шевчук. Ясно?

— Ясно, товарищ комбриг.

А шоссе гремит. Танки, самоходки, «катюши», понтоны, грузовики. И все в одном направлении: на северо-запад. Вдали, на горизонте, синеет лес. Туда! Там начинаются Бранденбургские лесные массивы. Там Бранденбургские озера. А за ними — Берлин!

Возвращается виллис, на нем трое. Настя! Она обрадовалась возможности еще раз увидеть брата. Хотя везла ему невеселую весть.

…Валю схватили вместе с Настей и Оксаной. Тряслись в запломбированном вагоне. Все утратили надежду на побег, только Валя верила. Она ни за что не могла смириться с рабством. Все ждала случая для побега.

Случилось это тут, на полустанке Шулленбург. На какой-то узловой станции их вагон отцепили от общего состава и пригнали сюда. Было холодное осеннее утро, моросил дождь.

— Мы молча выходили из вагона по шаткой доске, одна за другой. Отклоняться в сторону запрещено. Разговаривать — тоже. Вдруг услышали: «Девчата, прощайте!» Валя Шевчук выскочила из шеренги и побежала. Вслепую, наугад. Охрана не торопилась. И только после того, как Валя отбежала на сотню шагов, хлипкий обер-ефрейтор вскинул автомат и выпустил очередь. Стрелял вверх. Валя изо всех сил мчалась по мокрому, вспаханному полю, перепрыгивая через ямы и купы ботвы. «Гуля-ля!» — кричал обер-ефрейтор и строчил из автомата в серое, хмурое небо. Валюшка тем временем бежала все дальше и дальше, и в наших сердцах уже закралась надежда на ее спасение. Но почему же хохочут охранники? Через миг все выяснилось: они спустили с поводков овчарок. Специально натренированные собаки сбили Валю с ног и…

Виллис повез назад родную и чужую, близкую и бесконечно далекую Анастасию Граафланд, а ее брат, Иван Березовский, не мог прийти в себя. Снова все перевернулось в его душе, все умерло, погибло, кроме одного: мстить! Мстить подлым выродкам, которые затравили волкодавами красу, юность, живой пытливый ум…

Колонна пленных двигалась на него зловещим привидением. Вот они! Вот!.. Кто докажет, что это не те, которые спускали на девичью красоту голодных собак?!

Стрелять их, стрелять! Хотел лишь предупредить конвоиров, чтобы не мешали, чтобы не попал случайно кто-нибудь из них под пулю.

Но конвоиров не было. Ни спереди, ни сзади, ни с боков. Пленные шли сами. Четким, маршевым шагом. Вел их плюгавый обер-ефрейтор. В руках он держал какую-то бумажечку, видимо, адрес ближайшего пункта сбора, куда им приказано явиться. Никто не сбился с шага, никто не убегал, не искал укрытия в окрестных лесах и селах, на родной земле. Мертвецы… Колонна мертвецов.

Часть четвертая

БЕРЛИН

Генерал-лейтенант Нечипоренко разговаривал по телефону с «Первым».

Комната в школьном помещении казарменного типа была сплошь завалена картами, пачками бумаг: штаб армии только что прибыл сюда и не собирался здесь задерживаться. Впереди Берлин…

— Да, впереди Берлин. Понимаю, товарищ «Первый». Учту…

Командарм положил трубку ВЧ, посидел некоторое время неподвижно, осмысливая услышанное. Затем встал, неторопливо прошелся по комнате, на миг задержался у окна, за которым раскинулся густой кленовый парк, обошел вокруг стола, снова выглянул в окно и только после этого сказал:

— Последние строгие инструкции, напутствия и указания. Что я могу поделать. Ведь впереди — действительно Берлин. И бойцы ждут его как высочайшей награды. Последняя возможность воздать врагу за все, что он творил эти четыре года, — за муки и надругательства, зверства и разрушения. Разве можно заковать их в путы абстрактной морали? Нет, нет, нет! Око за око, кровь за кровь! Вы согласны со мной?

Иван Гаврилович потупился.

— Сложный вопрос.

— А на мой взгляд, яснее ясного. Это мы создаем сложность. Мы! — снова прибег он к излюбленной манере подчеркивать местоимения. — А тем временем все довольно просто: либо мы уничтожим зло в корне, либо через десять лет повторится то же самое. Вы их передачи слушаете?

— Изредка.

— Вот, полюбуйтесь.

Включил элегантный трофейный «Филиппс». Сквозь шум и трескотню полились звуки бравурной музыки. Недолго пришлось вращать регулятор волн, чтобы поймать голос Геббельса, который выступал в эти дни очень часто. Его выступление было адресовано немецким солдатам. Переводил Нечипоренко, чуточку даже бравируя хорошим знанием языка противника. Рейхсминистр похвалялся, что реактивные истребители МЕ-262, недавно взятые на вооружение, превосходят скоростью и маневренностью все до сих пор известные самолеты мира. Они уже нанесли ощутимые удары по англо-американской и большевистской авиации. Теперь, после смерти президента Рузвельта…

Командарм и комбриг удивленно переглянулись.

…крах беспринципной коалиции неизбежен!

Геббельс перешел к трафаретным заверениям о секретном оружии расплаты фергелтунгваффе. Он призывал солдат во что бы то ни стало отстоять рубежи на подступах к имперской столице. Нечипоренко выключил приемник.

— Неприятный сюрприз накануне нашего наступления, — он имел в виду новость о Рузвельте.

— А не вранье?

— Я был в войсках, последней сводки не видел. Сейчас проверим. — Снял трубку. — «Девятого»!

Через несколько минут в трубке послышалось:

— «Девятый» на проводе.

— Андрей Викторович, — начал командующий и тотчас же умолк. Одобрительно кивнул головой. — Очень хорошо. — Положил трубку, пояснил: — Идет сюда.

Неприятная весть глубоко обеспокоила обоих.

— Если это даже пропагандистский трюк, то и он произведет серьезное впечатление на немецких солдат. Оружие расплаты — понятие привычное, о нем слыхали не раз. Реактивные «мессеры» летают уже почти месяц, а заметного перелома нет. Так вот вам новый козырь! Но если это правда…