На орловском направлении. Отыгрыш (СИ) - Воронков Александр Владимирович. Страница 66

Снаряды немецкой полевой пушки невелики и не слишком мощны: чуть больше семи с половиною сантиметров калибр. Однако неплохие германские взрыватели и пикриновая начинка дают при попадании в цель вполне приличный взрыв. Конечно, бетонному колпаку дота или стальной броне «Клима Ворошилова» эти снаряды не слишком опасны, но вот с пехотой они могут сделать такое, что подумать противно! А пушек таких у германцев много: целый дивизион!

Старший лейтенант Казаков от немцев ничего хорошего и не ждал. А когда примерно прикинул на глаз численность наступающего противника и количество арт- и бронеединиц, во рту стало кисло — не со страху, от досады. Что уйти не удастся — это яснее ясного. Так и повоевать толком — ну никак. Задёшево ты свою жизнь продаешь, военком! Хоть бы одного гада с собой забрать, хоть бы одного…

Успел — двух. Но так об этом и не узнал.

Ожесточенно, вперебой загремели полевые пушки немцев. Черно-оранжевыми злыми цветами распустились между небом и землёй разрывы, осыпая все вокруг раскалёнными семенами осколков. Кое-где в траншеях искорками чиркали ответные вспышки винтовочных выстрелов, но увы, увы: слишком далеко! Слабая огневая выучка большинства бойцов и отсутствие нормальной оптики делали эту стрельбу почти бесполезной. Лишь изредка пули на излёте чиркали по серым пушечным щитам, заставляя дрогнуть пальцы наводчика на верньере, да пару раз раздирали сукно кителей, сразу же набухающее мокрой чернотой.

Немецкие снаряды всё рвались и рвались, обрушивая стенки траншей, швыряя бордовые осколки чугуна, стремящиеся угодить в мягкое человеческое тело, забивая дыхание горьким дымом сгоревшей пикриновой кислоты. А касок — ни у кого, кроме пожарных. Огнеборцы пошли в бой в тех же латунных головных уборах с кокардой из скрещенных топориков с брандспойтом под серпом и молотом, в которых прежде выезжали на пожары.

Четвертую минуту работали германские канонен, давая возможность гренадирам после обстрела с комфортом войти в Кромы. Четыре минуты из запланированной четверти часа.

Столько же понадобилось для того, чтобы, сметая остатки русского заслона, войти в село.

А вот поиск в домах смертоносных сюрпризов занял намного больше времени: только к трём часам пополудни победители удостоверились, что дмитровский кошмар не повторится, попутно отыскав два десятка местных жителей — кого в сараюшке, кого в подвале, кого на окраине при безнадёжной попытке убежать и укрыться.

Катерина Семеновна и её старинная приятельница баба Дуся не бежали и не прятались. Они спокойно сидели в кухне у бабы Дуси и пили чай. На столе сверкал медью начищенный самовар, на расписном деревянном блюде лежали тонкие ломти домашнего каравая.

Увиденное так потрясло унылого долговязого унтера, который первым переступил порог, что он попятился, едва не ударившись затылком о низкую притолоку. Подвоха он не почувствовал: недаром ведь говорит господин обер-лейтенант, что сам дьявол не поймет этих русских. Он просто принялся делать то, что велено: методично обыскивать дом, не забыв попутно припрятать салфетку с какими-то красными диковинными птицами и пару серебряных ложек. Ну, и приказать солдатам, чтоб отодвинули стол, не поленился — вон, там какая-то дверца виднеется.

Получасом ранее баба Дуся, испуганно причитая, выставляла из кладовки на широкий подоконник банки с вареньем и крушила опустевшие полки:

— Зося Трофимовна, ну чего ж ты, а? Бечь тебе надо было, бечь, да подальше! Вона, беляки, когда у нас тут были, девок сильничали, а если кто партейный, так и вовсе… А немцы эти — они ж нехристи все как один! Полезай давай живее!

Их согнали в маленький скверик перед районной библиотекой. Бабу Дусю, и Катерину Семеновну, и Таису с Васяткой, и деда их, и других. Здесь же были и последние защитники Кром — баюкающий перебитую осколком руку младший сержант Стародубцев, Лёша Коростелев, едва узнаваемый, лицо его превратилось в кровавую маску, и пожилой пожарный в мятой каске.

Никто из вошедших в город не знал по-русски ни слова, а искать переводчика, чтобы допросить явно не представляющих никакой ценности пленных? Нерационально.

Двадцать четыре человека… Выходит — по шесть русских за каждого погибшего здесь немецкого солдата. А это — рационально.

Катерина Семеновна протолкалась к Стародубцеву. Не то прокричала, не то прошептала, и сама не поняла:

— А Егорушка? Егорушка мой где?

— Нету, — младший сержант отвел глаза. — Никого больше нету.

Зося не слышала, о чём спрашивала тётя Катя, и не слышала, что отвечал ей Стародубцев, но всё поняла. Надо бы найти слова, чтобы хоть как-то поддержать, ободрить…

Но в ушах стоял голос бабы Дуси: «Когда у нас тут были, девок сильничали». И ни о чём другом Зося думать не могла — с того мгновения, как перехватила взгляд немецкого офицера… неживой какой-то взгляд.

Обер-лейтенант фон Кранке был равнодушен к славянским красоткам. Дома ждала его рыжеволосая красавица Луизхен, слишком проницательная для невесты, но идеально подходящая на роль жены. Да и вообще дело было не в женщинах. Кранке смущало поручение. Он, офицер в четвёртом поколении, никогда ещё не командовал расстрелами. Да и сама мысль тратить благородный свинец на горстку русских дикарей претила ему… Зато другая, пришедшая внезапно, показалась удивительно приятной.

— Ланге, узнайте, что это за сооружение? — он махнул зажатыми в руке перчатками в сторону ютящегося за густым кустарником невзрачного деревянного домишки.

— Дровяной сарай, герр обер-лейтенант! — две минуты спустя чётко доложил гефрайтер Ланге.

Судьба определенно благоволила к Кранке.

И вообще, он с давних пор — ещё до факельных шествий и до того, как узнал о свастике, — восторженно любил огонь…

Глава 26

4 октября 1941 года, Орёл —

6 октября 1941 года,

рабочий поселок Нарышкино

Пшшшш… Пшшшш… Пшшшш…

Фыркают паром латунные трубки древнего паровоза-Нв-шки, за двое бессонных суток «оживлённого» руками орловских локомотивщиков. Впрочем, узнать его силуэт с расстояния сейчас весьма непросто: с боков котёл и будка машиниста закрыты прямоугольными листами ржавого котельного железа, так что паровоз со стороны напоминает конструкцию из кубиков, составленную малышом, из которой торчит труба и крыша будки. Оставшийся без дополнительной защиты тендер зеленеет облупившейся по-весеннему весёленькой краской.

Идет маневрирование. Чуть вперед… Слегка назад… тяжело звякают буфера, сцепщица неловко накидывает крюки, фиксирует… Что вы хотите: война. Опытных рабочих пораздёргали кого куда ещё в июле-августе. Конечно, «на броне» при депо осталось около половины «старичков», но раздваиваться, подобно сказочным героям, они не умеют. Вот и понабрали женщин на работы, которые кажутся менее сложными…

За тендером прицеплен полувагон, в трёх железных стенках которого электросваркой прорезаны пулемётные амбразуры в виде перевернутых «Т» и узкие черточки-бойницы «подошвенного боя» для стрелков. Внутри полувагон усилен стенками из бракованного строительного кирпича, привезённого несколькими тележными «рейсами» с «кирпички». Пулемётную команду набрали в основном из ополченцев и сцементировали полудюжиной срочно переведенных в команду БеПо бойцов — первых номеров станковых «максимов». Пулемётчики уже затащили внутрь боекомплект, ящики с продовольствием и молочные бидоны с водой. Один ДШК успели укрепить, ещё четыре до времени сиротливо приткнулись у стенки. То-то грохоту будет, когда они заголосят одновременно во все свои без малого тринадцатимиллиметровые глотки! Умная техника, думают кадровые, жаль, дуракам досталась. Ну, не то чтоб дуракам, а так, салажне необученной… Но где ж других-то взять? Кто есть, с теми и воевать будем.

А вот артиллеристов, хлопочущих возле прикрытой от пуль и осколков тем же котельным железом платформы, салагами назвать никак нельзя. У установленного на ней шнейдеровского осадного орудия, что закуплено было у Антанты ещё проклятым царизмом, возятся, укрепляя ствол на лафете, дядьки в возрасте от сорока лет и старше, явно начинавшие военную службу ещё при том самом Николае Кровавом и Последнем. Ящики со 152-миллиметровыми выстрелами уже соштабелёваны в конце платформы, бочки с водой и уксусом укреплены талями, чтоб не опрокинулись, как тряхнет при залпе.