Око воды (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 12

Дитамар смотрел на неё, слушал монотонный шум реки и чувствовал себя странно.

Это было первое полнолуние за все эти годы, которое не вызывало в нём невыносимой жажды крови. Которое не рвало его жилы, не выматывало душу тоской и болью, желанием разорвать кожу на груди, давая возможность Зверю вырваться наружу. Это было первое полнолуние, которое он видел ясно, а не через кровавую пелену тумана. И ему не нужно было бежать в лес, прятаться или приковывать себя цепью в подвале, чтобы потом в итоге провалиться в кровавое забытьё. Проснуться утром с болью в голове и ломотой в костях и… не помнить ничего.

Каждое полнолуние он умирал, а потом рождался заново. И сегодня было так странно… впервые за многие годы остаться живым в эту ночь.

— М-милорд? — негромко раздалось сзади. — Ужинать будете?

Дитамар вздохнул.

— Люблю стоять на мосту. Вода меня успокаивает, — произнёс он, слыша, как его ученик топчется сзади и больше не решается его окликнуть, но и не уходит. — Иногда мне кажется, что она уносит все мои мысли и очищает душу. Жаль только, что здесь нет приличных мостов.

— Мост есть выше по ущелью. Каменный Великан, — ответил Фингар негромко. — Его построил ещё великий Заклинатель Олегер. Очень красивый мост.

Дитамар посмотрел через плечо на тёмную фигуру и спросил с удивлением:

— Ты видел этот мост?

— Нет, что вы! Я не бывал по эту сторону хребтов. Я читал в книгах. А там и гравюра была.

— Хмм, любишь читать?

— Люблю…

— Ладно, — Дитамар оттолкнулся от перил и быстрым шагом направился к дому.

К вечеру следующего дня они оказались на другой стороне хребта Кахиа, проехали долину и снова поднялись в горы. Дитамар не чувствовал погони, но вечером у постоялого двора за Хаабхэйном, им встретился отряд ирдионских рыцарей. Их заметил Фингар и примчался как ужаленный — доложить.

— М-милорд…

Дитамар брезгливо отстранился от его попытки прошептать на ухо важную новость и тут же огрел нерадивого ученика свёрнутым яргом.

— За что, милорд?! — прошипел Фингар хватаясь за плечо. — Я же хотел…

— Да вижу я чего ты хотел. Иди внутрь, — Дитамар затолкал его в дом, и произнёс достаточно громко, чтобы слышали остальные посетители, — сошлю тебя в козопасы, бестолочь. Может тогда обучишься расторопности. Живо принеси мне эля.

Фингар бросился со всех ног за элем, едва не расплескал половину и когда застыл стола с кружкой, как истукан, Дитамар показал ему на место напротив себя и произнёс спокойно:

— Сядь.

А сам неторопливо подвинул к себе кружку и добавил уже тихо, так чтобы точно никто не услышал:

— Ты забыл правило номер три. Овёс, лошади, еда… в этом списке было что-то про рыцарей? Ну, отвечай!

— Нет милорд.

— Правильно. Потому что это — не твоё дело. А не в свои дела ты носа не суёшь.

— Но они же могут заметить…

— Будь я рыцарем, уж я бы точно обратил внимание на тебя — здоровенного приметного детину, который бежит как ужаленный и лезет шептать что-то на ухо своему хозяину. И у которого на лбу написано, что у него в сапоге припрятано три амулета. Мне снова тебя ударить, чтобы ты понял?

— Нет милорд, я понял. Я бестолочь. Но… можно спросить? — Фингар потёр красный лоб и видно было, что он раздосадован собственному промаху.

— Спроси.

— А вы меня не ударите?

— Нет, раз уж ты спросил, — ответил Дитамар покачав головой.

— Кто вас этому научил?

— Чему? — удивился Дитамар.

— Ну вот… всё время причинять другим боль… Вам это нравится?

Дитамар едва не подавился элем. Это был странный вопрос от такого ребёнка, как Фингар. Раньше он бы и не понял его сути. Раньше его бы об этом никто и не спросил. «Безумный Дитамар» — так нередко его называли в Лааре и безумие было вполне обыденным его состоянием. Но с тех пор, как Кайя разорвала его связь со Зверем, он ощущал себя совсем другим человеком, таким, каким был очень много лет назад, только каким-то пустым внутри. Словно покинув его разум и душу Зверь оставил за собой эту пустоту. И Дитамар не знал чем её заполнить.

— У тебя внезапно случился приступ храбрости? — спросил Дитамар, прищурившись.

— Н-нет, я просто…

— Ладно, не бойся, — он пожал плечами и отхлебнул из кружки. — Не думаю, что мне это нравится. Это просто такая необходимость… в нашем с тобой случае уж точно. Я не могу вложить в твою голову весь свой опыт, а времени на то, чтобы заниматься твоим воспитанием у нас попросту нет. А значит, нужно научить тебя беспрекословно понимать и выполнять мои приказы. Это позволит нам выжить и сделать задуманное. Ты должен быть управляем, а с помощью боли человеком очень легко управлять. И вот этому меня научил Зверь, если уж ты хочешь это знать…

— Это было… очень больно? — тихо спроси Фингар. — Превращаться в Зверя?

— Любопытство — это опасная слабость…

Дитамар посмотрел на него и криво усмехнулся. В Лааре об этом у него почти никто не спрашивал. Боялись. Ведь он мог ненароком поделиться своей болью, а кто захочет это чувствовать? Разве что Эйвер, да Оорд, которые это делили с ним. И поэтому он ни с кем не делился рассказами о Звере.

Но мальчишка Фингар беззащитен и любопытен и его вопрос застал Дитамар врасплох. Ему вдруг впервые захотелось ответить, рассказать хоть что-то, словно этот разговор мог заполнить пустоту в его душе.

— Представь, что Зверь это ярг, а я это ты, — ответил Дитамар задумчиво. — Вот я тебя ударил. А теперь умножь эту боль на сто… двести… да на любое число. И не только боль, но и время, которое она будет длиться, если ты сопротивляешься ему. Потом ты в итоге ломаешься и делаешь всё, что он хочет, только бы больше её не испытывать. Ты удовлетворяешь его жажду, и он уходит… на некоторое время. Так что боль — это самый быстрый учитель, — Дитамар отодвинул кружку и добавил резко: — А теперь почисти мои сапоги, купи овса, еды, кедрового масла и иди спать, и чтобы до утра я тебя не видел. Завтра к вечеру мы должны проехать Милгид и пересечь Суру. Береги силы, тебе придётся сосредоточиться на моём лице. От Лисса начинается большой тракт, и мы из горцев должны превратиться в зафаринских ювелиров. Так что эту личину мне придётся сменить на что-то другое, более подходящее.

— А почему вы взяли именно это лицо? — спросил Фингар напоследок.

— Чтобы не выделяться в Предгорье. Все местные похожи один на другого, а этот — самый похожий на них всех. И к тому же он мёртв. А мёртвые лица носить легче всего.

— А если вас кто-то узнает?

— Это вряд ли, — сухо ответил Дитамар, встал и вышел на улицу.

Глава 7. Туман

— Вот, держи, это письмо для леди Карвен в Лиссе. Она даст вам карету. Ну, а уж до Лисса придётся добираться верхом. Ничего, женщину гор не должны смущать такие мелочи, — леди Милгид протянула дочери письмо.

— Меня это и не смущает, — ответила Лея, забирая свиток и натягивая перчатки.

Этим утром они с матерью повздорили.

Из-за камня, из-за поездки, из-за будущего. Матери снова приснился сон, но она не стала рассказывать, что именно видела, а Лея в отместку не стала рассказывать свой. Если леди Милгид говорила нет — это было как приговор. Спорить и умолять бесполезно. Сегодня она вдруг снова стала твердить о том, что, может, Лее не торопиться в Рокну, а стоит пожить немного у Фины в Лиссе, походить по гостям и… поискать себе мужа. Было бы хорошо, если бы сёстры жили в одном городе.

— У тебя хоть и не так много приданого, но ты очень красивая, — увещевала она Лею. — Красивее даже меня в твои годы. Поживёшь у Фины, сошьём тебе несколько новых платьев, по зиме будут балы…

И эта странная перемена в её настроении поставила Лею в тупик. Но на прямой вопрос дочери, в чём же всё-таки дело, леди Милгид отвечать не стала. А Лея не стала слушать её советов. Ещё вчера мать хотела отправить её в Рокну, сегодня в Лисс, а что будет завтра?

Лея надеялась, что после прошлого их разговора в подвале, между ними наконец-то наступило время доверия и откровенности, но она ошиблась. Леди Милгид вела себя так, будто сожалела о том своём порыве. Она снова стала холодной, строгой и справедливой, и, кажется, по отношению к Лее вдвойне.