Око воды (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 57
Дитамар поставил рядом с собой белую ладью.
И это, не считая ашуманских хиттов и всех остальных приспешников королевы, которые уже возможно ищут его со всех ног. Но у него есть одно преимущество — неожиданность. Королева не знает о том, что ему известно, и явно не будет ожидать похищения Альберта или Кэтрионы. Это его единственный верный ход. Ну, а дальше он будет вести переговоры.
Дитамар поставил на доску стакан от кальди, прямо позади ферзя. Это Ирдион. Раньше он не понимал природу вражды Ордена и королевы, и только когда Карриган рассказал о том, что ирдионские рыцари якобы сожгли её дочь, всё стало ясно. Но выходит не сожгли? А может это не единственная её дочь? Ему нужно понять, как можно использовать вражду Ордена и королевы.
Возможно, допрос капитана корабля даст какие-то ответы. Если девчонку на галеоне везли, чтобы принести в жертву, это точно не должно понравиться Ордену…
Дитамар не заметил, как задремал в кресле и блики огня, плясавшие перед глазами, плавно перебрались из реальности в сон, стали медленно расти и шириться, окрашивая комнату всполохами алого…
Каждый раз это начинается вот так же. Всё вокруг заволакивает алый туман, и тело наполняет боль. Невыносимая боль превращения.
Зверь сначала пробирается в сердце, рвёт его на части, прошивая всё тело иглами боли, а затем медленно пробирается в тело. Кажется, что сквозь пол прорастают невидимые ветви дерева и рвут всё на своём пути — мышцы, связки, сосуды, ломают кости и скручивают внутренности в узел. И поначалу эта боль так сильна, что нет сил даже кричать, горло сковано железным обручем…
А потом… Потом приходят запахи и звуки… Те, что не слышны обычным людям. А ещё странные желания. И жажда. Мир заволакивает алым туманом, и пальцы начинают удлиняться, превращаясь в когти. Они растут и твердеют, и от этого тяжелеют руки. И хочется впиться этими когтями в подоконник, разбить грудью окно и броситься наружу, сдирая с себя одежду и расправляя крылья, которые уже дрожат за спиной, наливаясь силой, полные жажды полёта и свободы. Хочется взобраться на подоконник, вдохнуть воздух глубже, настолько, насколько возможно, расцарапать грудь когтями…
Лицо горит, по жилам растекается огонь и рвётся наружу, а лёгкие полны дыма. И его хочется выдохнуть, изгнать из себя.
Как же больно!
Зверь застилает разум, забирает тело, разрывая его на части, наполняя собой и требуя крови…
И Дитамар знает, что боль отпустит, если оттолкнуться от подоконника и броситься навстречу луне. Крылья подхватят восходящий поток воздуха. Он скользнёт по нему над Верхним городом Рокны, вниз к морю, промчится над его гладью и снова вверх, к луне, опять вниз, вдоль тёмного языка портового пирса, туда, где живёт бурной жизнью Крысиный городок.
Его наполняет дикая жажда крови. Найти и убить. Всё равно кого. Всё равно где. Боль и жар становились невыносимы. И унять её можно только позволив всему этому вырваться наружу. Выпустить наружу Зверя.
Дать ему то, что он просит. Убить, как можно больше. И Крысиный городок подходит для этого идеально.
Но в этот раз Зверь стоит прямо перед ним. Позади него пляшут языки пламени, с хрустальных клыков капает слюна и в его глазах клубится алый туман.
— Ты был мне обещан Дитамар Сколгар. Слышишь? Ты был мне обещан… и я всё равно доберусь до тебя! Или до неё, потому что вы теперь связаны. Но ты можешь отдать её мне сам, и тогда я тебя оставлю… навсегда. Выбирай Дитамар Сколгар: или ты, или она. Твоя свобода от меня всего лишь отсрочка. Кровавая луна уже близко… Врата открыты…
Но ты ещё можешь успеть выкупить свою свободу…
Слова звучали в голове набатом. Осыпались со звоном битого стекла и впивались в его сердце острым осколками. И в глазах Зверя он видел своё отражение. А ещё отражение Леи…
— Милорд! Милорд! Джарт Дитамар! Да очнитесь же вы! Очнитесь!
Дитамар открыл глаза и услышал собственный сдавленный хрип. Он лежал на полу, содрогаясь в конвульсиях и раздирая пальцами горло, так, словно пытался снять железный обруч, мешающий дышать.
Фингар склонился над ним, тряс за плечи, бил по лицу, и выплеснул всю воду из кувшина пытаясь привести его в чувство. Кровавый туман рассеялся, языки пламени вернулись обратно в камин, и превратившись в тлеющие угли.
— Что с вами, м-милорд?! — пробормотал Фингар, пытаясь помочь ему подняться в кресло.
Но Дитамар оттолкнул его руку и вскочил, как безумный, глядя на своего ученика глазами полными янтарного огня.
— Проклятье! — прорычал он и смахнул со столика фигуры для шатранджа, бутылку и бокал.
А затем схватил и сам столик, и швырнул его в ярости в камин. Туда же полетела и подставка для дров и ещё один столик.
— М-милорд? — Фингар чуть отступил к двери, глядя на то, как кресло раскололось в щепки от удара о стену, как скорлупа ореха.
Дитамар обернулся, в два шага пересёк гостиную и схватил Фингара за плечи.
— Иди и выясни, что такое «Кровавая луна», — произнёс он хрипло, — слышишь? Мне нужно знать! Слышишь? Мне нужно знать, прямо сейчас!
Глава 27. Самый безумный план
Утро было тяжёлым.
Не таким, конечно, как в те времена, когда ночь Дитамар проводил в подвале, скованный цепями, которыми пытался удержать Зверя в себе. Те ночи он старался не вспоминать.
Своё тело, исполосованное кинжалами когтей…
Запястья, стёртые до костей железными обручами…
Лужу собственной крови…
Жилы живого серебра, вплетённые в прочную цепь, прожигали кожу, не давая Зверю вырваться на свободу, а чёрная ртуть травила тело, словно кислота. Отголоски боли, длившейся всю ночь, затухали с первым рассветным лучом. Утро застилала кровавя пелена и слабость в теле была такой, что казалось он уже умер. И в такие моменты он искренне этого хотел. Но каждое такое утро возвращало его к жизни до следующего полнолуния.
Это потом Зверь стал приходить и днём. Это потом живое серебро уже не могло его удержать… Дитамар слабел вместе с Источником, а Зверь становился всё сильнее, и противостоять ему уже не было никаких сил. В тот год, когда умер отец, нить, связывающая Дитамара с Источником, разорвалась.
Но сегодняшнее утро было просто похмельным. Кажется, вчера он выпил на ночь две бутылки кальди… А может три…
Опуская ноги с кровати, Дитамар зацепил одну из бутылок, и она затарахтела, покатившись по каменному полу прямо к каминной решётке. Солнце уже стояло высоко — почти полдень. В поисках того, что же такое «Кровавая луна» они с Фингаром просидели над книгами почти до рассвета.
— Проклятье! — пробормотал Дитамар, проведя рукой по лбу, будто снимая паутину тяжёлого сна, и окликнул своего ученика, заснувшего прямо за столом, уткнувшись лицом в книгу: — Фин? Эй, Фин? Просыпайся!
В кувшине воды не нашлось, и, открыв окно, Дитамар рявкнул на кого-то из слуг.
— Ну что? — спросил он, нависая над столом. — Ты что-нибудь нашёл?
Фингар потёр ладонями заспанное лицо и пробормотал:
— Всё, что я нашёл, м-милорд — записки парифика Леворса. Он пишет, что случается такая луна каждые восемнадцать лет. Обычно по осени. Вот, — он ткнул пальцем в страницу, на которой только что лежала его щека, — тут даже знак есть — скорпион. Полнолуние скорпиона. Как пишет парифик — это полнолуние мистерий. И вот как в точности он пишет: «В такие дни истончается ткань между мирами и боги и твари Нижнего мира могут приходить в наш мир. Могут отвориться Врата Истины, и в такие дни людям следует быть особенно чистыми в своих помыслах и держаться подальше от всякого колдовства», — Фингар перевернул страницу и добавил: — Каждый раз это полнолуние знаменуется тем, что луна наливается красным светом, и происходят всякие странные события. Но если оно должно случиться этой осенью, то это как раз следующее полнолуние, м-милорд. Уже и прошлая луна была красной, да и осень на исходе.
Вошёл слуга, косо посмотрел на разбитую мебель, и быстро поставив кувшин, поспешил убраться. Когда дверь за слугой затворилась, Дитамар произнёс, наливая воду в чашу: