Китайская бирюза (СИ) - Стожкова Нина. Страница 29
– Сколько стоит билет? – деловито поинтересовался Башмачков у администратора.
Оказалось – нисколько, но придется заказать напитки и закуску. Башмачков кивнул и стал на ощупь спускаться по плохо освещенной лестнице, поминая про себя Данте и его круги ада.
В зале царила почти полная тьма. Зато на ярко освещенной сцене заливался козлиным тенорком смазливый мальчик европейской наружности. Вокруг него ритмично, но довольно скованно, как заводные куклы, двигались сухопарые, тоже какого-то «кукольного» телосложения, китайские «гоу-гоу герлз». Башмачков прислушался и за грохотом музыки с удивлением разобрал слова родного языка:
«Русские мальчики, русские девочки любят наш город Байджин», – надрывался дальневосточный двойник Димы Билана.
«Байджин – это же Пекин!» – догадался Башмачков. – Ого, наши уже и на местную сцену пробрались, а не только на базар! – мысленно восхитился он. Внезапно литератор вспомнил Бунина, который лет сто назад, как сейчас Башмачков, путешествовал по Юго-Восточной Азии.
«Классно старик тогда «загнул»: «китайцы, бесчисленные, как песок», – подумал он и почувствовал себя усталым русским путешественником, оказавшимся, как и классик отечественной литературы, на краю Земли, среди людей чуждой веры и чужих обычаев. Сравнение с Буниным слегка подняло настроение, и Башмачков стал обдумывать первую фразу нового романа: «Тяжелый черный бархат шанхайского притона обрушился на него, как театральный занавес на оперного злодея…».
Фраза понравилась, и Башмачков, окончательно взбодрившись, стал с интересом поглядывать на танцовщиц-китаянок.
Официант с фонариком подвел его к свободному столику, принял заказ и зажег маленькую плоскую свечку. Вскоре там же появились бокал вина, хлеб в плетеной корзинке и орешки. Цены на напитки и легкую закуску оказались нехилыми, но отступать было поздно.
Башмачков просмотрел меню, мысленно присвистнул и заявил официанту, что «расположен расплатиться немедленно».
«А то накрутят, гады, «счетчик» под шумок, после того, как я выпью этого сомнительного винца», – подумал он с опаской и зашуршал купюрами в карманах джинсов. Неохотно расставшись с крупной купюрой, Башмачков хлебнул вина и откинулся в кресле. Внезапно он вообразил себя шанхайским контрабандистом в притоне и стал с любопытством поглядывать по сторонам. Вокруг была такая темнотища – хоть глаз выколи. Между тем китаянки в закрытых купальниках и со слегка кривоватыми ногами двигались в том же ритме утренней зарядки, что и прежде, солист опять орал что-то про «родную китайскую сторонку», а жуткая помесь штатовско-восточной и а-ля рюс музыки гремела, оглушая гостей и заставляя невольно дергаться в ее ритме. Башмачков прикрыл уши руками, но это слабо помогло. Он посидел так еще минут десять и основательно заскучал.
«Надо бы прямо сейчас встать и уйти, но потраченных денег жалко, – мрачно подумал он, – бабки-то немалые. Совсем китайцы обнаглели: за этакую фигню и столько дерут… Лучше бы я в гостинице остался, чайку в номере бесплатно попил, телек посмотрел с местными программами, а остальное сам додумал. Воображалка-то у меня – ого-го, еще лучше, чем соображалка! Ну и ладно, посижу еще полчасика – и довольно. А уж потом, дома, за компьютером распишу всю эту китайскую «малину» – будьте-нате! Стивен Кинг застрелится от зависти в своей Америке».
Однако уйти немедленно Башмачкову не удалось. Внезапно к столику подкатили две молоденькие китаянки. Они были так вызывающе эффектны, что литератор почти задохнулся от восхищения и невольно нащупал в кармане потертых джинсов оставшиеся юани.
– Привет, я Маса, – представилась высокая «Маша». Ее белый, обтягивавший стройное тело, как вторая кожа, комбинезон и бежевые летние сапоги с кокетливо открытыми пальчиками ног эффектно подчеркивали достоинства девушки, заставляя смотреть на нее, не отрывая глаз. Волосы китаянки были выкрашены по местной моде в ярко-рыжий цвет, уши проколоты многочисленными золотыми сережками, а раскосые и довольно большие для азиатки глаза искусно подведены зеленой тушью.
– А я Лена, – представилась вторая китаянка, маленькая и хрупкая, и Башмачков невольно перевел на нее любопытный взгляд. «Лену» обтягивала кожаная мини-юбка, открывавшая почти целиком длинные и по-восточному кривоватые ноги с втянутыми коленками балерины, а короткий, туго натянутый топик позволял рассмотреть и маленькие острые грудки, и крошечный пупок с пирсингом, и татуировку– иероглиф на смуглом плечике.
– А я – ВалерИ, – Башмачков от растерянности зачем-то представился на французский манер и резко вскочил. – ВалерИ идет к дверИ, – сообщил он девушкам почему-то в рифму. Башмачкова осенило, что сейчас красотки попросят заказать им напитки и сладости, причем по полной программе, так что надо быстрее делать ноги…
«Хорошо хоть с официантом расплатился, – подумал он. – Надо рвать когти из этого «пэтэушного» спортзала, иначе не обойтись без печальных последствий для моих карманов».
– Ну, девочки, я это… пойду попудрю носик, – неловко сострил Башмачков, и китаянки, ничего не поняв, догадались о главном: этот русский шарамыжник их сейчас «реально кидает»».
– Музсина, хосю вина, – капризно пропищала «Маша».
– Хосю танцевать, – томно предложила «Лена», цепко схватив Башмачкова за руку.
– Сейчас-сейчас, – поспешно пообещал он, с трудом отдирая от себя маленькие, липкие, как лапки паучка, женские пальчики. И, наконец догадавшись, что по-хорошему от восточных «гетер» не отделаться, рявкнул:
– Хочу пи-пи. Понятно, девушки?
– Холосо, – захихикали и закивали китаянки, – только быстло-быстло. Будем здать…
«Как же, ждите, – проворчал про себя Башмачков. – Будет вам и кофэ с коньяком, и какава с чаем… причем за мой счет…».
И огромными прыжками, как горный архар, Башмачков рванул по ступенькам к выходу.
И тут… И тут перед носом беглеца нарисовалось неожиданное препятствие в виде … господина оформителя собственной персоной. Нынешним вечером Кристиан выглядел великолепно. От взмокшего утреннего «челнока» с объемным пакетом, набитым товаром с барахолки, не осталось и следа. Эффектная черная шелковая рубаха в белый горох и черные обтягивающие брюки были сшиты по последней моде и сидели великолепно. Блестящие черные волосы, искусно уложенные феном, небрежно ниспадали на лоб. На ногах стилиста красовались черно-белые начищенные штиблеты. Однако вся эта чрезмерная тщательность в подборе одежды невольно выдавала в Кристиане мужчину не совсем традиционной ориентации. Во всяком случае, вслед ему оборачивались и провожали долгими взглядами как женщины, так и мужчины.
Ни Кристиан, ни Башмачков внезапной встрече в «очаге разврата» отнюдь не обрадовались. Каждый подумал: «Эх, окажись я у двери на пару секунд раньше, мы, возможно, и не разглядели бы друг друга в темноте …». Однако отступать было уже поздно.
– О, Кристиан! Какими судьбами? Вы же не собирались нынче вечером морально разлагаться, – ехидно поинтересовался Башмачков.
– Ну, наверное, теми же, что и вы, – проворчал Кристиан, тоже без особого радушия в голосе. – Решил вот самостоятельно осмотреть единственное «злачное место» «нового Пекина». И, надо же, опять встретил Вас. Оказывается, в этом многомиллионном городе можно запросто столкнуться с земляком. А что же вы так рано уходите, господин сочинитель, из злачного места? Не понравилось?
– А чего же вы так поздно приходите, господин оформитель? – в тон ему ответил Башмачков. – Мне уже пора в гостиницу. Пойду вот запишу кое-какие впечатления в свой писательский дневничок, – нехотя признался он…
– Ну-ну, «книжки спяяяят», – пропел Кристиан. Он даже не пытался скрыть радость от того, что литератор покидает клуб. – Не смею вас задерживать. Писательский труд всегда был и остается для меня загадкой. Как вы, сочинители, выдумываете то, что не существует, как описываете то, чего невозможно увидеть? Как создаете буквально «из ничего» целые правдоподобные миры? Мы-то, художники, всегда отталкиваемся от чего-то зримого: от цвета, от формы, от каких-то зрительных образов… Ну – Кесарю Кесарево, а слесарю – слесарево, как говорится… Желаю удачи. А я, пожалуй, задержусь тут на часок-другой. Мы, люди искусства, любим потолкаться среди людей, отдохнуть от впечатлений долгого дня и от ярких красок: потанцевать в полумраке, расслабиться, немножко выпить…