Твое желание. Фрол (СИ) - Ручей Наталья. Страница 47

Вдыхаю в себя белый дымок, но сделать глоток не могу — тошнит от сладковатого запаха, от вкуса, который я не люблю. С завистью смотрю на тех, кто может позволить себе кофе, который я еще не скоро смогу спокойно переносить.

Ветер остужает мое лицо, мороз щиплет за ноги, но я понятия не имею, холодно мне или нет.

Иду дальше, потому что знаю, что надо. Машинально передвигаю ноги и стараюсь развидеть то, что увидела в магазине.

Не могу думать об этом. Просто физически не в состоянии, в голове какая-то липкая каша, вытесняющая утренний романтический бред.

Наверное, только чудом не наматываю круги вокруг офисного здания, а захожу внутрь помещения. Поднимаюсь по нескончаемой лестнице, чувствуя, как возобновляется головная боль от стука моих собственных каблуков.

Все раздражает, мешает — и дубленка, которую хочется содрать, чтобы кожа начала дышать; и юбка, которая сковывает движения; и эти чулки, которые кажутся полной нелепостью; и чей-то навязчивый звонок телефона.

Телефон так громко звонит, что я останавливаюсь и кручу головой, чтобы прикрикнуть: «Возьмите же трубку! Вам звонят — значит, вы кому-то нужны, а вы…»

И вдруг понимаю, что это мой телефон вибрирует в сумочке. И значит, это я кому-то нужна.

Телефон несколько раз выскальзывает из пальцев, и я не сразу смотрю на экран — боюсь, хочу, сомневаюсь, надеюсь, что увижу там номер Фрола, и что стоит услышать его голос, как все снова станет на место.

Но нет.

К чему ему прерывать молчание и звонить мне?

Теперь уже незачем, правильно.

Всматриваюсь в улыбчивую рожицу брата, который словно почувствовал, словно услышал мое одиночество, делаю несколько выдохов, чтобы не выдать себя и не тревожить его понапрасну во время отдыха, и весело отвечаю:

— Привет!

Брат не в духе — я слышу по выдоху, который раздается перед ответным приветствием. А вскоре понимаю причину — Светлана, администратор из клуба, снова меня увидела и снова посчитала нужным сообщить об этом Илье.

— У нее что, — тихо злюсь я, — нет других поводов тебе позвонить?

— Мелкая, давай не будем о пустяках, — отмахивается мой брат. — Она просто знает, как сильно я люблю тебя, знает, как я не хочу, чтобы тебя кто-то обидел. А Фрол…

— А что Фрол?! — кипячусь я.

Я стою на пролете, мимо проходят сотрудники из других офисов, которые могут знать редкое имя моего руководства, но в данный момент мне плевать. Мне настолько плохо, что не до приличий, и я позволяю эмоции хотя бы своему голосу, потому что слова — это лучше, чем крик.

— Оля… — тяжело вздыхает мой брат и принимается за старую песню, что мы с этим мужчиной разные люди.

Только на этот раз в песню вплетаются новые трагические оттенки. Не знаю, что именно видела его Света, и какие успела сделать выводы, но я вдруг понимаю, что брат на самом деле волнуется. Не о моем моральном облике — нет, возможно, его что-то и задевает, все мужчины немного собственники, но его тревожит другое — сердце, которое мне могут разбить.

Он говорит, а я слушаю, и вроде бы рядом, на связи, а на самом деле мысленно стягиваю ту трещину, которая там уже появилась.

— Илья… — пытаюсь его перебить.

Но он продолжает, продолжает и продолжает. И я не столько разбираю его слова, которые уже повторяются, идут по третьему кругу, сколько вслушиваюсь в его голос, эмоции, и мне становится даже неловко, потому что я заставила любимого человека так волноваться.

Я делаю над собой усилие, чтобы не выдать настоящие чувства голосом, тихонечко выдыхаю, потому что не привыкла, не хочу ему лгать, но не вижу другого выбора. И когда он снова повторяет про то, что мое сердце может разбиться, даже нахожу в себе силы, чтобы рассмеяться.

— Илья, не говори глупости! — говорю бодро, весело и так уверенно, что, кажется, он наконец верит, что я жива и не истекаю в данный момент от душевных травм, не совместимых с моей ранимостью. — Какое разбитое сердце? Это все несерьезно!

— Что — несерьезно? — уточняет придирчиво он.

— Мои отношения с Фролом, — поясняю послушно. — Это даже не отношения, а так… только секс, для здоровья.

По-моему, у меня театральный талант, потому что брат верит и мгновенно прекращает беседу, пожелав мне успеть бросить мужчину первой.

Я снова смеюсь, обещаю подумать над этой стратегией, открываю дверь в крыло, ведущее к нашей компании.

И вдруг слышу буквально у себя за спиной знакомую мелодию — жесткую, мужскую, с нотками затаенной магии. Ту самую, которую я вчера вечером сбрасывала на телефон Фрола.

Делаю вдох, и едва не падаю от запаха любимой арабики.

Он.

Шагов не было слышно, а значит, какое-то время он уже стоял у меня за спиной, и…

Все слышал.

А сейчас, скорее всего, ждет, когда я начну оправдываться, говорить, что он понял не так, я не то имела в виду.

Не хочу.

Не могу.

Ни видеть его, ни слышать, ни как-то оправдываться за правду.

Не оборачиваясь, захожу в офисное крыло, чеканя шаг, иду к своему кабинету, захожу в него и не торопясь, чтобы не расценивалось, как бегство, прикрываю за собой дверь кабинета.

Мимо нашей двери в сторону кабинета директора раздаются тяжелые, мужские шаги в сопровождении рока, а потом музыка стихает и тишину коридора разрезает ледяной голос Фрола:

— Мира, я уже все сказал… Нет, не стоит. Ты все равно не прислушалась к тому, что я посоветовал… Думаю, ты в состоянии сама выбрать подходящий подарок друзьям… Нет, у меня подарок будет отдельно… Заезжать не буду, забирать тебе тоже — лучше сразу рассчитывай на такси…

Голос мужчины стихает.

А я прижимаюсь спиной к двери, заставив хотя бы теперь ее плотно закрыться, и приказываю себе — не плакать, не плакать, только не плакать!

После обеда начинают поступать заказы от менеджеров, так что мне более-менее удается собраться. Я даже привыкаю к тому, как подрагивают и сегодня особенно громко постукивают мои пальцы по клавиатуре.

Это как звук маленьких барабанов, которые помогают настроиться на боевой лад, не раскиснуть.

Но когда к четырем часам работа заканчивается, сидеть в кабинете становится просто невыносимо. Тем более, зная, что в кабинете директора все это время находится Фрол.

Ни звонка, ни сообщения, ни ложного вызова к себе с документами.

Ему все равно.

Хотя, по сути, это и правильно — я просто озвучила то, что он проговаривал сам. У нас просто секс без каких-либо обязательств…

Но нет и элементарного любопытства — ему без разницы, с кем я общалась.

Никаких сцен.

Никаких выяснений.

Наверное, спокойно работает, медленно пьет кофе, с которым неслась по коридору Татьяна, и уже вычеркнул меня из своей жизни окончательно и бесповоротно.

Стоит представить, как он сидит в своем кресле, внимательно рассматривает документы, а потом устало откидывает голову на кожаную спинку, потирает затекшую шею, задевая пальцами цепочки с кулонами и устало прикрывает глаза, как на душе становится еще тяжелее. Слишком реалистично. Так и хочется найти какой-то предлог, заглянуть к нему в кабинет, просто увидеть его глаза, помассировать его шею и…

Но я продолжаю сидеть, выпрямив спину так, как будто от этого зависит как минимум чья-нибудь жизнь. Кажется, шелохнусь — и что-то изменится, рухнет. Глупые, нелепые мысли, согласна, но они не пугают, в отличие от другой — почему он все-таки поставил на звонок своего телефона эту мелодию?

Думаю об этом, практически не переставая, прокручиваю сотни вариантов, и в итоге голова начинает раскалываться так, что нет сил терпеть. Убеждаюсь, что у менеджеров на сегодня заказы закончились, и отпрашиваюсь у Марьи Ивановны. Так забавно — когда находится весомый предлог, чтобы увидеться с Фролом, я его избегаю.

Плестись на маршрутке не хочется, несмотря на то, что сейчас она не будет забитой, и я вызываю такси. Минуты кажутся нескончаемыми, офис начинает душить, в коридоре постоянно мерещатся мужские шаги, но конечно, их нет — не выдерживаю и выхожу ждать машину на улицу.