Последний довод главковерха (СИ) - Перестукин Виктор Леонидович. Страница 10

— Так и есть, товарищ командир, батальонные минометы разбиты, и мины мы поначалу вообще оставили на позициях, затем в селе конфисковали повозки и вернулись за ними.

— Ладно, разобрались. Лейтенант, — это я подошедшему летчику, — полк к выдвижению готов?

— Готов, товарищ командир! Но почему полк, тут и на роту…

— Если есть люди из двух батальонов, значит полк. Правильно, капитан?

Мне очень хочется командовать не какой-то ротой, а настоящим полком, пусть и очень куцым.

— Не совсем, товарищ командир. У нас и знамени полкового нет, оно наверняка в другой части, там же и штаб, и номер полка.

— Ничего, выйдем к своим, там разберемся, а пока мы — двести… как Вы сказали?

— Двести сорок четвертый стрелковый полк, товарищ командир!

— Вот именно! Лейтенант, вы собираетесь оставить раненых здесь?

— Да, товарищ командир, мне сказали, что они, то есть в полку, и раньше так же поступали. Тем более, среди раненых ночью есть очень тяжелый.

— Не знаю, как раньше, а сейчас всех забираем с собой, повозок хватит. Конфискуйте у селян матрасы и прочие подушки, и грузите раненых. А Вы, я вижу выделили боевое охранение? Верните, особенно боковое, нечего по буеракам ноги ломать, пусть идут со всеми по дороге.

— По Уставу…

— Я знаю, лейтенант, я все знаю. Командуйте выдвижение, капитан.

— А как же полковник, товарищ командир?

Кто о чем, а летчик о полковнике.

— Идите в голову колонны, товарищ лейтенант, с полковником я сам разберусь.

Да, а кстати, где он? Шарю верхним взглядом по кустам, в которые забился полковник… да вот где, наш сбитый летчик, лежит на спине, из-под запрокинутой головы лужа крови, в руке ТТ. Да, был ты лихим истребителем, или опытным бомбардировщиком, считал себя крутым героем, а приземлили разок, или раздолбали самолеты твоей части на аэродроме, и скис. А теперь кто знает, может, так оно и к лучшему…

Полк выходит на дорогу, сотня бойцов с десятком повозок вытягиваются на полкилометра. Лежа на санитарной телеге впереди колонны, куда, кроме меня и Назара поместили еще двух тяжелораненых, прокладываю маршрут движения. Километров на двадцать вперед, он выглядит беспроблемным, а дальше, как раз на пределе моей видимости, упирается в глухой болотистый лес. Отсюда мне пока не видно, есть ли в этой труднопроходимой на первый взгляд, чащобе удобные для нашего передвижения проходы, подойдем ближе, посмотрим. Если нет, придется обходить его, не плюхаться же в болоте с повозками, только вот где обходить, с севера лесу не видно конца, а с юга, где он плавно сходит на нет, нас подпирает шоссе с интенсивным движением. Сейчас оно нам не мешает, следуя параллельно направлению нашего движения, но если обходить лес, его придется пересекать, та еще проблемка. Ладно, до леса пилить и топать больше трех часов, там видно будет.

Проходим сквозь деревеньку домов в двадцать, реквизируя походя три повозки под ругань и плач селян, бегло осматриваю дома на случай возможных подлостей со стороны бандитов, но нет, на столь крупное подразделение они напасть не решаться, могли бы обстрелять в спину, но и этого нет. Осматриваю и встречные рощицы и овраги на случай засад, мало ли, что взбредет в голову местным самостийникам, и тоже… погоди-ка!

— Товарищ! — Подзываю оказавшегося поблизости бойца, — сходи до того кустарника, пригласи сюда группу красноармейцев, что устроилась там на дневку.

Два командира и десяток бойцов, странно, почему они решили двигаться ночами, самолетов немецких мало, и летают они высоко, полностью игнорируя наше существование. Вообще, не заметно, чтобы немецкие летчики увлекались расстрелом беженцев, я сейчас о нашем участке фронта, видимо, основные бои идут в других местах, здесь авиации мало, и она занята по основному виду работы, не отвлекаясь на развлечения. Кстати, и беженцев здесь нет, и окруженцев не особо, что и понятно, граница рядом, да и фронт недалеко, все, кто хотел уйти, пусть даже от самой границы, давно ушли в наш тыл.

Моя телега остановилась, поджидая спешащих к нам братьев по оружию, и наша слегка растянувшаяся в движении колонна постепенно подтягивается, уплотняясь за нами. Так, и кто же это к нам идет, два командира, скорее всего майор и старший лейтенант, если сравнивать с петлицами полковника, капитана и лейтенантов. Вот так вот, методом сравнительного анализа, по-другому в местных реалиях мне не разобраться. Майор уже на подходе властно крутит головой, осматривая своих будущих подчиненных, да, это тебе не полковник, этот собрался командовать, и на хрена я их выдернул, прошли бы себе мимо, и пусть бы они там лежали в тенечке.

— Майор Дергачев! Кто старший?! Капитан, доложите обстановку!

— Отставить, капитан! Командир двести сорок четвертого стрелкового полка красноармеец Лапушкин! Товарищ майор, предъявите документы!

Пободаемся немножко, прежде, чем лечь под майора, понаглею слегка, а если его возьмет верх, с раненого много не спросишь. Майор удивленно смотрит на меня, потом на капитана, снова на меня, достает из нагрудного кармана командирскую книжку, забирает такую же у старшего лейтенанта и протягивает мне.

Принимаю левой рукой, помогая себе носом, раскрываю документ майора, пресловутые скрепки ржавые, да и вообще, «корочка» видала виды, на страницах масса отметок, печатей и подписей, слегка расплывшихся, как полагается, от времени, придраться не к чему.

— Документы настоящие, или очень похожи на настоящие. Особиста у нас в полку нет, а я ведь, товарищ майор, не специалист, чтобы честного командира отличить от диверсанта, а говорят, что тут в округе их немало ходит. — Я внимательно смотрю на резко покрасневшее лицо майора. — Вот я и говорю, как можно понять, настоящий Вы майор Дергачев, или шпион немецкий? А может Вы фотокарточку вклеили, кровь смыли, а настоящий майор Дергачев лежит где-то в канаве с пулей в затылке?

Майор не выдерживает столь густой пурги, и хватается за кобуру, в тот же миг бойцы вокруг меня вскидывают винтовки, и слышится дружный лязг десятков затворов. Это только в голливудских фильмах актеры полчаса держат друг друга на мушке, ведя задушевные разговоры, а затем демонстративно снимают пистолеты с предохранителя. Здесь все по-простому, поднял винтовку, значит готов стрелять. Старший лейтенант рядом с майором поспешно разводит руки, приподнимая ладони до уровня плеч, и отступает от своего нервного начальника на шаг в сторону. Сам майор тоже убирает руку с кобуры, их бойцы ошарашено пучат глаза, явно не понимая, что происходит.

— Отставить! — Рявкаю, едва не теряя сознание от резкого выдоха. — Вновь прибывшим бойцам занять места в колонне и приготовиться к движению. Вам, товарищ старший лейтенант, должность мы подыщем позже, пока можете быть свободными. А Вы, товарищ майор, назначаетесь начальником штаба полка. Всем все ясно? — Возвращаю майору документы.

Майору было ясно не все.

— Если Вы подозреваете во мне немецкого шпиона, как Вы можете назначить меня начальником штаба?

— А Вы немецкий шпион?

— Нет, конечно, что за ерунда!

— Так чего же Вы мне мозги полощете? Если Вы немецкий шпион, то пишите явку с повинной, и мы Вас расстреляем, каталажки, держать Вас под арестом, у меня нет и допрашивать, чтобы получить ценные сведения о шпионской сети, тоже некому. А если Вы майор Красной Армии, то приступайте к обязанностям начальника штаба полка, по ходу движения колонны знакомьтесь с личным и командным составом и… выполняйте!

Время к полудню, полк подходит к проблемному лесу, и я командую привал на обед. Еще раньше, при приближении, я рассматривал лес на предмет возможности прохода сквозь него полка, и решил, что соваться в эти сырые дебри не стоит. А обходить придется все же с юга, форсируя шоссе, набитое фрицами. Вот что им не ездится по железной дороге, как всем нормальным людям? Ладно, к лешему абстракции, давай конкретику, но это после вкусного обеда.

Да, а куда это намылилась наша Зинаида Андреевна? Остальные дамы, а именно Авдотья, Глафира Николаевна и Павка дружно впряглись в процесс приготовления пищи полку доблестных воинов, а у этой, похоже, романтическая встреча с нашим славным летчиком, лейтенантом Кузяевым. И когда только успели снюхаться, а главное, почему бы не дождаться ночи, наглеж, любовь-морковь среди бела дня, не терпится голубкам. Так-так, посмотрим, парочка слегка заглубилась в заросли и остановилась, подыскивая сухое местечко, а с этим были проблемы, лес только у самой опушки был относительно сухим, дальше переходя в настоящее болото, местами уставленное редкими чахлыми деревцами. Попадались и сухие участки, то большей, то меньшей площади, но не рядом с местом нашей стоянки. И теперь у любовничков был неинтересный выбор, либо идти вглубь лесоболота, искать сухой островок, либо устраиваться ближе к краю, совсем уж рядом с моей санитарной телегой. Зинаида Андреевна бросала недовольные взгляды на свои франтовские туфельки, толкнула в грудь лейтенанта, заведшего ее в грязь, и пошла выбираться назад. Лейтенанта такой разворот решительно не устраивал, и он перешел в энергичное наступление.