Последний довод главковерха (СИ) - Перестукин Виктор Леонидович. Страница 49

— Так это Вы, Авангард Михайлович, сорок самолетов на аэродроме сожгли?

— Повезло! — Фыркнул полковник-артиллерист. — И вообще, героя ему завернули, сведения сочли недостоверными.

— Чины людьми даются, а люди могут обмануться, — пожав плечами, цитирую я классика, «героический» облом меня не задевает совершенно, чины и награды меня вправду не интересуют, в отличие от денег. Но и тут странная страсть, я тащу к себе все, до чего могут дотянуться руки, но никогда не трясусь над полученным. Это дело надо обдумать на досуге, почему меня так захватывает процесс, и не интересует результат, нет ли здесь психического отклонения. Кстати, пока машина не вынесла меня за город, глянуть, что там поделывают Бася и Оксана.

Ничего примечательного, Бася лежала, как и прежде, завязанная в простыни, и лежать ей предстояло до близкого уже вечера. Надеюсь, трупы в доме и возле, а также собственный использованный вид помогут ей убедить чиновника-мафиози в реальности сочиненной ею истории.

Оксана же просто сидела на вокзале в окружении себе подобных, и по тому, как оживленно она общалась с некоторыми из беженцев, было ясно, что девушка не пропадет, помогут друг другу и в перетаскивании тяжестей на вокзале, и потом в дороге. Меня вдруг задело ее спокойствие, сидит себе и не переживает, что рассталась со мной, возможно, навсегда. А ведь стоит ей поменять фамилию, пусть и не специально, а выйдя замуж, я ее уже никогда не найду. Я прислушался к внутренним ощущениям, нет, факт возможной потери денег меня нисколько не волновал.

— Но штаб корпуса он разгромил! — С удовольствием продолжил политический полковник, пикировка с артиллеристом доставляла ему наслаждение, ясно, что тот изрядно достал комиссара своим буйным темпераментом.

— Случайно вышел на штаб, стрельнул пару раз, да сбежал!

— Ну, и еще пару полков пехоты покрошил. — Скромно заметил я, и добавил под нос. — Раз везенье, два везенье, помилуй бог, а где же уменье?

Политический негромко рассмеялся, и легко ткнул меня в плечо кулаком, а Винарский сел было прямо, изображая обиду, тут же повернулся к нам обратно, коленом выдавив рычаг коробки передач на нейтралку. Привыкший к таким проделкам начальника водитель невозмутимо выпустил руль, двумя руками спихнул мешающее ему колено, и снова включил скорость.

— Что там зря болтать, минометы не артиллерия. С твоими руками, Лапушкин, нечего возле минометов топтаться. Я тебя заряжающим поставлю, вот где настоящее дело, хватит дурака валять.

Всю жизнь мечтал ворочать неподъемные железяки, спасибо, полковник! Любопытно, с чего он меня подобрал, аж капитана выбросил из машины под надуманным предлогом. Интересует «легенда» шестого корпуса, хочет посмотреть поближе, что за человек? Или есть желание развенчать голого короля, как в прошлый раз? А может, напротив, стало неловко за тогдашний нелепый наезд, и сейчас замаливает грехи? Плевать, доеду на фронт в относительно комфортных условиях, и то хорошо, а если не срастется с Винарским и вернусь в родной полк к Дергачеву, то и вовсе замечательно. Так что вполне могу себе позволить поспорить с грозным полковником, пусть и ради чистого троллинга.

— Товарищ полковник, я полком командовал, а Вы меня в заряжающие! Меньше, чем на командира батареи я никак не согласен!

— Командиром батареи? Да что ты умеешь и знаешь, чтобы батареей командовать? Ты ж даже простой параллельный веер построить не в состоянии, да и не знаешь, что это такое! Артиллерия — это каста, там посторонних нет, туда кого попало не пускают!

— Да уж, это не пехота какая обдристанная, тут статья другая, особливая! — Деланно соглашаюсь я, вспоминая славного пограничника Назара Рябинина, невольно взгрустнув при этом.

Полковник в упор смотрит на меня, оценивая степень серьезности моих последних слов, а потом, решив, что своим согласием я снимаю свои претензии на командование батареей, переводит разговор на интересующую его тему.

— А чего это тобой, друг Лапушкин, особисты интересовались?

Этот простой вопрос, на который мне ответить нечего, привлекает внимание не только второго полковника, но и индифферентного ко всему водителя.

— Мутная история, я тебе доложу…, — глубокомысленно тянет Винарский.

— Почему мутная, — не выдерживаю я спокойно-отстраненной позиции, которую собирался занять для самозащиты, Панкин тоже намекал на странности особистов.

— А потому. — Популярно разъясняет полковник. — Приезжают эти два хлыща в полк Попырина, ну, это ладно, их туда Некрасов нарочно послал, чтобы служба медом не казалась. После этого едут к Дергачеву, где Лапушкин, Лапушкина нет, куда уехал, никто не знает, предположительно в медсанбат. Все, никаких допросов, никаких проверок, кто последним видел, кто отвез-сопровождал, куда и когда — ничего! У Дергачева адъютант пропал, в самый интересный момент, к майору никаких вопросов! Я потом у Манасяна спрашивал, что там такое, что Лапушкину шьют, он ни в зуб ногой! Манасян! Нет, говорит, никакого дела на Лапушкина, и не было никогда!

Охренеть, я начинаю соображать, насколько можно верить Винарскому, и что все это значит.

— Манасян мог и не знать, — достоверность озвученной Винарским информации подвергается сомнению не только мной.

— Манасян?! Да он знает, что Гитлер на завтрак ел!

— Мог знать, да не сказать, — тут же выдвигает вторую версию политполковник.

— Мне? — Тут уж Винарский изображает настолько смертельную обиду, что отворачивается от нас, и целую минуту сидит прямо.

Наступает долгожданная тишина, в которой я скриплю мозгами, обдумывая услышанное. Ненадолго.

— Вывели все же наш артполк под Фастов на доукомплектование. — Делится последними новостями полковник, вводя меня в курс дела. — Приехал сюда пушки получать, видел бы ты, Лапушкин, какое дерьмо мне пытались подсунуть! Из Монголии, семнадцатого века!

— Отличные орудия, немного постреляли на Халхин-Голе, но ухоженные и в прекрасном состоянии. — Возразил политполковник.

— Я этих крыс канцелярских из артуправления гонял по всем этажам, как в кабинет зайдешь, пусто, кто под стол залез, а кто и из окон повыпрыгивал! — Живописал Винарский эпические картины борьбы с чиновничьей гидрой. — И знаешь, какие орудия я выбил? Отличнейшие, лучшие не только на Юго-Западном, во всей армии лучшие!

— Что поначалу давали, то потом и погрузили. — Спокойно развенчал грандиозные успехи артиллерийского полковника полковник политический.

— Да? — Винарский подпрыгнул от возмущения, боднув затылком крышу легковушки, но в пылу спора не заметив этого. Огромный кулачище просвистел возле уха невозмутимого водителя, тот ловко убрал голову в открытое окно, машина мотнулась по дороге и снова поехала прямо, а кулак, трансформировавшись в фигу, застыл перед носом оппонента. — А кто у Скворцова три эмэл двадцать вырвал? Зато теперь у нас три полных дивизиона!

— А в одном девять пушек вместо двенадцати. — Опять портит картину маслом спорщик-возражальщик.

— Главное, что теперь у нас по-настоящему боеспособный корпусной артполк, и мы немцам так всыплем, что им небо с овчинку покажется!

На эту сентенцию возражений у политполковника не нашлось.

— Давай сразу на огневую!

Машина съехала с шоссе и пошла скакать по степным кочкам, объезжая кусты и буераки, выскочила на поле за холмом, где в строгом геометрическом порядке стояли грозные Большие Пушки, вокруг которых суетились расчеты, готовя позиции. Полковник не дав машине остановиться вывернулся и легковушки и выпрыгнул навстречу спешащему к нему майору.

— Спишь, Макарский! — Заорал он на того, не дав открыть рот для доклада.

— Как можно, товарищ полковник, — несмотря на беспардонный наезд, майор улыбается, не скрывая радости от встречи, — дивизион обустраивает огневые позиции!

— Долго обустраиваете, майор! Давай список целей, есть связь с НП?

— Связь есть, и с НП, и с КП полка, и со штабом корпуса, — майор Макарский четким движением достал из планшета и протянул полковнику исписанный лист бумаги.