Последний довод главковерха (СИ) - Перестукин Виктор Леонидович. Страница 5

— Украсть сумку?

Ага, вопросы морали не обойти.

— Понимаешь, Павка, мы сейчас в тылу врага. Еда и оружие для нас равноценны, без еды мы воевать не можем, как без винтовок и патронов…

— Понимаю! — Напряжение на лице Павки уступило место решимости. — А собака там есть?

— Собака есть, но мелкая. Пусть лает, смотри только, чтобы за ногу сзади не тяпнула. А если сбегаешь быстро, то хозяева ничего понять не успеют. Давай, вперед!

Кражу крестьянского обеда Павка провернула с ловкостью профессиональной воровки. Собачонка залаяла и кинулась следом, но пробежав метров пятьдесят, отстала. Добычу поделили и уничтожили тут же, не отходя далеко от места преступления. Семья косарей была большой, работники были поесть не дураки, и на каждого члена нашей шайки пришлась хорошая порция простой и здоровой деревенской пищи в виде черного хлеба, вареной картошки, соленого сала, лука, огурцов и молока из большой бутыли. Даже я, при своих габаритах, почти наелся, а женщины и мальчик просто объелись с голодухи. Однако засиживаться, несмотря на навалившуюся дремоту, было бы верхом глупости, и я подал сигнал к выступлению.

Упряжка женщин без проблем и промедления подогнала мой чудо-экипаж к самому бандитскому складу. Дамы быстро разбросали хворост.

— Винтовки малокалиберные ТОЗ-8, шесть штук! Новенькие! — Торжественно объявила Павка. — И пять трехлинейных винтовок Мосина, в грязи. Два ящика. И форма красноармейская, грязная, шинели, пилотки, каски, сапоги, ремни, портянки…

— Посмотри, что в ящиках. Патроны нужны.

— Вам бы только патроны! Еда нужна, консервы! — Воззвала к моей совести Зинаида Андреевна, пока Глафира Николаевна подзатыльниками отгоняла от винтовок шустрого Мишку.

— В этом ящике не патроны, точно. — Докладывала Павка. — Снаряды, наверное, большие, очень тяжелый. А тут патроны малокалиберные, россыпью, много, очень много! А к трехлинейкам нет ничего…

— У меня есть патрон к винтовке! Настоящий патрон к большой винтовке! Мне папа его подарил! — Гордо объявил Мишка. — Он лежит в корзине, в пенале с карандашами.

— Один патрон? Да, это нас спасет.

Наших дам проблемы с патронами волновали мало.

— Так еды совсем нет?! — На мне скрестились горящие взгляды двух аристократок и домработницы. Вопрос, впрочем, несколько утратил остроту, сами то мы пообедали, а двое голодных, оставшихся у полуторки… О них тоже следовало побеспокоиться, но это совсем не то беспокойство, когда урчит в собственном брюхе.

— Дальше есть еще один склад, там мука в мешках и тушенка в ящиках. — Нагло соврал я. — А пока нам нужна лошадь с повозкой. Здесь рядом дорога из села на шоссе к лесным деревням и хуторам. Давайте к ней, остановим колхозника и попросим уступить транспорт.

Были ли здесь вообще колхозники, я не знал, но подозревал, что бабулька, что называется «из бывших», то есть дореволюционная аристократка, и может негативно воспринять экспроприацию транспорта у какого-нибудь кулака. Чтобы не разжигать на ровном месте классовую вражду в нашем небольшом коллективе, я заранее причислил местных селян к колхозникам, хотя сам лично был уверен, что все они здесь единоличники и настоящие кулаки. Нет, может я относился к ним с заведомым предубеждением, но… хрен с ними, нам нужно средство передвижения, у нас есть винтовки, и я готов был сейчас раскулачить любого встречного, от капиталиста-миллиардера до последнего голодранца.

У дороги, как назло, никакой густой растительности, никаких удобных для засады кустиков, и деревья отстояли друг от друга на почтительном расстоянии, как будто не желая собираться в группы. Тоже единоличники, и никакого колхоза. По этой причине мы, прихватив две винтовки, остановились несколько не доходя до междеревенской магистрали, за небольшим бугорком. Прождали около часа, и судьба вознаградила нас за долгое терпение, послав из села в деревню мужика на упряжке, которого я загодя углядел верхним зрением. Мы немедленно перебрались вплотную к дороге.

— Авдотья, встанешь на обочине, — начал я инструктировать свою диверсионную группу, — как лошадь с тобой поравняется, поймаешь ее за… (как же называется эта часть лошадиной амуниции?), за повод. Мужику это не понравится, он может погнать лошадь, смотри не отпусти.

— Небось не отпущу, — пообещала домработница. Верить ей можно было, она была из тех женщин, что слона на скаку остановят, а уж если остановившаяся лошадь попытается уйти, то Авдотья просто завалит ее на дорогу.

— А вы, дамы, сядьте передо мной, так, чтобы меня не было видно с дороги. Как только Авдотья остановит лошадь, вы расходитесь в сторону, на Вас, Глафира Николаевна, Мишка, а ты, Павка, поднимаешь винтовку и берешь колхозника на прицел. И я тоже.

— Стрелять в него? — Ужаснулась девчонка.

— Нет, не нужно, — твердо заверил я, — он просто убежит.

— А если не убежит?

— Убежит. Можешь выстрелить у него над головой, но постарайся не ранить никого из своих, и не попасть в лошадь.

Я очень надеялся, что все обойдется без стрельбы, Павка была не готова стрелять морально, а я физически. С одной действующей левой рукой я не мог быстро изготовиться к стрельбе, а стрелять в упор, быстро водя стволом винтовки, да еще и вверх от земли было и вовсе нереально.

А мужик, по виду, кстати говоря, типичный кулак, в фуражке, с бородой и пузом, тем временем гнал свою лошаденку по многократно им езженной дороге, не ожидая никаких сюрпризов и в этот раз.

— Здорово, бабоньки! Чего сидим? — Игриво окликнул он незнакомых горожанок.

Тяжкая рука Авдотьи неумолимо легла на ремни, прицепленные к морде лошади, как бы они ни назывались.

— Н-но, не балуй!

Женщины, укрывавшие меня юбками, разошлись, и несчастный кулак увидел направленные на него два винтовочных ствола. То, что стволы были малокалиберных винтовок, вряд ли могло его сильно успокоить.

— Слезай с телеги и беги по дороге назад! Ну! — Грозно скомандовал я.

Мужик открыл рот, и испуганно выпучив глаза, бросал дикие взгляды то на наши винтовки, то на свою лошадь. Трусость, призывающая к бегству, боролась с жадностью, требующей вступить в борьбу за свое имущество. В душе я, сам не слишком храбрый и довольно скаредный, прекрасно его понимал, но положение не располагало к жалости. Павка, видимо вспомнив о полученных инструкциях, выстрелила над головой кулака, и его трусость отпраздновала победу над жадностью, отправив жирное тело в скоростной забег по лесной дороге.

— Ну, вот и ладненько. Забрасывайте меня на телегу, и вернемся к складу на погрузку. Только веток наломайте на подстилку, да побольше.

Телега была на резиновых колесах, но в мягкости ее хода меня бы никто не убедил.

В виде бонуса к транспортному средству мы получили полмешка овса, что меня несколько разочаровало. Мешок я углядел сразу, и надеялся найти в нем муку. Ну, нет, так нет.

— Эт все штоле? Малопульки и две мины к полковому миномету… К мосинкам нет патронов? — Назар не скрывал своего разочарования. — В рот положить нечего, оружия нет, зачем ходили, вообще?

— Зато теперь ехать можем, а не в кустах лежать. И мелкашки отличное оружие, патронов к ним завались.

— Эти пукалки вообще не оружие.

— Дальность полета пули полтора километра. Сохраняет убойную силу на восемьсот метров. Нам в школе говорили. — Отстаивал я ценность привезенного арсенала.

— Только школярам на них и учиться. Давай сбираться, да выезжать ближе к фронту. А то время к обеду, а обеда третий день нетути.

— Программа на сегодня такая: отъедем подальше от шоссе, приткнемся в затерянный хуторок в лесу, там отъедимся, отмоемся и перевяжемся. Принимается? Вперед!

Крепенькая лошаденка бодро потянула по редкому лесу нашу колымагу. В ней без проблем разместилась вся наша боевая команда. Сзади, чтобы меньше смущать остальных неприятным душком, на красноармейских шинелях со склада разместились мы с Назаром. В середину свалили все вещи беженцев и трофейный хлам, включая оружие. Впереди устроились сами беженцы, причем Авдотья села за руль.