Я страдаю по тирану (СИ) - Веммер Анна. Страница 13
Или не двоим… но это точно не к Олененку.
— Кстати, надо позаботиться о предохранении. С каким вкусом тебе нравятся?
— Со вкусом колбасы, если продолжите отбирать у меня обеденный перерыв. А после обеда люблю пожевать что-нибудь мятное.
А Влад уже начинает потихоньку ее изучать. По тишине за спиной понял, что сейчас Леся что-нибудь да ляпнет. Интуицию не провести.
— Не надо ничего жевать, — бурчит Архипов.
И если минуту назад он еще сомневался, стоит ли заходить так далеко, то сейчас уверен в этом на все сто процентов. Выбирает наручники и возвращается к Лесе.
Она косится настороженно. готовая бросаться в бой, но он лишь садится и откладывает добытую игрушку в сторону, продолжая просматривать ассортимент. В корзину добавляются несколько стимуляторов, пробки — все, о чем он не хочет рассказывать сейчас Олененку. Пусть помучается, гадая, что он будет с ней делать.
Но Олененок была бы не собой, если бы не осваивалась в незнакомой и пугающей обстановке.
— Вы что, собираетесь этим торговать? — спрашивает она, наблюдая, как Архипов закидывает в корзину все новые и новые игрушки.
Останавливает взгляд на небольшом силиконовом вибраторе.
— А это зачем? — хмурится Олененок.
Дразнить ее — отдельное удовольствие. Смущать — совершенно другое.
— Мне нравится двойное проникновение.
Он вдруг получает весьма чувствительный тычок под ребра острым локотком и охает от неожиданности. А Олененок ойкает, поняв, что перегнула палку, и бить шефа все же не стоило.
— Я инстинктивно. Извините.
Хорошие у нее инстинкты. Утром пыталась ему двинуть, только проснувшись, теперь вот чуть ребро не пробила. А сколько раз язвила? Не счесть! И за это ему перепали только короткие мгновения удовольствия в студии? Нет уж, есть в этом высшая несправедливость.
— Знаешь, Олененок, мне кажется, тебя надо наказывать. Чтобы ты была послушнее.
Молчит. То ли стыдно, то ли страшно, он-то ждал очередную шутку в стиле "а что, работа в вашей приемной — не наказание?". Но придумывать за Олененка реплики у него получается не слишком хорошо.
Влад поднимается, садится на корточки напротив и медленно, наслаждаясь прикосновениями к нежной прохладной коже девушки, застегивает на запястьях наручники. Почему это так заводит? Обхваченные кожей и металлом тонкие запястья, настороженный взгляд и чуть подрагивающие полураскрытые губы, в которые он — нет сил удержаться — впивается поцелуем, ласкает языком, прикусывает зубами.
— М-м-м, — она стонет под его прикосновениями, восхитительно выгибается, такая трогательно-беззащитная, скованная по рукам.
Безумно возбуждающая, сексуальная, невинная.
Нельзя… нельзя ее здесь брать. Она не готова, Ольга не позволит, да и слишком рано вот так кидать ее в порочный омут. Пусть привыкнет, пусть осознает, что вот так теперь будет всегда. Что каждый раз он будет связывать ее и мучить, пока Олененок не станет покорной и на все согласной.
Но сколько бы долго ни длился поцелуй, рано или поздно он заканчивается. Вместе с их дыханием и последними силами. Ты не можешь целовать ее вечно, какими бы сладкими и горячими не были губы. Либо иди дальше, либо отпусти.
Сейчас нельзя идти дальше. У нее еще чуть меньше часа, чтобы отступить.
— Давай тебя освободим, малышка, — хрипло шепчет Влад. — Попросим упаковать наши покупки и поедем ко мне, чтобы поужинать. Я бы очень хотел выпить с тобой вина и принять горячую ванну и, видит Бог, если ты не откажешься, то так сегодня и поступлю.
Глаза Олененка подернуты страстью, она не сразу понимает, о чем он, но покорно протягивает руки.
— А где ключ? — спрашивает.
Ключ? Влад оборачивается к столику, но ключа на нем нет.
— Отлично. Вы потеряли ключ от моих наручников.
— Я его не терял, — раздраженно отзывается шеф.
Но ключа нет ни на столике, ни под ним, ни на диване, ни в карманах Архипова, ни в витрине. Он будто испарился. Любая попытка снять наручники силовым путем приводит к тому, что они сильнее затягиваются, и, наконец, я не выдерживаю.
— Да хватит! Синяки останутся! Какой там принцип БДСМ? Безопасность, добровольность? Что-то вы уже первые два пункта пропустили!
— Оля, — зовет Архипов, — спустись, пожалуйста.
А вот и тяжелая артиллерия. Красотка-хозяйка спускается с такой улыбкой, будто догадывается, чем мы тут занимались, но не-е-ет! Мы ключ искали. Ну и немного спорили, потому что проигнорировать тот факт, что из-за раздолбайства некоторых я сижу, как ведьма в ожидании суда инквизиции, нельзя.
Сначала они вдвоем ищут злосчастный ключ и пытаются подобрать к замку другой. Потом понимают, что дело — дрянь, а я уже порядком устала. И голова болеть начинает.
— Я… Олеся Николаевна, я прошу прощения за это недоразумение! Я немедленно приглашу специалиста и мы все исправим, я… у вас все хорошо? Вам не больно? — суетится женщина.
— Мне жарко, — недовольно хмурюсь я. — Можно мне попить?
— Конечно, конечно, сейчас я принесу лимонад!
И вот я сижу на красном диване в секс-шопе, с четким ощущением, что я совершенно голая, а кожа слишком чувствительная для грубой хлопковой ткани. С опухшими от поцелуев губами. В кожаных наручниках. С бокалом лимонада и веселенькой трубочкой в горошек.
Вокруг суетится Ольга, пытаясь вызвать не то слесаря, не то медвежатника. И Влад, мрачно взирающий на очередной провал плана по запугиванию новой секретарши.
Картина маслом!
— О чем думаешь, Олененок? — спрашивает шеф.
О чем может думать девушка, на которой заклинили наручники для сексуальных игр? О том, что голодна, что мир против нее, хочется спать и оказаться как можно дальше от пугающей обстановки. Поэтому я бурчу недовольно:
— О том, что я сижу на красном диване. Красный — цвет крови, значит, диван символизирует невинность, а вокруг — куча самотыков, то есть жестокий мир, который так и норовит поиметь эту самую невинность. Что на меня так смотрите? А вы что хотели услышать? Я хочу обед! И думаю об обеде! Точнее уже об ужине.
— С тобой всегда что-нибудь да приключается, верно? Ни минуты покоя.
— Можно подумать! — возмущаюсь я. — Это вы потеряли ключ, я сидела спокойно и никого не трогала!
Вру. Когда он меня целовал, я кончиками пальцев коснулась его руки и до сих пор чувствую это прикосновение. Но стараюсь не думать, и так щеки горят от стыда.
— Ладно, я виноват. Накормлю тебя ужином, где скажешь. Только прекрати пыхтеть, как паровоз, сейчас тебя выпустят.
"Сейчас" растягивается на добрые десять минут, за которые Ольга находит длинную шпильку. Архипов несколькими движениями вскрывает хлипкий замок. Надувшись, больше показательно, я растираю запястья. Хотя на самом деле хочется похихикать, настолько у этих двоих извращенцев виноватый вид.
Мы уже собираемся уходить, как Ольга выдает нам черный бумажный пакет без опознавательных знаков — то, что заказал шеф. Когда он достает бумажник, чтобы расплатиться, женщина его останавливает:
— Не стоит. Это компенсация за неудобства, которые вы сегодня испытали.
На улице я получаю самый спорный, но в то же время потрясающий своей циничностью, комплимент:
— А с тобой выгодно ходить в секс-шоп, Олененок.
— Ага, а еще в зоомагазин, там тоже ошейники есть.
Архипов вдруг делает то, чего я от него совершенно не жду. Обнимает меня за плечи и смеется. Не издевательски, не торжествуя от того, что снова удалось меня смутить. Просто смеется, будто мы прогуливаемся по улице и болтаем о какой-то ерунде. Даже не думала, что Владислав Архипов умеет так легко смеяться.
— Ну, где ты хочешь поужинать?
Он не вспоминает о своих словах про ванну и поездку к нему, и я, конечно, не напоминаю. Выбираю один из новых ресторанчиков, которые очень хвалили в сети и всю дорогу молчу, рассматривая вечерне-весенние улицы. Мне даже немного весело.
В ресторане уютно, светло и не слишком пафосно. Мягкие диваны, шкафы в стиле "прованс", много книг и мягких игрушек. Шеф здесь смотрится немного неуместно, но мне нравится. И меню очень приятное, я так голодна, что готова съесть все позиции!