Моя пятнадцатая сказка (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 107
— Кажется, из тебя получится хороший комик, — подмигнул учитель Макото.
— Правда? — растерялся тот, — Я просто похулиганить решил.
— Может даже, будешь поддерживать ракуго, — мечтательно сказал учитель.
— Лучше уж мандзай! — проворчал мальчик.
— Почему мандзай? — пожилой мужчина вздрогнул.
— Там можно лупить другого, — честно сознался Макото, — И зрителям это нравится.
Учитель тяжело вздохнул — явно не был поклонником грубого и черного юмора — и позвал следующего подготовившего задание.
Следующие ученики — три мальчика и одна девочка — читали скучно. Да и истории были простые. Ну, скучно же слушать, как герой каждое утро встает, чистит зубы, расчесывается, моется, завтракает, идет на работу! Тем более, три или шесть раз за рассказ.
Но у этих детей мечты были самые обычные. Учитель, правда, вздохнул, услышав от девочки, что она хочет работать и делать карьеру: ему было привычнее, чтоб женщины мечтали выйти замуж и стать домохозяйками, воспитывать детей. Тем более, что детей у этой девочки в рассказе не было лет до тридцати. Но, впрочем, по сравнению с приключениями, выдуманными нашим хулиганом, ее история была доброй и приличной, так что учитель оставил свое мнение о лучшем предназначении женщины при себе.
Потом вышла девочка, которая начала читать про девочку, которая много болела — кстати, как и она сама — а потом стала медсестрой, чтобы помогать людям. Кто-то ляпнул, что что-то такое было в Кэнди-Кэнди, но кроме того мальчишки то анимэ больше никто не смотрел, так что мы не поняли, в чем было дело. Ну, кроме того, что там героиня тоже стала медсестрой.
— Какая хорошая мечта, помогать другим! — заулыбался наш учитель, — Ты уже точно решила?
Смущенно потупившись и покраснев, наша тихоня серьезно кивнула. Ого! Человеку всего двенадцать лет, а у нее уже есть такая милая мечта и даже решено, чем она будет заниматься в будущем! Кажется, не только я одна смотрела на нее завистливо. Но она, впрочем, наших взглядов не заметила, потому что все еще смущенно смотрела в пол. И тихо-тихо проскользнула на свое место, у окна, вдали, прежде, чем ее отпустили. И мы решили ее не трогать. Все равно она уже все решила. Сама за себя. Серьезный человек!
Потом выступала я, вооружившись бутылкой с водой помимо листков бумаги, помня о трудностях Макото.
Меня слушали молча, что меня очень пугало, но я все равно не останавливалась. Дома я уже раз двадцать прочла и почти наизусть запомнила, так что читала без запинки, почти не подсматривая в текст. Тем более, что это была моя история. Читала — и мне ярко вспоминалась картина из комнаты Синдзиро со старой дворянской усадьбой. И будто сама шла по старому дому аристократов, по саду…
Дочитав историю моей Хару, замолкла и робко подняла взгляд на всех. Они смотрели на меня с такими серьезными лицами, что мне не по себе стало.
— Это точно ты написала? — строго спросил учитель.
Он… меня обвиняет?.. Что я… ее украла?!
Возмущенно выдохнула:
— Конечно, я! Я же ее почти наизусть знаю!
Но старый мужчина смотрел на меня недоверчиво. Укоризненно даже. Добавил растерянно:
— Как такая маленькая девочка могла написать такую серьезную взрослую историю?
Едва не сказала: «Но я же читала взрослые книжки!», но испугалась об этом рассказывать — и промолчала.
— Но признайся честно, Сеоко, — укоризненно произнес учитель, — Где ты взяла эту историю? В какой книге подсмотрела такой сюжет? И эти стихи?
Робко сказала:
— Стихи я взяла из старых антологий. Манъесю, Кокинвакасю. И другие. А историю придумала сама. Правда, я прежде читала истории того периода о любви. Тоска по любви и все такое.
— Но ты еще дитя, — он вздохнул, — Откуда тебе знать чувства взрослых?
И почему взрослые думают, будто дети ничего не понимают?!
— Все-таки, признайся, где ты ее украла? — не отставал он.
Мир помутнел: мои глаза заволоклись слезами.
— Вы были моим любимым учителем, — сказала я, чувствуя, как слезинка скатилась по моей левой щеке, — Вы и ваши уроки. То, что вы были добры ко мне и к другим ученикам. Но вы сказали, что я украла эту историю. Хотя я придумала ее сама. Я вас больше не люблю. Я вас ненавижу!
Смяла листы с моей первой историей и швырнула их на пол. И почему-то убежала.
Подальше от этого класса.
Подальше от этой глупой школы.
Подальше от этого глупого старого учителя, который мне не поверил.
Бежала, размазывая по лицу слезы.
Тень приметила у забора, остановилась. Синдзиро?..
Торопливо бросилась туда, но на той улице было пусто. Только чуть-чуть шуршали ветки или птицы на ветках дерева, которое там росло. Но тень была человеческая. А человек не смог бы за несколько секунд взобраться на высокое дерево. Синдзиро бы не смог.
И побрела дальше по улице, уже не утирая слезы.
Мне очень хотелось встретить Синдзиро. Именно его. Очень хотелось, чтобы он снова подарил мне пирожок-рыбку. Но его не было.
Я даже прошла мимо его магазина в надежде хотя бы мельком увидеть его, нарушив мое твердое решение избегать этой дороги. Но магазинчик сладостей сегодня был закрыт, и привычной толпы поклонниц-покупательниц там не было. Даже тут… Его нет.
Не помню, сколько шла. Помню только, что много плакала. Что люди даже оглядывались на меня. Женщины в основном, которые домохозяйки. А их мужья еще были на работе. А дети — в школе или университете. Но сегодня никто не подошел ко мне. Никому не было до меня дела. И даже маме. Предательница! Она бросила меня и ушла! Она до сих пор не вернулась! И, может быть, она больше не вернется никогда.
Когда я стала обращать внимание на дома и людей, то дома вокруг меня были не знакомые. И что это за улица, какого района, никак не могла вспомнить. Кажется, я заблудилась. Ну, вот! Что за несчастная у меня судьба! Ну, как минимум эта ближайшая неделя препоганая!
Вдруг за мной послышался топот ног. Нет, это не ко мне. У меня никого нет. Тем более, не сейчас. Кто бы стал гоняться за мной посреди дня?
Но тень скользнула справа от меня и застыла. И чьи-то ладони закрыли мне глаза. Но тот человек почему-то все еще молчал. С надеждой спросила:
— Синдзиро?..
— Ох ты, наша малышка Сеоко уже в кого-то влюблена! — весело сказали за моей спиной. Голос девичий, молодой. Незнакомый. Не Аюму. Но кто так забавляется?..
Чуть погодя незнакомка убрала ладони. И я резко к ней повернулась. На меня смотрела, улыбаясь, Хикари. Щека ободрана, словно она с разбегу полетела лицом об асфальт и даже немного проехалась, сдирая кожу. Рана еще недавно запеклась, делая ее обычное лицо даже пугающим. Но глаза почему-то были веселые, озорные даже.
— Что с твоим лицом?! — испугалась я.
— Так… — она погрустнела и смущенно потерла щеку. Правда, ойкнув, руку отдернула, — Я упала вчера.
Грустно сказала:
— Или тебя кто-то толкнул.
— Это… — девочка смутилась еще больше, — Ты только никому не говори? — и даже огляделась.
Но сейчас на улице никого кроме нас не было.
— Девчонки из школы иногда меня обижают, — призналась, опустив голову и плечи, Хикари.
Бедная!
Всхлипнув, обняла ее. Хикари робко, неумело погладила меня по спине.
— Что ты им сделала? — грустно спросила у нее.
— Ничего, — призналась она грустно, — Просто их родители их не замечают. У них и папа, и мама работают. У одной только мать, а отец давно от них ушел, кажется, он только развлекался с ее матерью, пока та не понесла. У другой брат — лучший студент одного из хороших университетов в Токио, а ее родители вечно ругают, что она тупая и неудачница, чтоб пример с брата брала. Хотя она и так старается изо всех сил.
Растерянно спросила:
— Ты… их жалеешь?
Она вздохнула и призналась:
— Не знаю. Меня и Рескэ растит мама. Ну, моего младшего брата. Его тоже зовут Рескэ, как и брата Аюму. Папа также развлекался с моей матерью. Ни первый, ни второй ребенок ее не остановил. Мама растит нас одна. Старается, — Хикари вывернулась из моих объятий, — Ты только никому не говори, ладно? Я не люблю жаловаться.