Чаганов: Москва-37 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович. Страница 53

Сталин поднимается, подходит к шкафу, достаёт из него пачку «Герцеговины Флор» и, посмотрев на трубку, нетерпеливо достаёт папиросу.

– Не ожидал такое услышать от секретаря ЦК нашей партии… – чиркает спичкой, делает глубокую затяжку. – ну да ладно и не такое слыхал от некоторых товарищей. Начну с марксизма… ты, Осип, в отличии от своих новых друзей, (лицо Пятницкого дёргается в болезненной гримасе) марксизм изучал, поэтому не дашь мне соврать. Что писали Маркс и Энгельс о коммунизме: «не будет денег», «не будет товарного производства», «от каждого по способности – каждому по потребности», «труд из обузы превратится в наслаждение» – всё!

Пятницкий задумался.

– Ты, Осип, конечно, помнишь… – продолжил Сталин, не дождавшись ответа. – до чего довела нас отмена денег к 1921 году: промышленность и транспорт встали, прекратился подвоз продовольствия. Но действовали то мы в полном соответствии с марксистской наукой! И к чему «неизвращённый», как ты выразился, марксизм нас привёл? Ленину мы должны в ножки поклониться, что не стал он цепляться за догмы, что убедил партию в необходимости крутого разворота, «новой экономической политике».

– Маркс и Энгельс говорили о коммунизме… – попытался возразить гость.

– … и ни слова о том как его достичь! – парирует хозяин. – Ты помнишь, как Зиновьев пытал Герберта Уэллса: «когда начнётся революция в Англии»? Ведь в соответствии с теорией Маркса: «Социалистическая революция сначала произойдёт в промышленно развитых странах, где силён пролетариат, а затем – в отсталых, аграрных». Как с этим быть? «Извращённый марксизм», говоришь?… Новую теорию надо создавать, а мы тычемся вслепую, как слепые щенки!

– Это уже ревизионизм! – Стучит по столу кулаком Пятницкий.

– Думай что хочешь, – Сталин устало садится на стул и не обращает внимание на пепел, летящий на пол. – я надеялся, что для тебя на первом месте благо народа, а ты – такой же как эти… бюрократ.

– Силён, ты однако, Коба, ярлыки навешивать. – Гость тоже снижает обороты, отхлёбывает из стакана. – Вот ты клеймишь секретарей областных да республиканских, такие они и сякие, а на себя не пробовал оборотиться? Кем ты себя окружил? Прихлебателями, которые в рот тебе заглядывают, поддакивают, что бы ты не сказал. Что же касается теории, то не новую надо создавать, а развивать старую, марксизм прошёл испытание временем… победа социалистической революции в России – лучшее тому доказательство.

– В 1783 году двум французам-братьям, по фамилии Монгольфье, – Сталин затушил папиросу. – одновременно пришла мысль, что живая и мёртвая силы могут летать. Надо лишь поймать их, соединить и поместить в мешок: тогда на нём можно подняться в воздух. Сшили они большой мешок, разожгли под ним костёр и стали бросать в него солому, которая выделяет мёртвую силу и овечью шерсть, что даёт – живую. Шар наполнился тёплым воздухом и полетел… Новую теорию надо создавать, новую. Ну а название, конечно, лучше оставить старое… Без теории – нам смерть. Создание теории построения коммунизма, экономической теории – это и должно быть главной задачей партии.

– Не спорю я с этим, Коба, такая теория нужна, – Пятницкий пытливо смотрит в глаза Сталину. – но ты говоришь о строительстве коммунизма в одной стране. А как же классовая солидарность с пролетариатом других стран, помощь в их борьбе? Сказать им: «Подождите, товарищи, мы тут коммунизм строим – не до вас сейчас»?

– Само существование государства рабочих и крестьян – есть большая помощь в их борьбе… – быстро отвечает Сталин оппоненту, чувствуется что эти вопросы он обдумывал много раз. – и чем более успешным оно будет, тем больше последователей у него будет. А содержать целую армию бюрократов, имитирующих классовую борьбу в своих странах мы не будем! (Видит побелевшего от этих слов Пятницкого). К тебе, Осип, эти слова не относятся, ты свой хлеб в Коминтерне зарабатывал в поте лица: твоя разведка служит образцом и для Разведупра и для НКВД.

– Не обо мне речь, – отмахивается гость. – Коба, как с фашизмом в Европе справиться, если не поднимать на борьбу их пролетариат?

– Осип, помнишь как мы пытались разжечь революцию в Европе? «Даёшь Варшаву»! В Германии в 1923 году? Ты ж там сам был, участие во всём этом принимал, всё своими глазами видел. Через тябя шло золото на покупку оружия, организацию отрядов Красной гвардии, выпуск газет: последнюю рубашку с себя сняли. И толку? За те деньги можно было… А-а, да что говорить! Урок мы получили хороший: два раза на те же грабли наступать не будем. Рассчитывать будем только на себя. Война на пороге, а у нас власть шатается. Осип, мне нужна твоя поддержка. Не много нас было в том «ордене меченосцев», а сейчас, вообще, единицы… к кому обратиться можно.

Москва, ул. Куйбышева д. 7/3.

Наркомат юстиции СССР.

21 июня 1937 года, 17:00

– Спасибо, Василий, свободен. – Из-за огромного письменного стола, не потерявшегося в просторном кабинете, выкатывается «колобок» и спешит мне навстречу. Плечистый охранник в штатском, доставивший меня сюда, легко без напряжения закрывает массивную дубовую дверь с медной, начищенной до блеска, табличкой: «Шейнин Л.Р. Начальник следственной части. Прокуратура СССР».

– Алексей! – «Колобок» раскрывает объятия, спрашивает участливо. – Как ты? На нём по последней моде сшитый тёмный костюм, белая сорочка и галстук в тон. По мере приближения ко мне его объятия сужаются (всё дело в моей драной гимнастёрке с подозрительными бырыми пятнами) и в точке встречи ужимаются в сердечное рукопожатие.

– Всё нормально, Лев Романович.

– Проходи, присаживайся. – Хозяин кабинета делает приглашаюший жест, указывая на два кресла у круглого столика, стоящие в углу у окна, смотрящего на площадь. – Ты голодный? Сейчас организуем. (Подкатывается к столику с телефонами). Катенька, бутерброды и кофе – быстро. «Катенька… а я свою не уберёг».

В этот момент начинают бить куранты на Спасской башне, до неё по прямой менее двухсот метров. Кажущиеся маленькими на большом лице, живые глаза Шейнина подмечают смену моего настроения.

– Алексей, обещаю, я найду её убийц… – Неожиданно с чувством произносит он.

Отвожу в сторону поплывшие глаза, присевший напротив следователь не сводит с меня глаз.

– … следствие получило свидетельство твоего соседа снизу, – понимающе киваю головой. – за полчаса до тебя наверх поднялась некая подозрительная пара, которая затем невероятным образом исчезла. Есть какие-нибудь мысли, кто это мог быть?

Дверь открывается и на пороге появляется пышная блондинка с большим подносом в руках. На нём кроме благоухающего бразильскими ароматами фарфорового кофейника, несколько тарелок с бутербродами с маслом, сыром и колбасой.

– Иди-иди уже. – Машет руками Шейнин не в силах оторвать взгляд от склонившейся над столом девушки. – На чём мы остановились?… Кто это мог быть?

Блондинка довольная произведённым эффектом исчезает за дверью.

– Обратитесь к Гендину, новому начальнику Оперативного отдела, – не свожу взгляда с бутербродов. – если они те, о ком я думаю, то у него есть материал для вас…

– Не хочешь руки помыть? – Перехватывает мой взгляд Шейнин. – Вот та дверь – в умывальную…

Чувствуется, что он очень гордится своим кабинетом. Через минуту умытый и умиротворённый возвращаюсь к столу.

– Как исчезли? Рассказывайте подробно! – Хозяин кабинета разносит стоящего перед ним секретаря.

– Э-э… – Тот косит глаза в мою сторону.

– Докладывайте, вам говорят… – Притоптывает ногой Шейнин.

– Четырёх осуждённых из Сухановской колонии (охранник и водитель в кабине) перевозил автозак из Бутырки, – зачастил секретарь. – при выезде на плотину, разделяющую Борисовский и Царицынский пруды автозак потерял управление, съехал в воду и быстро затонул. Водитель успел выпрыгнуть из кабины. Через полчаса удалось вытянуть автозак из воды, в нём обнаружены трупы вохровца и двух заключённых, двое зэков пропали. На место прооисшествия скоро подъедут вызванные водолазы.