Песнь Гнева (СИ) - Кадышева Дарья. Страница 66

Лета опустила с кровати сначала здоровую ногу, потом сломанную и осторожно ее согнула.

— Тебе больно?

— Пока нет.

— Опирайся на мои руки. И ни в коем случае не становись на больную ногу.

Лета ухватилась за его предплечья. С его помощью она оторвалась от кровати, замерев на одной ноге. Не удержавшись, она повалилась на Лиама, но тот поймал ее и прижал к себе, обхватив обеими руками.

— Стоишь?

— Да.

— Больно?

— Нет.

— Возможно, твое тело заживет быстрее, чем я предполагал.

Лета почувствовала тошноту и головокружение. Она не сказала об этом эльфу, опасаясь того, что ее вернут обратно в постель.

— Здесь есть зеркало?

— Ты уверена? — спросил он, опустив к ней лицо.

— Да.

— Хорошо.

Он повел ее от кровати, и Лете пришлось подпрыгивать на правой ноге, держа другую чуть согнутой. Теперь она увидела, что шатер был маленьким, и его убранство было скромным, хотя ее постель была очень удобной и мягкой. У выхода из шатра находилась какая-то узкая деревяшка. Они направились к ней, и Лета поняла, что это было высокое зеркало, стоящее боком.

Лиам подвел ее к зеркалу. Лета остановилась, потянув его назад и заколебавшись. Затем она все же позволила сделать ему еще один шаг. Часть тела, показавшаяся в зеркале, вызвала у нее недоумение и желание забраться обратно в кровать, но она не стала сдавать назад. Постепенно она двигалась в сторону с помощью Лиама, открывая все новые участки тела, пробуждавшие в ней неприязнь и отвращение.

Когда она стояла напротив зеркала, полностью отражаясь в нем, ей хотелось плакать. Хуже всего было лицо: осунувшееся, бледное, с гематомами под глазом и на скуле, с ужасным порезом на лбу и потрескавшимися губами. Волосы спутались и торчали соломой. На шее желтели следы пальцев. Нездоровая худоба вызвала у нее в голове ошеломление, которое прошло не сразу. Ее запястья также были забинтованы, как и нога, из-за того, что делал с ними старик в крепости. Она еще не видела того, что было под рубашкой.

Глаза были по-прежнему карие, но уже начинали светлеть.

Лиам стоял позади нее. Он казался ей созданием не из этого мира, прекрасным и стройным, с белой кожей, темным золотом волос и пронзительным взглядом, по-сравнению с ней, избитой и грязной оборванкой.

— Ты потеряла много крови, — произнес он. — Ты должна подкрепиться. А я займусь твоей раной.

— Какой раной?

— Порез на спине. Глубокий, его нужно зашить. Ты готова пройтись еще немного?

Она не была готова, но все же согласно дернула головой. Голод цеплял ее желудок как дворняга, вгрызавшаяся в крупную кость.

Лиам вывел ее из шатра. Лета огляделась. Огромная и стертая временем гавань раскинулась между высокими черными скалами, ослепляя своими серо-белыми стенами. Арки между скалами тонули в солнечном свете. Башни с давно обрушившимися этажами снова ожили благодаря стараниям десятков эльфов. Ступени широкой мощеной набережной спускались к самой воде. Древняя гавань вновь познавала присутствие жизни, и, казалось, ее стены вздымались над землей с радостью и гордостью. У причала стояло несколько кораблей с бледно-зелеными парусами и кормами, украшенными резными цветами и птицами. Эльфийские судна славились своей красотой. По всей набережной словно маленькие яркие жучки разошлись палатки и шатры преимущественно красных, а иногда и зеленых цветов. Еще несколько расположилось внутри больших полых арок. Также, очевидно, не были обделены вниманием и высокие крученные башни. Эльфы разбрелись по всей гавани.

Но как бы ни покоряло это место своим величием, оно давно было лишено прежней красоты, оставшейся в минувших тысячелетиях. Стены и арки гавани были безмолвны и печальны, зияя черными дырами во многих местах, будто настоящими глубокими ранами.

— Асильльюс, — произнес Лиам. — Седая Гавань. Место, откуда Древние навсегда покинули Пирин`ан Дарос.

— Оно прекрасно.

— Ты еще не видела всего острова, — загадочно улыбнулся он.

Лета обернулась и заметила за одной из арок тропу, уводящую наверх за скалы. Лиам повел ее в другую сторону, вниз.

Эльфы, которые попадались им на пути, уступали дорогу и кланялись. Лета видела блестящие на солнце доспехи на худых телах, прикрытые мягкими плащами. У большинства воинов были сарисы с бронзовыми наконечниками и изогнутые гвизармы. Лишь единицы носили короткие, выгнутые вперед мечи с оплетенными узористыми выемками рукоятями. Другие были одеты проще, в бархатные кафтаны или простецкие рубахи с холщевыми штанами. Они предлагали помощь Лете и Лиаму, но эльф отмахивался.

Они спустились на нижний ярус набережной. Идти долго не пришлось. Эльф остановился у небольшого камня, на который осторожно усадил Лету. Появились два эльфа, державшие в руках глиняные тарелки и кувшин. Они поставили предметы на соседний камень. Тем временем Лиам раздобыл откуда-то маленький табурет и присел рядом с Летой.

От вида тех яств, что принесли ей эльфы, у девушки скрутило живот и обильно потекла слюна. Забыв о приличиях, она накинулась на еду, с особой жадностью налегая на куски мяса в рагу. Она даже не знала, чье это было мясо, по вкусу напоминавшее баранину. Ей было все равно. Она так давно не ела, что готова была проглотить все, что угодно.

Когда ее пищевой энтузиазм спал, Лиам передвинулся к ней за спину. Рядом возникла миниатюрная эльфийка с вьющимися светлыми локонами и передала ему что-то. При ее виде Лета ощутила толику зависти. Эльфийка была хороша. Куда лучше, чем она, даже когда была еще не замучена выпавшими на ее долю событиями.

Лета попыталась обернуться, но Лиам остановил ее, положив ладонь на затылок.

— Выпей вина и дыши глубоко. Будет немного больно.

Она подчинилась, сделав большой глоток из деревянного стакана. Горло резко обожгло, а в груди начало растекаться приятное тепло. Лиам отделил часть рубахи от ее спины в том месте, где она прилипла к коже. Лета поморщилась и почувствовала режущую боль в лопатке. Эльф приспустил рубашку, и она стыдливо сложила руки на груди. Прикосновение его нежных пальцев вызвало у нее дрожь.

Сначала он иссек рану небольшим ножичком, очищая ее от лишних мертвых кусочков ткани. Лета морщилась и дергалась, вцепившись в стакан, который она уже осушила. Затем Лиам промокнул рану чем-то холодным, имевшим резкий неестественный запах. Когда игла наконец вошла под кожу, Лета смирилась и дальше переносила все довольно-таки стойко. Может быть, причиной тому было вино, от которого теперь все плясало перед глазами.

— Тебе когда-нибудь накладывали швы? — спросил Лиам.

Он быстро что-то сказал эльфийке, и она ушла. Лета пронаблюдала за ее широкими, покачивавшимися при ходьбе бедрами.

— Было несколько раз. Вот недавно, на плече.

— А, вижу… После того, как все заживет, у тебя все-таки останется шрам. Но он будет не таким уродливым, каким мог быть, — сказал Лиам.

Движения его пальцев стали медленнее и аккуратнее. Лета закрыла глаза, стараясь не думать о боли.

Олириам Тилар. Эльфы называли его словом masdaus,что означало «мастер». Невидимый, стоящий за троном Грэтиэна, всезнающий, выстраивающий невероятно хитроумные комбинации из интриг и козней против своих врагов. Никто не знал, что подтолкнуло его к этому пути. Он происходил из знатной эльфийской семьи и должен был стать целителем на Тор Ассиндрэль, но тот взрыв помешал его планам. Оказавшись на Великой Земле, он обрел известность как самый юный советник короля Кильрика Келлена, а во время Медной войны — как начальник королевской разведки. Во многом Грэтиэн был обязан Лиаму и его шпионам. Срывались сделки княжеств с Ардейнрадом, поступавшее из Яримы и Лебединых Земель продовольствие пропадало на полпути в столицу, бояре словно сами попадались на хапужничестве, а сопротивление Раздолья постоянно крепчало. Во всем этом ощущалось присутствие мастера Тилара, и его старания отводили внимание князя от Грэтиэна.

По приблизительным подсчетам Леты, Лиаму было чуть больше двухсот лет — мелочь для эльфов и невероятное число для людей. По слухам, эльф был очень импульсивен и жесток. Лета слышала, что во время Медной войны он содержал лагеря в Лесах Орэта, куда ссылали военнопленных из Лутарийских княжеств, и руководил допросами. Методы у него были не самые приятные.