Ангел для кактуса (СИ) - Евсеева Мария. Страница 15

Я наигранно прищуриваюсь:

— А ты коварная женщина.

— Ооо, ты меня еще не знаешь! — смеется она и облизывает губы. Капелька шоколадной глазури бесследно исчезает с ее кожи, но я все еще смотрю на то место, где она только что была. И Лина это замечает: — Еще раз так на меня посмотришь…

— И… что тогда?

— Я что-нибудь придумаю… — доедает последний кусочек пирожного, видит крем на своих пальцах и быстро, без лишних колебаний, по очереди отправляет их в рот. — Ты тысячу раз пожалеешь, что связался со мной.

Ее угроза звучит убедительно, и я покусываю нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.

Кофейню мы покидаем поспешно: в цветочной лавке, оказывается, нас уже дожидаются. Но нам требуется полчаса, чтобы добраться до места назначения и успеть подготовить ценник. Поэтому я прошу Ларису отправить клиента погулять, предварительно взяв у него номер телефона. Нетерпеливый дядька спас меня от поедания гигантского рулета с тонной взбитых сливок, поэтому я намерен отблагодарить его от всей души.

Я звоню в оранжерею, в которой мы не так давно побывали, и переспрашиваю о доставке, напоминая о ее срочности. Мне отвечают, что машина уже выехала по указанному адресу. Отлично!

Мы трогаемся.

Отсюда до магазинчика Ларисы минут пятнадцать езды, и я стараюсь не отвлекаться по пустякам. Но Лина к подобным «пустякам» не относится, поэтому я, то и дело, на нее отвлекаюсь.

Нацепив мои «дебильные» очки, она мурлычет себе под нос слова одной заезженной песенки, которую я тысячу раз слышал по радио, но понятия не имею, кто ее исполняет, и делает вид, что меня рядом нет. Она чувствует себя расслабленно, иначе бы не стала петь и настукивать ладошкой мелодию. Настукивать по своей коленке. Она светится счастьем, и я улыбаюсь ей. Мне нравится ей улыбаться. Но она включила игнор.

Окей, меня нет.

Я не смотрю на нее. Не-смо-трю… Представляю, что еду один. Совершенно один. В салоне пахнет ароматизатором, а не чьим-то приятным парфюмом. Нет. Никого нет. Я один, но… Но! Но! Но!

Ее идеально белые кеды. Колени. Рука. И локоть, который время от времени меня задевает. Смешно! Я снова любуюсь ею, не в силах скрыть интереса. И жду. Жду, когда она вспыхнет, как спичка, одарит меня своим вниманием и неординарными «комплиментами», а потом все-таки улыбнется. Ведь ее улыбка очаровательна. Лина сама одно сплошное очарование…

— Почему тебе никто не звонит? — вдруг спрашивает она, и я искренне радуюсь, что Лина наконец-то закончила игру в молчанку.

— А кто мне должен звонить?

Она жмет плечами:

— Не знаю. Но кто-то должен: друзья, родители, доставка какой-нибудь бредятины.

— Какой-нибудь бредятины? — я перепрашиваю, готовый рассмеяться, и заглядываю ей в лицо. Но доступ к глазам закрыт.

Лина была права насчет очков: хочется выкинуть их куда подальше.

— Ты с самого утра в чужой компании, — заключает она, и я улыбаюсь. Мне кажется, что ее компания уже давно не чужая.

— Я предупредил, что у меня срочные дела.

Хотя я, конечно, уже реально задерживаюсь.

Она прищуривается:

— Но кто-то тебе все-таки звонил.

— Да.

— Но ты не ответил.

— Да.

Лина смешно ухмыляется:

— Попахивает вечерним скандалом.

Я понимаю, к чему она клонит, о чем подумала, но сейчас мне трудно разобрать: язвит она, сочувствует или злорадствует по поводу того, что я якобы могу огрести неприятности.

Отвечаю неопределенно:

— Все может быть, — и намеренно не смотрю на нее.

Лина молчит. Боковым зрением я вижу, как она теребит тесемку за запястье.

Она волнуется? Ей не все равно? Что? О чем она думает?

— Ты все еще переживаешь насчет Инстаграма?

Лина отвечает слишком быстро:

— Нет. Не особенно.

Ее голос звучит мягко и приглушенно. По всей видимости, это не то, что тревожит ее в данный момент.

— Ты покажешь мне ваш профиль? — я протягиваю ей свой айфон.

— Зачем? — она непонимающе смотрит на гаджет. Но вдруг расслабляется и смеется: — О, нет. Не-ет! Тебе его не жалко? Если все это ради моего нелепого возгласа, то ты сошел с ума!

— Что? — Я не могу смотреть на нее без улыбки. Лина мелет какую-то несуразную чепуху, но эта чепуха действует на меня положительно. — Я просто хочу взглянуть на ваш профиль, и все.

— Ну да, конечно. — Она складывает руки у груди, как это делала уже несколько раз, и буравит меня взглядом, прячась под очками. — Ты хитрый жук. Твои потаенные мысли скрыты под слоем помпезной обаятельности, но я читаю тебя насквозь. Ты снова хотел, чтобы я…

— Погоди!

— … произнесла это…

— Стоп! Остановись! — я смеюсь и сворачиваю на Московскую. — Не хочу слышать все, что ты намерена сказать мне дальше. Давай отмотаем немного обратно. Так ты считаешь меня обаятельным?

Лина дергается, собираясь меня ударить, но я все еще предлагаю ей взять мой айфон…

— Я такого не говорила! — С жаром открещивается она. — Положи его сюда, — указывает на приборную панель, — я возьму его оттуда.

Я делаю так, как она желает, после чего театрально почесываю нос:

— В твоей речи было что-то такое про помпезность… Не напомнишь?

— Я сказала это ради сравнения!

Сняв очки, она утыкается в мой айфон, а через пару секунд возвращает его обратно, позабыв об осторожности. Но прежде, чем забрать его из ее рук, я внимательно смотрю ей в глаза, потому что совсем не собираюсь провоцировать Лину на это ее «оуч». Хотя то, как она его произносит, вызывает соблазн повторить предыдущий трюк.

Но все проходит гладко, телефон у меня.

— И с кем ты меня сравниваешь? Только придумай что-нибудь новенькое, не надо повторяться.

— Тебе это так важно знать?

Я киваю:

— Важно. — Подписываюсь на профиль их цветочной лавочки и откладываю айфон в сторону.

— С чего бы это?

— Самовлюбленному эгоисту необходимо знать, что о нем думают.

Лина смеется:

— Я же вижу, ему плевать.

И пока я нахожусь, что ответить, мы сворачиваем на парковку мини-маркета. Красная "Киа" оказывается по соседству.

Я глушу двигатель, кладу локти на руль и поворачиваюсь к Лине:

— Признайся, у тебя просто нет подходящего сравнения, кроме как «обаятельный».

Кажется, она снова жаждет меня ударить, но ее порыв отнюдь не агрессивный. Он больше похож на своеобразный коннект через прикосновение, и это говорит о том, что Лина впустила меня на свою территорию еще тогда, когда впервые ударила.

— У меня есть тысяча сравнений для тебя! — она отстегивается и выбирается из машины. Но не спешит в магазин: обняв плошку с цветком, терпеливо дожидается, пока и я выйду тоже, открою заднюю дверцу, достану ящик…

Сейчас Лина такая покладистая: неторопливая, мягкая, совершенно своя, как будто мы уже лет двадцать делаем что-то вместе. Ее злость осталась только в словах. В словах, за которыми она все время прячется.

Я смеюсь:

— Около десяти я уже слышал. Осталось девятьсот девяносто, — приближаюсь к ней с первой партией фиалок. — Сколько еще дней нам нужно провести вместе, чтобы ты успела уложиться? Лета тебе хватит?

Она не выдерживает и пихает меня локтем. Я разыгрываю комедию, что вот-вот и уроню ящик. По ее лицу на миг расползается испуг, но тут же сменяется на праведный гнев. Когда Лина сердится по-настоящему, трясется земля и замолкают все птицы, прежде щебетавшие на ветках. Но такой она мне нравится даже больше.

— Ты когда-нибудь бываешь серьезным? — Она открывает дверь, звоном колокольчиков оповестив Ларису о нашем появлении.

— Я всегда серьезен, — следую строго за ней.

Лариса смотрит на нас с интересом, в ее взгляде читается вопрос: «Вы так и не сумели найти общий язык или вам присущ именно такой стиль общения?».

Я ставлю ящик туда, куда мне указывают, и отправляюсь за вторым. А потом за третьим, четвертым и пятым. Лина тем временем колдует над ценником, попутно рассказывая маме о том, что мы придумали. Я ловлю обрывки их диалога, но и без того понимаю, что Лариса лишь позволяет нам эту маленькую шалость, хотя, конечно, совершенно не одобряет. Но я, честно говоря, на что-то большее и не рассчитывал.