Департамент Правосудия (СИ) - "Alexandera Bender". Страница 8

— Что такое Дашенька? Да что с тобой? Странно ты себя ведёшь, это на тебя так новая работа влияет, Даша, милая?

От проникновенного тона мамы я пришла в себя. И помотала головой.

Что это было? Видение, а может у медальона есть своя память? Фу, бред какой, я ещё раз встряхнула головой.

С другой стороны для чего-то он мне его дал? Такие, как Судья, ничего просто так не делают и не дарят пустых подарков, я уверена в этом.

— Мама, со мной всё хорошо, я просто устала, — я улыбнулась, чтобы успокоить родительницу и принялась пить чай. Но как бы я не старалась отвлечься на обычные разговоры с мамой о погоде, украшениях и одежде, всякий раз прикрывая хоть на миг глаза, я видела эту проклятую огненную пустыню. К вечеру это стало невыносимым, пытка какая-то прямо. Проводив маму и пообещав навестить их с отцом в ближайшие выходные, я достала книги, но читать я не могла, и сон не шёл, как назло, к часу ночи я просто боялась закрыть глаза, зная, что снова увижу мутанта или кем он там был и огненное небо. Промучившись до утра, разбитая и усталая я стала собираться на работу. Но неожиданно раздался телефонный звонок…

Глава 7

— Дарья, — шеф был чем-то явно обеспокоен, — собирайтесь и ждите меня у своего подъезда я лично подъеду за вами. И он отключился. Я застыла с трубкой в руке.

Что произошло? Почему сам шеф решил меня подвести?

Поскольку я не спала, мысли текли совершенно хаотично, невозможно было сосредоточиться.

Я вышла из подъезда.

Ух, ты! А уже оказывается, зима наступила, странно недавно были лужи и разноцветные листья, а теперь уже тонкий лёд на лужах и снег на ещё не успевшей окончательно засохнуть траве. Да и с неба летели белые хлопья снежинок, я подняла голову вверх, на небе ни облачка.

— О чем мечтаешь, Дарья? — раздался совсем близко голос Судьи. Я встрепенулась. Из припарковавшейся к подъезду кроваво-красной "ауди" вышел мой шеф, одет он был, как обычно, в костюм, но поверх было накинуто тёплое пальто.

— Я не заметила, что зима пришла, — смотря на него, сообщила я.

— Да, ты определённо, сильно легко одета, — он кивнул мне.

И, правда, лёгкие полусапожки кремовое короткое пальтишко явно были уже не по сезону.

— Садись, поехали.

— Куда? — спросила я, открывая дверцу машины и опускаясь на переднее сиденье.

— Вон там, на заднем сиденье, все документы, пока едем, изучи их, остальное я расскажу. Он сел за руль, и машина мягко покатила прочь из города.

— Ты видела лишь те души, что приходят сами, но есть места депортации, где собирают души и держат, пока кто-то из нас не приедет и не заберёт, одних вернут в телесную оболочку, других отправят на исправительные работы.

Я вспомнила секретарей Всадников.

— Сэр, простите, но секретари ваших братьев тут, как я понимаю, тоже не по своей воле? Тоже наказание?

— Да, — он кивнул, — если за всю жизнь человек умудряется совершить все семь грехов, причём неоднократно, после смерти его принудительно возвращают в своё тело и отправляют к нам, не только секретари, но и большинство работающих в Департаменте грешники.

Он печально улыбнулся мне.

— Догадываюсь, ты хочешь спросить, как ты оказалась среди них?

— Да, сэр, я ведь не умирала и не так уж и грешила, да? — с сомнением спросила я.

— А если хорошо подумать, малышка? — он внимательно посмотрел на меня.

— О чем, сэр?

— О своей жизни, — уточнил он.

Машина резко завернула вправо, и мы съехали с шоссе, ведущее из города на какую-то просёлочную дорогу. Снег стал более густым, он безжалостно покрывал поля стелющиеся вдоль дороги.

— Я не понимаю, — стало страшно, и я сжалась, захотелось, как бабочке залезть в кокон, вспомнилась недавно услышанная песня группы Флёр по радио. Я очень часто вспоминала при разных сложных и запутанных жизненных ситуациях песни этой группы и вот теперь…

В этот кокон из стёкол и рам

Не проходит тьма или свет

Может, будет бабочка там

Может быть, может, нет

Может, вырастут новые крылья

Красота, доброта

И расправить их будут силы

Может, нет, может да…

(Флёр — Кокон)

— Ты умирала, Даш, — сочувственно сообщил мне Судья.

— Что? — я рассеяно повернула к нему голову, сказанные им слова всё ещё не доходили до меня, но потом пришло осознания.

— Я умирала?

— Да, — он кивнул, — ты этого не помнишь, как я понимаю, в семь лет ты попала под машину, вы с матерью шли из магазина домой и какой-то пьяный водитель резко вывернул, твоя мама не сильно пострадала, а вот ты пережила клиническую смерть, она длилась всего пять минут, но ты умирала. Потом твой мозг после того, как ты пришла в себя, включил защитный механизм, и ты просто выкинула этот эпизод жизни из головы, и он стёрся из твоей памяти, а твоя мама никогда больше не говорила о том случае.

Я ошарашено смотрела на Войну.

— Я ничего не помню. Вы обо мне сейчас говорите?

— О тебе, — он утвердительно кивнул.

— А вам, откуда это известно? Вы знаете меня лучше, чем я сама, — грустно сообщила я шефу и опустила голову на грудь. Стало не по себе.

— Абы кого я не взял бы к себе, прежде, чем принять тебя на работу, я внимательно изучил твою жизнь. Мне не нужны предатели и трусы.

Я вздрогнула. И вжалась в спинку сиденья.

Всякий раз, когда я забываю, на кого работаю, мне очень жёстко об этом напоминают, зачем? Ну, зачем? Так хорошо воспринимать его просто красивым, властным мужчиной, но он всякий раз напоминает мне, кто он на самом деле.

Вспомнилась пустыня и красное, как кровь, небо.

— Сэр, — тихо позвала я, снова касаясь медальона.

— Да.

— Я кое-что видела, это похоже на видение. Безжизненная пустыня и красное низкое небо над ней, и странное существо, человек не человек, мутант какой-то, — задумчиво проговорила я.

Он как-то странно на меня посмотрел, долго молчал, потом, наконец, заговорил:

— Это Мертвый город, туда, куда ты стремишься попасть, а мутант, видимо, ты про Арахаров говоришь, это изуродованные души бывших людей и других существ, они у них там что-то типа дворовых собак, это души без права перевоплощаться, без права вернуться в тело, обычно это души маньяков, садистов, извращенцев и им подобных. — Меня передёрнуло от отвращения. — Странно, что медальон тебе это показал, — он снова посмотрел на меня очень удивленно.

Я отвела взгляд, резко расхотелось о чем-то ещё спрашивать. Хотя вопросов была уйма.

Чтобы как-то отвлечься, я стала листать документы, которые мне выдал шеф. Это были списки душ в алфавитном порядке, медальон услужливо перевел их на русский. Кроме списков были и регистрационные номера, что-то вроде паспортных данных и краткие биографии. Ещё тут же в папке нашлись какие-то протоколы.

Здание депортации напоминало больницу или школу. Небольшое пятиэтажное, облицованное мраморной плиткой, окна современные, пластиковые, а у парадного входа нас уже ждали.

Высокая женщина лет сорока в лиловом брючном костюме, поверх которого был накинут медицинский халат, волосы убраны в пучок на затылке, меня привлекли её глаза, они были злые с прищуром, чуть надменное выражение лица и плотно сжатые губы.

Захотелось как можно дальше оказаться от этой особы.

— Милорд, — она покланялась Всаднику, пропуская нас внутрь здания.

— Сколько на сегодняшний день душ, Роза?

— Семьсот восемьдесят три души, милорд, из них около ста без права реабилитации, остальные спорный вопрос, на ваше усмотрение.

Шеф кивнул.

— Дарья, сколько у нас в списках душ?

Я раскрыла папку.

— Семьсот восемьдесят, сэр. — Отчеканила я холодным профессиональным тоном.

Есть у меня такая черта, какие бы разговоры и ситуации не были "до", когда дело касается работы, тут меня как бы переключают, и я становлюсь бесстрастным офисным работником, без лишних эмоций. Если говорить, то чётко, ясно и по делу, если выполнять поручения то без огрехов.