Давай никому не скажем (СИ) - Лель Агата. Страница 23

— Яна, ваше отчество Альбертовна, кто ваш отец? Он русский? — снова подала голос бабушка.

— Я не знаю своего отца, никогда его не видела, — с нажимом отчеканила я.

Вот ведь старая карга. Конечно она прекрасно знает всю мою подноготную, уверена, что даже побольше меня самой, но всё равно задаёт неудобные вопросы упиваясь реакцией. Злобная мерзкая старушенция!

— Как это не знаете? Он что, умер?

— Нет, он сбежал ещё до моего рождения, но надеюсь, что потом умер.

Тётя Марина поперхнулась, и начала кашлять, постукивая пухлой ладошкой по жабо: крупные перламутровые бусы смешно подпрыгивали в такт ударам. Тимур в ужасе округлил глаза, бабушка отложила вилку и подалась вперёд:

— Считаете своего отца подлецом?

— Я считаю его жалким трусом, оставившим беременную женщину. И мне всё равно, кто он и где он, жив он или мёртв, — я смотрела в упор на сморщенную старуху и, к своему огромному стыду, ужасно хотела наговорить ей кучу гадостей.

Да, она старше, и возраст нужно уважать, но и меня нужно уважать тоже, я не сделала им ничего плохого. Какая разница, кто мои родители, разве им не важнее, кем являюсь я?

Нервы разошлись ни на шутку. Даже не нервы — гнев! Взяла бокал и, под полный ужаса взгляд Тимура, осушила вино до дна.

- Да, у меня нет такой прекрасной родословной, как у вас. Моя мать — алкоголичка, а отец «неизвестный солдат», я живу в обшарпанной коммуналке с тараканами, мой сосед — бывший зэк, а у матери появился сожитель-бездельник, который теперь живёт с нами. Я не видела красивой жизни и такого шикарного застолья, но я сама, без чьей-либо помощи закончила школу и университет на «отлично», у меня достойная работа, в конце концов ваш сын и ваш внук выбрал меня, значит меня есть за что уважать, и я не такой уж плохой человек. Надеюсь, я удовлетворила ваше любопытство и ответила на все интересующие вас вопросы? — выпалив на одном дыхании ядовитую тираду, впервые за всё время нахождения здесь почувствовала себя умиротворённо.

Пусть они меня возненавидят и больше никогда не пригласят в свой дом, я буду только рада!

Молчание стало ещё тягостнее, казалось, что накалённую обстановку можно резать тупым ножом. Никто не ожидал от меня подобного выпада и все были в шоке.

Мне стало немного жаль побледневшего Тимура, который застыл с бокалом в руке. Я сама не ожидала, что из меня польётся такое. Но они меня просто вынудили! Своими взглядами, своими показными светскими манерами и глупыми вопросами, на которые знали ответ.

Изольда Генриховна взяла в руки приборы и, не теряя достоинства, принялась разрезать на мелкие кусочки печёночный торт. Видимо, решила сделать вид, что меня просто нет.

Отец что-то покряхтел, буркнул какую-то банальность о погоде, дабы разрядить витавший в воздухе накал. Взяв бутылку, подлил каждому вина.

— Яночка, я хочу что бы вы знали, что я… мы… наша семья не желает вам зла… — путаясь, не смотря в глаза, пролепетала тётя Марина.

— Я знаю, спасибо.

Мне очень захотелось напомнить о том весеннем вечере, когда она поливала меня на чём свет стоит, но решила, что на сегодня хватит. Мне ещё потом как-то перед Тимуром оправдываться за этот перформанс.

— Кому-то принести грибочков? — бегая глазами, пробурчал куда-то себе в усы Борис Макарович. Никто не отозвался на его предложение, ковыряясь вилками в остывшей еде.

В какой-то момент, когда градус нервозности за столом превысил все допустимые пределы, тётя Марина всё-таки решила домучить роль радушной хозяйки и, вдруг расправив плечи, широко улыбнулась:

— А принеси нам грибочков, Боря.

Отец молча вышел из-за стола, и направился на кухню.

— Кстати, Тимоша, ты хотел нам сказать какую-то важную новость? Что ты имел в виду? — перевела тему мама.

Тимур кисло улыбнулся. Если до этого у него и было в планах огорошить всех чем-то невероятным, то сейчас он явно не горел желанием вообще что-либо говорить.

— Может, перенесём разговор на потом? Сейчас, мне кажется, не самый лучший момент…

— Ну почему же? По-моему, самое время. Что же ты припас для нас такого интересного, Тимурчик? — осушив второй бокал, поставила его на белоснежную скатерть, громко ударив донышком о стол.

Тимур вздохнул и неуверенно поднялся.

— Ну… э… в общем, мы тут подумали, то есть, я подумал и решил, что теперь мы будем жить с Яночкой вместе, — взял мою ладонь в свою и вяло сжал пальцы.

Снова повисла гнетущая тишина. Лицо тёти Марины прибрело землистый оттенок, а уголок левого глаза едва заметно дёрнулся. Старуха скривилась, разглядывая внука как умалишённого.

— Мог бы меня предупредить… — недовольно проворчала я, мысленно радуясь, что это не предложение. Будто камень с души.

— Ну вот и славно, давно пора, — одобрил вернувшийся Борис Макарович, выставляя на стол две вазочки с грибами.

Виновато взглянув на Тимура, наколола на вилку котлету. Перед ним я обязательно извинюсь, а остальные переживут. Они будут ненавидеть меня в любом случае, но так хотя бы будут знать, что я тоже могу за себя постоять, и никому не позволю на себе паразитировать.

Часть 18. Ян

Ян

Днюха у Демьяна проходила по тому же сценарию, как и в прошлом году: скудная закуска, дешёвая выпивка, непонятные люди, которые приходили и уходили когда вздумается.

Сначала все веселились, громко смеясь и подпевая местному шансонье Грише, но с каждой выпитой рюмкой песни становились всё заунывнее, голоса монотоннее, трёп ни о чём сменился беседами «за жизнь». Каждый выбрал собеседника по душе и, придвинувшись ближе, вливал в уши никому не нужные откровения.

— А какую музыку ты любишь? — пьяно промурчала Света, водя указательным пальцем где-то у меня за ухом.

Не знаю почему, но всегда в первую очередь смотрел на руки девушки. Руки Светы мне были неприятны: ногти разной длины, с облупившимся красным лаком, пальцы в неопрятных заусенцах. И прикид её не нравился: чрезмерно короткая юбка, чулки в крупную сетку, буфера буквально вываливались из огромного декольте. Может, на Горшка такие фифы и производят неизгладимое впечатление, но по мне Света выглядела шлюховато. А может, и не Света вовсе. Имя я забыл, а переспрашивать было лень.

— Так какую любишь? — переспросила девчонка.

— Не знаю. Любую.

Грубить не хотелось, но её навязчивое общество начинало раздражать. Если бы не пойло непонятного происхождения, я бы вряд ли вообще затеял с ней разговор. Не в моём вкусе, причем ни пойло, ни девчонка, но выбора не было, пришлось довольствоваться тем, что дают.

— А у тебя подруга есть? — не унималась она и, перестав наконец теребить моё ухо, смело положила руку на колено.

Уставившись осоловелым взглядом, эротично закусила губу. Ну она думала, что эротично, на самом деле это выглядело отталкивающе, даже противно.

Да уж, ещё вчера ко мне подкатывала звезда технаря Минаева, а сегодня вот это пьяное нечто, с размазанной тушью и полным отсутствием принципов.

Уверен, что если бы я захотел уединиться с ней прямо сейчас, то она запросто отдалась бы мне на заваленной барахлом веранде. Подружки Леры, как и сама Лера, не отличались высокими моральными ценностями.

Будто в подтверждение моих мыслей, её ладонь проворно скользнула по моему бедру и остановилась в районе паха. Мутные глаза загорелись лихорадочным блеском.

— Подруга? Есть, — ответил я, и довольно грубо сбросил её руку.

— А Лерка сказала, что нету у тебя никого! Хотя странно, что такого красавчика ещё никто не застолбил, — коротко гоготнув, полная решимости «Света» собралась водрузить руку на прежнее место, но я молча поднялся, оставив разочарованную подругу без кавалера на вечер.

— Коззёл, — процедила она, и обиженно придвинулась к тощей подруге, дремавшей на подлокотнике дивана.

— Ты чё, Наташ? А куда делся твой Апполон? — разлепив веки, сонно пробурчала тощая.

— Да пошёл он! По-моему, он гей.

Всё-таки не Света. Наташа.