Дети победителей (Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович. Страница 66

Господи, наконец-то она замолчала — да, бывает, устает и она.

В машине хорошо вспоминается. Дорога провоцирует поток сознания. И я снова вернулся в Неволино, великий центр археологической культуры.

Всех очаровала Светлана Николаевна, преподавательница пения. Симпатичная девушка невысокого роста с белой кожей, слегка вздернутым носиком и громадными карими глазами. А может быть, они мне просто казались громадными.

Вечерами Светлана Николаевна садилась за фортепьяно в столовой и пела для нас, подростков, русские романсы и народные песни. Она аккуратно переставляла пальчики по клавишам — с трудом расставляла их в аккордах. Кожа ее кистей была розоватого, блестящего цвета, будто перчатки. Между пальцами светились перепонки. Мы слушали девушку, смотрели на ее руки с жалостью и восхищением. Мы уже знали, что она пострадала во время пожара и что ей никогда не стать великой пианисткой. Она учила нас пению и нотной грамоте. Показывала, как надо танцевать — вальс, фокстрот и модный шейк. А в новогоднюю ночь поставила нас вокруг елки и включила пластинку «То night» — «Ночью». Ну мы и дали в ту ночь… Нам ничего не запрещали… Почти ничего. Мы самовыражались по полной программе — до маскарада в женских нарядах и шаманских танцев.

Светлана Николаевна сделала мне королевский подарок — написала музыку на стихи, которые я сочинил в угаре первого поэтического вдохновения. Она разговаривала со мной в столовой, как с уважаемым автором. О, я стал чувствовать себя личностью! Я начал учиться на «хорошо» и «отлично». По утрам мы с товарищем усиленно занимались гимнастикой, по вечерам читали статьи о культуризме и необычайных возможностях личности.

Я писал стихи, как Пушкин, в чем был абсолютно уверен. Правда, иногда мне казалось, что я пишу лучше Александра Сергеевича.

Казалось, вся история человечества существовала для того, чтобы наконец-то в мир пришли мы — умные, сильные, талантливые люди масштаба Леонардо да Винчи.

В тот пасмурный день подполковник Алексей Сиротенко, сотрудник отдела по борьбе с экономическими преступлениями, встретился с одним из своих агентов, работавшим на органы под псевдонимом Васильев.

Агент, грузинский жулик, год назад попался на продаже фальшивых долларов. Поддельные деньги находились в кожаном дипломате цвета человеческой крови. Грузин довольно быстро согласился сотрудничать с милицией, поскольку уже знал, что это лучше, чем отбывать срок в Соликамском лагере. Попросил только отдать ему кожаный дипломат. Сиротенко вернул жулику тару.

Васильев сообщил подполковнику, что в Перми появился «один пацан», некто Борис Бельский, предлагающий оптовые суммы стодолларовых купюр. Алексей сделал запрос в Информационный центр ГУВД, откуда получил справку о том, что Борис Бельский полгода назад отбыл пятилетний срок за грабеж.

Подполковник приступил к изучению связей этого «пацана». «Конечно, — вздохнул офицер, — когда Асланьян уезжает куда-нибудь, например в Николаевск, можно спокойно поработать, без лишнего шума, алкоголизма и других побочных эффектов».

Как выяснил подполковник, вокруг Бориса Бельского вертелась целая куча шпаны. Два-три человека из этой кучи уже замечены в реализации фальшивых денег.

На следующий день один из них, безработный Николай Солдатов, был взят подполковником в разработку — и в результате появилась серьезная информация: некто Владимир Воробьев по прозвищу «Дуболом» торгует оружием. Торгует оружием? Информация оказалась настолько актуальной, насколько серьезным было начало второй Чеченской войны.

Дело в том, что в окружении Бельского стабильно просматривался еще один занимательный кадр — Хасан Закаев, лидер и участник чеченской ОПТ. Вскоре обнаружилось, что у Хасана есть родной брат Расим. Именно он вызвал особенный интерес подполковника к ситуации, сложившейся вокруг мечети.

В Николаевске нас никто не ждал. В четырехэтажное здание заводоуправления даже не пустили, поскольку «директор», которого мы спросили, был на обеде.

Мы сидели на лавочке среди цветов, под новодельными фонарями, воспроизводящими атмосферу XIX века. Рядом стоял памятный знак с декоративной шестерней и текстом указа Бергколлегии о создании завода во времена Петра Первого.

Левее заводоуправлениея была возведена кирпичная стена наподобие кремлевской. Ну, всем известно, кто и как живет за зубчатыми стенами.

Дверь здания открылась, и оттуда выглянула какая-то блондинка.

— Вы журналисты? — прокричала она и, получив утвердительный ответ, пригласила: — Армен Григорович звонил, просит вас извинить его и попить чай в приемной.

Ну, мы согласились… В приемной сидел молодой человек и читал газету. На стене висела шелковая карта Пермской области. Как всегда, я сразу вышел на Вишерский край, который, как только сейчас отметил, юго-восточной стороной граничил с Николаевскими окрестностями.

Смотрите, в какую глухомань заехали? — приветливо улыбнулась секретарша, кивая головой на карту.

— Я родился и вырос еще севернее, — показал я рукой на Вишеру.

— Разве армяне там жили? — удивилась секретарша.

— Жили, — кивнул я в ответ, удивляясь ее осведомленности по поводу моего происхождения.

— Они что там, — поднял взгляд охранник, — виноград выращивали?

— Что-то в этом роде, — ответил я, — лес валили.

В тот день мы проговорили с Арменом Григоровичем четыре часа. Он рассказывал нам о заводе, о городе, а главное — о своих наполеоновских планах. Главное — о них…

— Город Никалаевск — это первый город, каторый видит солнце, кагда паднимается из-за Уральских гор… Эта что значит? Что Никалаевск — первый город Европы! Первый, а нэ паслэдний…

— С географической точки зрения, — уточнила Нина, которой монолог Папяна давался особенно тяжело.

Ну, ей чужие монологи вообще даются с трудом.

— Знаете, для чего мне выборы? Я буду здэсь хазяином!

«Почему здесь, а не на каменистой земле нашей исторической родины? — подумал я. — Был бы там хозяином, сидел, кушал виноград, слушал дудук и кеманче…»

Мне иногда трудно было разобрать, что говорил великий работодатель, поэтому дальнейшую речь его я буду просто переводить на русский язык так, как понял сам.

— Вы, наверное, заметили, какой у меня здесь парядок… Я не люблю недисциплинированных людей… Работал у меня недавно один падрядчик-страитель… Я быстро узнал, что он не выдерживает температурный рижим при закладке фудамента — и пнул его пад зад! Не нужны мне такие работники! А вы знаете, кто стаит во главе той команды? С той староны?

— Еще нет, — тут же ответила Нина.

— Каслинская, — сказал он, стряхивая американский пепел в хрустальную пепельницу.

— Мы знаем эту даму…

— Кто она такая? — спросил армянин, всем своим видом показывая ничтожность женского существования.

— Она опытный политтехнолог, — ответила через паузу Нина, — с ней надо быть осторожней…

«Везет мне с пани Ирэн, — подумал я про себя, — но в прошлый раз я ее победил… И в этот, дай Бог, не оплошаю».

— Нада узнать побольше пра ее каманду, — кивнул головой Армен Григорович, — вы далжны быть не только журналистами, вы далжны быть разведчиками!

Мы тут же согласились. Российские заказчики подписывают бумаги так, будто оказывают благотворительность. Меценаты недоношенные. И говорят, говорят, говорят.

Потом Папян рассуждал об «элите» страны, показывали снимки, где он стоял в обнимку с заместителем председателя Госдумы России, ученым, путешественником, столичной знаменитостью армянского происхождения.

«А вот мой отец не мог учиться, поскольку в пятнадцать лет он воевал с немцами, затем двенадцать лет был «под комендатурой» — выезд за пределы пермской тайги запрещался, — подумал я. — А этот даже не удосужился съездить на сотню километров севернее Николаевска, найти могилы армян, героев самой великой в истории человечества войны, не знаменитостей».

Я с улыбкой отметил, что только в одной главе шикарно изданной книги о заводе пять фотографий Папяна.