Дети победителей (Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович. Страница 67

Папян неторопливо, не выпуская из рук сигарету, перебрал на столе пачку газет — и протянул мне одну из них, тыча пальцем в фотографию пожилого мужчины с орлиным профилем и густыми волосами, откинутыми назад. Мужчина походил на Данте Алигьери. Чувствовалось, что снимок сделан давно — может быть, полсотни лет назад. Это был известный армянский писатель, один из руководителей нелегальной организации, созданной партией «Дашнакцутюн». Об этой партии мне еще папа рассказывал. Армянские нелегалы в двадцатых ликвидировали главных руководителей младотурков, ответственных за уничтожение полутора миллионов армян в начале века.

— Почитай, — кивнул Папян на газету, — возьми с собой…

Договорились, что к следующему разу мы разработаем программу проведения предвыборной кампании.

— Я думаю, мы должны быть не только разведчиками, но тактиками и стратегами — тоже, — сказал я на прощание. — Один мой знакомый, опытный спортсмен, чемпион рукопашного боя, говорил, что самое главное в схватке — сделать неожиданный ход… Именно этот ход должен стать основой нашей программы.

В завершение мы все прошли на собрание сотрудников заводоуправления. Выступал только Папян. И закончил свою речь великими словами: «Благодарите меня, что я у вас есть».

Перед отъездом нас проводили на первый этаж, в банкетный зал, который находился в помещении, смежном со столовой. Салфетки, приборы, минеральная вода, виноград, груши, бананы, опять красная рыба, изумительная мясная поджарка, ну и так далее. Но наглости моей не было предела — я поинтересовался вином. Такой любознательный. Официантка тут же принесла бутылку красного французского «Вольнэ от бушар» из винограда пино нуар, я откупорил ее собственноручно. Да, 1500 рублей бутылка, как раз к мясу.

Мы хорошо пообедали, но мне было мало — я попросил у официантки пакет, поставил в него недопитую бутылку, и мы отъехали на машине, которую нам предоставил Папян.

Конечно, я вел себя немного развязно и даже нагло, пил в машине из горлышка и позволял себе думать все, что приходило в мою нетрезвую голову. Я, наверное, полагал, что историческая родина передо мною в долгу. Я был доволен земляком и почти не сердился на него за то, что он так много говорил перед обедом.

Через неделю мы приехали снова. Опять за свои деньги. Привезли программу, которой я честно отдал три рабочих дня. К этой поездке Нина уже узнала, что мы у Папяна не первые — первой была та самая Каслинская, еще весной приступившая к подготовке предвыборной кампании. А потом мой дорогой друг, большой человек Армен Григорович Папян, пнул ее под зад, как того подрядчика — с «температурным режимом» фундамента.

— Это он зря сделал, — покачала головой Нина. — Каслинская перешла на другую сторону, а она — серьезный противник!

Мы опять сидели под фонарями среди гладиолусов.

Подъехал навороченный джип зеленого цвета, из него вышел и направился в здание высокий широкоплечий мужчина в зеленом пиджаке с желтыми металлическими пуговицами.

«Отстает провинция», — мелькнула мысль, поскольку в столицах новые русские уже перестали подражать попугаям. Сейчас они подражают пингвинам. Через минуту он появился снова и направился к нам.

— Вы ко мне? — приветствовал он, пожимая мою руку. — Подождите, пожалуйста, десять-пятнадцать минут, я сейчас съезжу, постригусь — и буду.

Волнистые седые волосы, челюсть бульдозера. Ну, мы готовы были простить ему провинциальность и самодовольство. Не бесплатно, конечно.

— Но это же не Папян! — пропела Нина, когда машина отъехала.

— Какая тебе разница! — возмутился я. — Человек ради нас завод бросил, подстригаться поехал.

— Он ради тебя из кресла не встанет, — заметила Нина.

— Ты думаешь, ради тебя? — удивился я.

Петрова смотрела на меня с наглой ухмылкой. Среднего женского роста, стройными ножками и двумя высшими образованиями, она была ничего, но эти занятия айкидо, йогой, гимнастикой… Невозможно, чтобы в нормальной женщине было столько энергии, это тревожит мужчин и порождает у них комплекс неполноценности.

Потом мы снова пили чай в приемной. Папян приехал минут через пятнадцать, поздоровался, как с родными, и прошел в кабинет. Вскоре появился высокий в зеленом пиджаке — и тоже прошел туда, в кузницу золотых монет.

— Кто это? — спросила Нина.

— Генеральный директор, — ответила симпатичная секретарша.

— А у Папяна какая должность?

— Он — председатель совета директоров!

— Понятно, — кивнул я.

Потом появился еще один — тоже высокий, но припудренный какой-то, будто комсомольский вожак.

Нас пригласили. Ха-ха, это был совет директоров. Генерального звали Петром Васильевичем Савельевым, «комсомольца» — Николаем Викторовичем Плотниковым, он оказался директором по социальному развитию и кадрам.

Кабинет был большой, как цех интеллектуального труда. Мы сели за боковой стол, передо мной, за плечом гендиректора и белыми жалюзи, стены заводских корпусов стекали вниз стеклом водопадных окон.

Все, кроме Нины, курили, они — какие-то заграничные сигареты, я — свои, из Санкт-Петербурга.

— Юра Асланьян, — представил меня Папян подчиненным, и после паузы многозначительно добавил: — Земляк…

Я сказал, что подготовил программу проведения предвыборной кампании и готов представить ее совету директоров.

— Я читал ваши журналистские материалы — они мне нравятся, — кивнул головой Петр Васильевич.

Мне это польстило, но я скрыл досадное чувство — конечно, не только от себя. Начал излагать программу, компьютерная распечатка которой лежала передо мной. Я предложил положительный алгоритм действий, отвергая использование компромата, черного пиара, негативного потока информации.

— Я считаю, что программа хорошая, — оценил мою работу генеральный директор.

— Я бы посоветовал подключить к работе молодежную организацию предприятия, — добавил директор по социальному развитию и кадрам господин Плотников.

— Сагласен, — казалось, поставил точку председатель совета директоров Папян, — но чемодан кампрамата падгатовить нада. А использавать его не в нашей газете, а в абластных… Мы далжны быть чистыми! Делайте все, что необходимо. Проблэм с деньгами не будет.

Он разрушал саму идею… Но мы не стали спорить с председателем совета директоров, уже имея черный опыт: у этих людей нет логики — только желание, деньги и темная вера в собственную правоту. Откуда у них темная вера? От верблюда. Аргументы бессильны, когда людей может остановить только одно — страх за деньги или собственную жизнь.

Директора нашу программу приняли. А куда они денутся? Документ разрабатывал социолог, журналист, писатель… Я все продумал и был абсолютно уверен в успехе. Осталось решить последний вопрос… Конечно, я представлял себе, что это такое — два месяца экстремальной работы. Я не собирался делать ее во имя солидарности с исторической родиной.

— Когда мы будем говорить об оплате нашей работы? — спросил я Папяна.

— Решите этот вопрос с генеральным директором, — тихо ответил армянин, — а я сейчас уезжаю — завтра мне надо быть в Норвегии.

Я сидел за столом и курил третью сигарету подряд. Количество чашек потонуло в глубине выпитого чая. Кончики пальцев подрагивали.

Мне надо было назвать такую сумму, которая не испугала бы заказчика и не обманула нас. Я вспомнил, сколько берут команды политтехнолов, прикинул объем работы, время на ее исполнение — и вывел нужную цифру.

Кабинет генерального директора был в два раза больше, чем у Папяна. «Потому что он здесь проводит заводские оперативки», — догадался я.

Кроме того, я понял, что Петр Васильевич Савельев ждал меня. Он сидел один за громадным столом, пиджак накинут на спинку высокого кожаного кресла.

— Армен Григорович сказал, что решать вопрос об оплате мы будем с вами, — объяснил я свой приход, усаживаясь в предложенное мне кресло. На лице хозяина кабинета ни улыбки — ничего лишнего.

— Да, — кивнул директор, — какую сумму вы хотели бы получить?