Сказки Вильгельма Гауфа - Гауф Вильгельм. Страница 14

Мысли эти занимали Лабакана весь день; он лег с ними спать и с ними же проснулся на следующее утро. Омар спокойно спал. «Он спит, ему снится счастие и радость», — подумал Лабакан, и ужасная мысль запала ему в голову: убить Омара, отнять кинжал его и вместо него явиться принцем самозванцем на указанное место.

Но на такое злодеяние он был не способен, убить человека он не мог; он отнял у сонного кинжал, оседлал его ретивого коня и ускакал, прежде чем тот проснулся.

Это был первый день месяца рамазана; ему было еще четыре дня срока, хотя доехать до столба Эль-Серуя можно было и в два. Но он спешил, боясь как бы не нагнал его настоящий принц.

На следующий день под вечер Лабакан увидел условный столб; он стоял на небольшом холме среди необозримой пустыни. У Лабакана забилось сердце: ему было и жутко и радостно; хоть он и был в себе уверен, а все-таки ему становилось подчас страшно, сумеет ли оно так искусно прикинуться, чтобы ему поверили?

Переночевав в пустыне, он на другое утро издали завидел какое-то шествие. Народу было много, верблюды, лошади, все было пышно и торжественно. Лабакан понял, что это шли его встречать. Весело ему стало, а между тем совесть его не была покойна. Он успокаивал себя тем, что вернуться было уже поздно, что он слишком далеко зашел. «Не ударим лицом в грязь, ободрял он себя, — не плоше других сумеем быть королевским сыном».

Шествие остановилось на ночлег невдалеке от него. Дождавшись утра, он весело вскочил на лошадь и во весь дух поскакал к холму. Доехав туда, он слез, выдернул заветный кинжал и пошел пешком. У подножья высокого столба стоял рослый и величавый старик и с ним еще шесть человек. Он был в золотом кафтане, подпоясан белою шалью, на голове белая же чалма, украшенная дорогими каменьями.

Лабакан подошел к нему, и с низким поклоном, вручая ему кинжал, проговорил условные слова:

— Я тот самый, кого вы ищете.

— Слава Пророку, сохранившему тебя, — отвечал ему старик со слезами радости, — обними же отца своего, дорогой сын мой Омар!

Портной был очень растроган такою речью и бросился в объятия принца.

Но непродолжительна была его радость. Выйдя из объятий старца, он увидел подъезжавшего к ним всадника, который погонял и шпорил лошадь изо всех сил; но она не прибавляла шагу. Лабакан узнал свою Марву и настоящего принца Омара. Но он не унывал и решил упорно отстаивать свою ложь.

Верховой издали махал руками; подъехав к холму он слез.

— Стойте, стойте! Остановитесь! — кричал он. — Я Омар, я, а не он! Этот негодяй обманывает вас!

Все стояли в удивлении, не понимая, что это означало.

— Отец и покровитель мой, — начал Лабакан, стараясь казаться спокойным, — не смущайтесь его речами, это помешанный портной: он мне сам говорил, что он портной родом из Александрии и что зовут его Лабаканом.

Это взбесило принца. Не помня себя от злости, он было бросился на Лабакана, но окружающие остановили его.

— Ты прав, что он помешан, — сказал старый принц, — свяжите его и усадите на верблюда, — продолжал он, обращаясь к своим слугам — посмотрим быть может, он у нас и оправится.

Принц не выдержал и заплакал.

— Я уверен, что вы мой отец. Умоляю вас именем покойной матери моей, выслушайте меня!

Но старый принц его более не слушал; взяв Лабакана под руку, он сошел с ним с холма. Внизу их ожидали лошади, оседланные, разукрашенные и накрытые богатыми попонами. Все уселись и торжественное шествие двинулось в обратный путь. Несчастного принца посадили связанного на верблюда и двое конных ехали по сторонам.

Владетельный князь был Сауд, султан Вехабитов. Он долго был бездетен, когда же наконец у него родился сын, то ему предсказали, что сыну грозит опасность до двадцать второго года жизни его и что его вытеснит враг. По этому султан решился отдать его другу своему Эльфи. Все это рассказывал теперь отец своему мнимому сыну, на которого не мог налюбоваться и нарадоваться.

Когда же султан въехал в свои владения, то радостным встречам не было конца.

Везде ждал его народ, дома все были увешаны коврами, выстроены ворота украшенные цветами и зеленью, раздавались крики: «Да здравствует Омар!» А несчастный принц, к которому это относилось, сидел связанный и никто не смотрел на него, а если кто и взглядывал, то любопытствовал узнать кто этот пленник, и провожатые отвечали: «Помешанный портной».

Наконец торжественный поезд въехал в столицу. Тут встреча была еще великолепнее чем где либо. Пожилая и почтенная султанша ожидала их в приемной зале. На полу был разостлан прекрасный ковер, стены завешены светлоголубою шелковою тканью; подобранная в зубцы золотыми шнурками и кистями — она разливалась серебристым блеском.

К прибытию гостей уже стемнело и залу осветили разноцветными фонарями. Было светло как днем; но всего лучше осветили и убрали место, где сидела сама султанша. Ее трон, золотой с аметистами, стоял на возвышении. Четыре знатных эмира держали над ней красный шелковый балдахин, а шейх мединский обмахивал ее опахалом.

Так ждала султанша своего супруга и сына, которого не видала с самого рождения, но ей казалось, что она знает его в лицо и что отличит из целой толпы, потому что Пророк показывал ей его во сне. Заслышался гул, раздавались звуки труб и литавр, доносились крики, конский топот, все ближе и ближе, наконец послышались шаги, отворилась дверь — и султан под руку с сыном прошли по зале мимо рядов слуг своих, павших ниц перед ним. Подойдя к трону, он сказал:

— Я привел к тебе того, по ком тосковало твое сердце.

Но султанша перебила его:

— Нет, нет, это не он, не сын мой! — вскричала она, — он не такой, я видела его во сне. Мне сам пророк его показал!

В это время в комнату вбежал Омар; вырвавшись от сторожей своих, он бросился в ноги к матери:

— Я умру здесь, — кричал он, — вели меня зарезать, жестокий отец, но живым я не уйду отсюда.

Придворные смутились, все бросились к нему, сторожа подоспели и уже готовились схватить; но султанша, в изумлении и молча смотревшая на все это, вдруг вскочила с трона:

— Стойте! — закричала она, — не троньте его! Это он, это сын мой!

Сторожа отступили. Султан был вне себя от гнева.

— Вяжите его! — приказывал он. Я здесь судья, вы мне должны повиноваться. Бабьим снам верить нельзя, а вот вам доказательство, — сказал он, показывая на кинжал, — этот кинжал друга моего Эльфи, это наш условный знак.

— Он украл его у меня! — вскричал Омар, — я доверился ему как честному человеку, а он обманул, обокрал меня.

Но султан более не слушал, он был упрям и разубедить его было трудно. Приказание его было исполнено: Омара вывели из залы. Сам же он ушел с Лабаканом к себе, гневаясь на жену, с которою 25 лет прожил в мире и согласии.

Султанша также была в горе: она видела, что привезенный принц не сын, а обманщик, но что разубедить в этом султана была почти невозможно; у него был условный кинжал, он рассказывал о своей будто бы прошлой жизни так много подробностей, слышанных от Омара, — что нельзя было усомниться в истине их.

Султанша позвала к себе всех слуг, которые ездили с султаном встречать сына, и расспросила их как дело было. За тем она созвала своих невольниц и стала с ними советоваться как помочь беде.

Первая нашлась подать совет старая, умная черкеска Мелехсала.

— Если я не ошибаюсь, принц самозванец назвал того, кого вы считаете своим сыном — Лабаканом, сказав, что он сумасшедший портной?

— Да, но что же из этого?

— А что если самозванец сам Лабакан и назвал своим именем настоящего принца? В таком случае я научу вас, что делать.

И Мелехсала шепотом стала передавать султанше свой совет.

Султанша была умная женщина, она умела ладить со своим мужем и пользоваться его слабостями. А потому она прикинулась, будто покорилась судьбе и придя к султану сказала ему, что готова признать за сына того, которого он желает, но наперед просит дать ей слово, что исполнит одно условие. Султан согласился.