Eden (ЛП) - "obsessmuch". Страница 190

Тишина почти осязаема. Я не отрываю глаз от Люциуса. Никогда не думала, что мой взгляд оказывает на него подобное воздействие, меня занимали лишь мысли о том, какую власть имеет надо мной его взгляд.

Я так хочу поговорить с ним. Хочу сказать ему о своих чувствах и хочу узнать о его. Услышать о ненависти, о власти и о том, как нужна ему.

Но мы не сможем поговорить. Уже никогда. Потому что они не оставят нас в покое.

Машинально поднимаю руку, но тут же опускаю.

И он кивает, потому что понимает меня без слов.

Внезапно все вокруг озаряется красным, и Эйвери с Драко склоняют головы, но не Люциус.

Высокая фигура в черном медленно откидывает капюшон, снимает плащ и передает его Беллатрикс, которая стоит подле с хищной ухмылкой на лице.

Меня передергивает, и это почти физически больно. Я так надеялась, что никогда больше его не увижу.

— Так… — шипит Волдеморт, переводя свои красные, бездонные глаза с меня на Люциуса, безрадостная улыбка растягивает его рот. — Так…

Его взгляд задерживается на мне, а затем он с отвращением качает головой и поворачивается к Люциусу.

— Так это и есть то дитя, что сделало из тебя предателя, Люциус? — Риторический вопрос. Ответ ему не нужен.

Люциус молча смотрит на него. Со злостью. Потому что теперь хозяин стал его врагом.

Наше внимание привлекает надрывный кашель.

Все поворачиваются, чтобы посмотреть на Рона, который приходит в себя.

Волдеморт посмеивается.

— Рад, что ты присоединился к нам, Рональд.

Рон поднимает голову, и ужас плещется в его глазах: он впервые видит Волдеморта, не считая той ночи, когда его похитили.

Он глубоко вздыхает, потирая гудящую голову, и когда, наконец, приходит в себя, Волдеморт снова заговаривает.

— Должен признать, картина была бы неполной, не будь здесь всех участников этого трагического фарса.

Рон судорожно вздыхает.

— Вот что я вам скажу, — уверенно начинает он. — Почему бы для начала не прекратить ломать комедию? Никому не интересно слушать пространные монологи.

Беллатрикс резко поднимает палочку, но Волдеморт жестом останавливает ее. Он улыбается, но в глазах нет ни намека на человечность.

— Раньше нам не удавалось поболтать. — От его голоса меня пробирает до костей. — Да меня это и не волнует, если честно. Едва ли твоя компания стоит моего времени.

Рон краснеет, но Волдеморту нет до этого дела.

— В любом случае, это не важно, потому что ты совсем скоро покинешь нас, — шипит он. — Твои родители позаботились об этом.

Рон вскидывается.

— Что это значит? — дрожащим голосом спрашивает он.

Волдеморт ухмыляется.

— Кажется, они совсем тебя не ценят, мальчик мой, — растягивая слова, поясняет он. — Они уже не раз отказывались выполнять мои поручения. И теперь пришло время доказать, что я всегда выполняю свои угрозы и мои желания нельзя игнорировать.

Нет. Только не это. Только не он…

Рон стремительно бледнеет, но Волдеморт не придает этому значения. Прищурившись, он смотрит на Люциуса.

— Но я здесь не для того, чтобы говорить с тобой, Рональд, — лениво произносит он. — Я здесь по более личным делам.

Люциус наблюдает за ним сквозь решетку. Его взгляд… абсолютно нечитаемый. Это вызов или страх?

Или и то, и другое?

— Люциус Малфой, — тянет Волдеморт. — Такой… приверженец общей идее. Гордый, безжалостный, знающий свое дело и… целомудренный.

Он умолкает. Люциус глубоко дышит.

— Люциус Малфой, как ты меня разочаровал.

Люциус задирает подбородок.

— Вы забыли, мой лорд, что несмотря на мои ошибки, я никогда не предавал вас. То, что я сделал, касается только меня и гряз… и ее — несколько мгновений он молчит. — Я не сделал ничего, что могло бы навредить вам или вашим целям…

Волдеморт почти с грустью качает головой.

— Ох, Люциус, ты только глубже копаешь себе могилу, — он медленно растягивает слова. — Ты оскорбляешь меня, надеясь на жалость только потому, что твои действия не затронули меня напрямую. Ты полагаешь, у меня напрочь отсутствуют принципы?

На секунду Люциус встречается со мной глазами, и я понимаю, что мы — покойники. Его глаза абсолютно пусты. Он не знает, как вытащить нас отсюда.

— Пожалуйста! — не думая о последствиях, выкрикиваю я. — Прошу вас, умоляю… выслушайте его, пожалуйста…

Волдеморт поворачивается ко мне, улыбаясь.

— Моя дорогая Гермиона, с чего бы тебе просить за него, за того, кто так обращался с тобой?

За его спиной усмехается Беллатрикс, а Драко лихорадочно шарит взглядом по комнате.

Глубоко вздыхаю. Я должна попытаться.

— Прошу, — с отчаянием повторяю я. — Неужели за всю свою жизнь вы ни разу не чувствовали к кому-либо…

Умолкаю, потому что вспыхнувшая в его глазах радость дает мне понять: нет смысла пытаться достучаться до него.

Он издает грудной смешок.

— Ох, Люциус, что же ты наделал? — он явно забавляется. — Я бы тебе поаплодировал, будь она чистокровной. Какой изящный гений! Право же, не зря ты поднялся до таких высот в наших рядах. Признаю, никогда не думал, что ты столь искусен в садизме. Какой восхитительной психологической пыткой это должно быть для нее! Полюбить убийцу собственных родителей.

Это как обухом по голове. Меня тошнит, и голова кружится. Я вся трясусь.

Люциус долго вглядывается в меня, а затем поворачивается к своему хозяину.

— Как вы помните, вы не оставили мне выбора, мой лорд, — его голос дрожит от ненависти.

— Ой, только не надо сваливать всю вину на меня, — ледяным тоном отвечает Волдеморт. — Я был бы весьма счастлив, если бы умерла она. И именно ты настоял на том, чтобы оставить ее в живых, и неважно какой ценой. Мне тогда было интересно, почему. Но теперь стало ясно, что все это время ты ставил свои собственные желания превыше идей и целей, которым ты — исходя из твоих же слов, — незабвенно предан.

Повисает тишина, и в комнате становится невыносимо душно.

— Что скажешь в свою защиту?

Люциус пытается взять себя в руки.

— За себя я ничего не скажу, — произносит он наконец, высоко держа голову. — Я знаю, что не заслуживаю пощады. Но… но я прошу оставить ее в покое.

Волдеморт улыбается, а Люциус твердо продолжает, забывая о гордости:

— Пожалуйста… За все годы моей преданной службы…

— Преданной службы? — выплевывает Беллатрикс. — О да, ты выказывал просто величайшую преданность в последние месяцы.

Люциус даже не смотрит на нее.

— Несмотря на то, что я… связался с грязнокровкой… я никогда не отказывался от вас, мой лорд. Я безропотно выполнял все ваши приказы, с радостью выполнял любую работу, что вы мне поручали, и не просил ничего взамен, но сейчас я прошу вас, умоляю…

Он переводит дух и глубоко вздыхает. Улыбка Волдеморта становится все шире и шире, а в глазах загорается интерес.

— Пожалуйста, — шепчет Люциус, — отпустите её.

Эйвери и Беллатрикс посмеиваются, а Волдеморт стоит с таким видом, словно жалеет его.

— Я понимаю, что прошу слишком многого, — поспешно добавляет Люциус. — Но если не можете отпустить, хотя бы сохраните ей жизнь, пусть и в качестве пленницы.

Мне не на что надеяться, я знаю, что ответит Волдеморт, и смиренно жду его вердикта.

— Слишком поздно, Люциус, — почти обыденно/буднично констатирует он.

У Люциуса дергается щека.

— Господин…

— Слишком поздно, — повторяет Волдеморт. — Если ты хотел защитить ее и оградить от опасности, тебе следовало держать себя в руках. Ты должен был понять, что единственное, что спасет ее от полного уничтожения — быть подальше от тебя.

Улыбаясь, он поворачивается ко мне, но обращается к Люциусу.

— Если бы ты беспокоился о ее безопасности, то держался бы от нее на расстоянии. Но, в конце концов, ты всегда был эгоистом.

Отворачиваюсь от него, переводя взгляд на Люциуса — самого эгоистичного человека из всех, кого я знаю.

Волдеморт наблюдает, как до нас постепенно доходит смысл его слов.