Пасифик (СИ) - "reinmaster". Страница 60

— Прекрасно, — без заминки ответил Кальт. — Мы быстро разрешили наше маленькое недоразумение. А потом пили шнапс и играли в карты на раздевание. Но всё было очень культурно, уж поверьте. Я прямо-таки отдохнул душой и телом, — глаза его блеснули.

Он лгал. Хаген знал точно. Потому что в последние две-три ночи научился видеть сны.

Один — тревожный, жёлтый, с проволочными сетками фонарей и собачьим побрехиванием сквозь шум бессменно работающих подземных цехов.

И другой — багрово-чёрный, лишенный звука и жизни, спрятанный в глубоких складках бархатных портьер.

В этом сне пристёгнутый к стенду белый обнаженный Кальт, прикрытый до пояса ковриком из просвинцованной резины, беззвучно корчился в лучах медленно перемещающихся квадратных ламп. Пластиковые трубки, соединяющие его запястья с конусовидными капельницами, были заполнены чернильной жидкостью, нисколько не напоминающей кровь. Хаген не видел его лица. Оно было обращено к Лидеру, сгорбленному больному человечку, методично прикладывающему сенсорную иглу к распростёртому телу…

— Йорген?

— Ничего.

— Да как же «ничего»? Вы побледнели. Подавились вопросом? Задайте.

— И вы ответите?

— Не факт. Но в любом случае, я вас не укушу.

Но Хаген медлил, увлеченный детской забавой «найди десять отличий». Новый Кальт был точь-в-точь как старый, но кое-что изменилось. Содержание сна подсказывало направление, и Хаген сразу же обнаружил искомое — вмонтированный у основания мочки уха компактный нейроконтроллер. А вот и второе отличие — тускло поблёскивающая металлическая пластина, притаившаяся в надключичной ямке. Доктор Зима действительно вернулся не с пустыми руками, но часть подарков привёз в собственном теле.

— Что он с вами сделал?

— А, — сказал терапист с явным неудовольствием. — Ничего, чего я не смог бы сделать с вами, мой любопытный эмпо-техник.

— А с ним?

— Вы что-то разболтались не к добру. А ведь мы рассматривали категорию необходимости. Подите освежите свои конспекты! Райх — это организм, а организм устроен мудро. В нём есть много нужных деталей: мозг, средоточие ума, — Кальт слегка поклонился, — сердце — ну, это, безусловно, лидер, наш вспыльчивый и подозрительный Алоиз… сильные руки, тупые ноги… слепая кишка…

— Улле?

— С вашего позволения, Кройцер. А Мартину отведём роль спинного хребта — он этого заслуживает. Не правда ли, в такой трактовке наша раковая опухоль вызывает куда больше симпатий?

— Не сказал бы.

— Дело вкуса. Но хотите того ли нет, она вот-вот поползёт на север. Что ж, я помогу, меня убедили, что это хорошо. Люди не могут не совершать глупостей. Почему? Вы знаете, я обвиняю Территорию…

Так…

— Э, куда, куда? Успокойтесь, вы же видите — я спокоен. В прошлый раз, признаю, слегка погорячился, но вас-то не тронул. Впечатлительный техник. Вы в безопасности, пока ваша добрая воля танцует с моей и не забывает о субординации. Я вызвал вас, потому что хотел сказать, что доволен. Вернер уже транслирует фрагмент вашей мысленной увертюры на третий сектор и результаты более, чем удовлетворительные. И это вы ещё не вышли в поиск.

— Значит, я могу продолжать? — уточнил Хаген.

Он чувствовал себя неуверенно, как на хрупком льду. Не отдохнуть, не остановиться и каждый следующий шаг грозит провалом. Ироничное спокойствие тераписта скрывало под собой тёмную, неспокойную воду, в толще которой зарождалось что-то новое. Или хорошо забытое старое? Возможно, зловещие манипуляции Лидера были результативными, вот только результат оказался не совсем таким, как прогнозировалось изначально.

— Можете, но без фанатизма. Не заплывая за буйки. У Вернера ещё есть материал, Граница пока стабильна, так что не торопитесь. Лучше уделите внимание подбору и обучению моих оловянных фигурок. Один — всё равно что никто. А так, глядишь, кто-нибудь да выйдет в дамки. Не рискуйте понапрасну и не отвлекайтесь.

— И всё же, — упрямо сказал Хаген. — Я бы хотел понять свой статус. Если я координатор, то почему за спиной всегда кто-то топчется? Для чего эта мишень у меня на затылке? Вы мне не доверяете?

— А с какой стати я должен вам доверять? Солдаты калечат себя, лишь бы не оказаться в Патруле, а вас, напротив, тянет туда как магнитом. Что вы там обронили? Монетку? Здравый смысл?

— Мне интересно, — выпалил Хаген наудачу.

И угодил в яблочко. Кальт улыбнулся, с трудом, но довольно искренне.

— Могу понять. Но есть же техника безопасности. Не расходуйте силы раньше времени. И оставьте в покое свой эшафот, на него взойдут другие.

Верно. Много-много других. Денк. Лотти. Марта.

А я — чудовище. Эмпо-эмпо-сволочь.

— Я доволен, — повторил Кальт. От его отутюженного белоснежного халата пахло чистой прогретой тканью, а больше ничем.

Хаген присел на краешек дивана, а потом устроился поудобнее, подтянул к себе забытую в углу да так и не унесённую головоломку и принялся ждать. Теперь он тоже неплохо разбирался в разновидностях времени и знал, как выглядит удачный момент. По крайней мере, был уверен, что сможет опознать его в тысяче других, безликих и пустых, чреватых крахом, разоблачением и упущенными возможностями.

— Я вам не помешаю?

— Н-нет, — помедлив, ответил терапист. — Ничуть. Вы мне не мешаете, Йорген.

Из приоткрытого окна тянуло свежестью, и хрустальный стук падающих капель становился всё громче, будто весна, однажды заглянув в кабинет-холодильник, решила остаться здесь навсегда. И только тоскливый отголосок сирены, доносящийся с Фабрики, напоминал о том, что зависший в верхней точке маятник уже готовился начать обратный ход.

***

Солнце садилось, и нежно-сиреневый контур приобрел оттенок багрянца. Тик-так. Так-так-так. Доктор Зима увлечённо — и очень язвительно — переписывался с научным городком. Ответ на полученное ранее сообщение содержал подробный анализ спектральной композиции электрокортикограммы под действием модулированного магнитного поля. Судя по всему, загвоздка состояла в абсолютной мощности и изменении процента волн тета-диапазона. Мелкий скачущий шрифт, набиваемый вслепую, полз бесконечной лентой, а Кальт что-то мурлыкал себе под нос — то ли песенку, то ли текст, то ли нелестные эпитеты в адрес кройцеровских физиологов из А-группы.

— От любопытства кошка сдохла, — пробормотал он, на секунду прерываясь. — Если хотите подглядывать, придвиньтесь к монитору. Испортите зрение.

— Вы кое-что мне обещали, — тихо сказал Хаген.

Он слышал зов Пасифика, тем яснее, чем дальше удалялся от него. Жалобная морзянка, тонкая, пронизывающая пространство сигнальная направляющая, напоминающая о том, что он должен торопиться. Торопиться — но не вредить себе спешкой и неосторожностью. Танцевать шаг за шагом по очень тонкому льду.

— И что же я обещал? — терпеливо спросил Кальт, не отрываясь от дел.

— Что введёте меня в курс основных проектов.

— А, помню. Но не помню, чтобы обещал мгновенное погружение. И, если уж на то пошло, до сих пор вы как-то слабо проявляли интерес к моим начинаниям. А что именно вас волнует?

— «Нулевой человек».

— Философия, Йорген! Не лучше ли потратить время на что-то более привычное? На «фу-фу-фу»? На «какой кошмар»? На «я вас ненавижу»? Упрямство? Молчаливые истерики? Увёртки-пряталки?

— Мне интересно, — сказал Хаген.

И опять выбил десятку. Терапист издал глухой смешок и крутанулся в кресле, разворачиваясь к собеседнику. От васильковой рубашки его глаза приобрели насыщенный синий цвет. Если не принимать в расчёт синяки на запястьях, получалось, что воспитательная программа пошла мятежному доктору на пользу: выглядел он значительно бодрее и адекватнее, чем до неё.

— Лидер закрыл это направление, увы и ах. Вы заинтересовались слишком поздно. Мне придётся опустить руки и сложить инструменты. Верите?

— Нет, — ответил Хаген в тон ему. — Что-то не верится. А кто такой нулевой человек? Мифический «абсолютный нулевик» по эмпо? Вас интересуют его возможности?