Жестокий роман (СИ) - Ангелос Валерия. Страница 49
Я был так приучен. С детства. Это вошло в плоть и в кровь. Других вариантов не существовало в моей реальности. Я бы саму судьбу скрутил намертво.
Я жил на полной скорости. Без тормозов.
— Пойми, сын, на этой земле есть два типа людей. Одни послушно глотают. Обиду. Злобу. Ярость. Оскорбления. Давятся этим, гниют изнутри, но все терпят. А другие пожирают. Любого, кто встал на пути. Без исключений.
Так говорил отец. Я соглашался. Разве могло быть иначе?
Мы пожираем врагов. Вот наш закон. Главная традиция. Основа мира. Каждый противник будет наказан.
Но иногда даже самого жестокого наказания мало. Иногда жажду мести нельзя ничем утолить. Иногда тебе просто не выиграть. Никак не победить. Иногда ты оказываешься заперт в клетке, которую сам же выстроил.
Она становится на колени. На край кровати. Вжимается грудью в постель. Прогибает спину. Выставляет задницу так, что юбка подпрыгивает вверх.
— Что ты делаешь? — спрашиваю.
— То, что тебе нравится.
Блядь.
Ну, не сука?
Зря от муженька ее забрал. Пусть бы и дальше ползала перед ним на коленях, унижалась, доказывала верность. Пусть бы рыдала и умоляла этого слизня о прощении.
Дура. По хрен на все те дипломы да университеты. Мозгов у нее нет. Втрескалась в такое ничтожество. Еще и доказать ему что-то пытается.
Он даже плевка ее не стоит. Не мужик. Баба.
— Возьми, — шепчет.
Хрипло. Жарко. Из пекла.
— Щедрое угощение, — усмехаюсь.
Какой же я кретин.
Давно пора рассказать о долге. Объяснить суть. Дать понять, почему никакой милости и пощады ей никогда не светит, за чьи грехи она ответит.
А я опять ведусь. На это тело. На голос. На запах. Залипаю. Влипаю в нее. По самое не балуйся. Мотаюсь с членом наперевес.
Даже братец заметил. Доложит отцу. Явно был послан по его поручению. Иначе бы не сунулся. Еще и так нагло.
Проклятье. Надо делом заняться. А у меня все мысли только о том, куда ей вставить. В тугую задницу или в горячую пизду. А может, по очереди все обработать?
— Бери, — выдает она. — Бери, что пожелаешь.
Хочет боли. Настоящей. Требует. Хочет онеметь. Забыться.
Отчаянная девка.
Я помогу. Мой хер всегда к ее услугам.
Раздеваюсь, подхожу к ней, пристраиваюсь сзади. Провожу большим пальцем по анусу, поглаживаю, вызывая в покорно выгнутом теле волну крупной дрожи. Дырка сжимается, трепещет под моим напором, пульсирует.
Тут никого не было. Кроме меня. И никогда не будет.
— Больно? — проталкиваю палец внутрь.
Дергается, давится всхлипом.
— Нет, — роняет тихо.
Нежная жопа. Упругая. Тесная. Такую часами на ствол натягивать, все равно сыт не будешь. Хоть вечность выдирай.
— Я хочу видеть твои глаза, — отпускаю ее, толчком переворачиваю на спину.
— З-зачем?
Лежит подо мной. Дрожит. Трясется вся.
Сдираю одежду. Обнажаю тело. Раздвигаю ноги, забрасываю к себе на бедра. Накрываю грудь ладонями, мну, вырывая вопль. Склоняюсь и цепляю зубами ее нижнюю губу.
— Красивая, — рот в рот выдыхаю.
Она содрогается и, будто случайно, по члену пиздой скользит.
— Марат, — мое имя со стоном переплетает, ногтями в плечи впивается, как кошка выгибается. — Марат.
И пытается уклониться. Назад рвется. Пугается саму себя.
Мокрая. Нет. Мокрющая. Готовая. Голодная.
Моя.
Я беру ее под ягодицы и насаживаю на член. Ударяю вглубь. Мягко. Вхожу до упора. Даю время, чтоб привыкла.
Некуда торопиться. Буду трахать до утра. Пусть расплачивается за мое воздержание. Две недели никого не драл. Даже не тянуло. Зато сейчас хер тверже камня. Одним забегом не успокоить.
Что за девка?
Будит внутри все самое темное. Жуткое. Страшное. Дразнит рефлексы. По краю моего терпения выплясывает. Но тут же светом прошибает. Наивная. Невинная. Хоть и шлюха. Скольких мужиков пропустила. Ничего чистого в ней быть не должно. А есть.
Глаза какие. Ведьма. Глазищи. Смотрю — и слепну. Дурею от похоти.
Рот… зацеловать бы до смерти. Грязный. Порочный. Но манит. Не выдерживаю, снова губы ее чертовы кусаю.
Всю бы порвал. Зубами. Загрыз бы. А не могу. Не хочу. Берегу. Как хрустальную. Никому не отдам. Даже смерти. Сам замучаю.
— Кто нарисовал эту гадость?
— Я, — рассмеялась сестра.
— Чего? — опять посмотрел на рисунок, потом на нее и бросил: — Не верю.
— Почему? — чуть нахмурилась. — По-твоему, я могу только милые пейзажи создавать? На другие работы не способна?
— От художеств я далек, — пожал плечами. — Но ты нормальные вещи рисуешь, а это явная дрянь. Уродство.
— Ладно, хватит, — отобрала у меня рисунок и отвернулась, положила на стол, принялась изучать, после задумчиво протянула: — Буду дальше свой стиль искать.
— Хм, сама такое наворотила?
— Сама.
Подошел ближе, склонился над столом.
Жаль сестру расстраивать.
Может, не понимаю чего. Высокое искусство. Черт разберет. Нет. Ну, дрянь. Хренотень полная. Реально. И чему только их в той школе учат.
— А что тут вообще? — скривился. — Демон голую бабищу лапает. Если отец такие твои художества увидит, то на занятия больше не отпустит. И будет прав.
— Марат! — глазами сверкнула, брови сдвинула.
Я начал хохотать. Не удержался.
А она мне кулаком сразу пригрозила. Такая забавная в гневе. Грозная. А кулачок как у ребенка. Натурально детский.
Моя сестренка. Крошечная.
Ну, она-то взрослой себя считает. Самостоятельной. Как восемнадцать в прошлом месяце исполнилось, так и вовсе нос задрала. Независимая девушка. Серьезная.
Разве скажешь, что я ей пеленки менял? Конечно, негоже брату видеть сестру в подобном виде, однако выбора не было. Война запреты размывает. Отец далеко. Рядом только мои младшие братья. Никаких женщин. Мы скрывались и выживали как умели.
— Ты испорчен, — заявила, как будто к стене припечатала. — Сразу видно.
— Чего это?
— Нет здесь ни демона, ни голой бабищи.
— А что тогда?
— Борьба света и тьмы.
Вот же выверт.
Я аж пригляделся. Но в глаза упорно голые груди и бедра лезли. Хотя деталей особых не прорисовано. Уж я бы по-другому все изобразил. Повыразительнее.
— Неужели не замечаешь? — спросила сестра. — Никакого намека не улавливаешь?
— А должен?
— Ох, — только и выдохнула. — Рано мне за настоящие работы браться. Не умею толком суть передать.
— Стой ты, — присел напротив. — Талант у тебя есть. Точно. И даже в этом уродстве что-то цепляет.
— Не важно, — покачала головой. — Все равно скоро я выйду замуж. О творчестве придется забыть.
— Почему вдруг?
— Буду детей рожать, — невесело усмехнулась. — Выполню свое предназначение.
— Отец обо всем договорился. Ты закончишь университет, а в случае беременности…
— Любое обещание можно нарушить, — не захотела даже слушать. — Ты же знаешь, как бывает. Я перейду в другую семью. Ни отец, ни братья на решение мужа не повлияют. Моего мнения никто спрашивать не станет.
— Знаю, — кивнул и прибавил: — Да только ты моя сестра. Если муж берега потеряет, я на законы смотреть не стану. Выдерну ему обе ноги и засуну прямо в… короче, далеко и глубоко засуну. Мало не покажется.
— Марат, — легонько ткнула в плечо.
— Чего?
— Что мой муж совсем слабак будет?
— Ну, не слабак, но меня ему не побить.
— А ты видел его?
— Видел.
— Старый?
— Младше меня, — хохотнул. — Сопляк. Твой ровесник.
Сестра взяла мою ладонь, сжала пальцами.
— Не хочу замуж, — прошептала. — Не хочу эту свадьбу.
— Брось, — улыбнулся ей. — Почему? Правду говорю. Вдруг обидит — я ему сразу кишки выверну. Каждый в курсе. Со мной связываться не стоит.
— Мне дурные сны сняться, — продолжила тихо. — Когти. Огромное множество острых когтей. Как будто сотни птиц раздирают на части. Тысячи. Вокруг темно. Душно.
— Опять Рустам тебе свои ужастики включал? Откуда малец их достает.