Четыре сезона власти: Дебют (СИ) - Вольмарко Андрей. Страница 43

Джейн непринуждённо смотрела на него, улыбаясь. А ногти её правой руки впились в левую.

— Впечатляет, — уважительно кивнула она. — Более чем впечатляет. Но что это значит?

— О, это была лишь первая часть вопроса, ваша милость, — Менте Форца элегантно вытер губы салфеткой. — Основная его часть — кто вы? Вчерашние выпускницы Коллегии не ведут себя так, как вы, не говорят так, как вы. В конце концов, полагаю, даже не думают, как вы.

— Отец говорил, что у меня живой ум, — пожала плечами Джейн, чувствуя, как гулко колотится сердце. — Я с детства помогала ему с делами. Он торговал шерстью в Элденберри, в окрестностях Уайтшира.

— А ваша настоящая фамилия?

— Тейлор. Джейн Тейлор.

Несколько бесконечно долгих мгновений Менте Форца смотрел на неё с ничего не выражающим лицом. А затем прикрыл глаза и едва заметно кивнул, будто принимая ответ.

— Благодарю за искренность, ваша милость. Я даже не ожидал, что вы скажите так много правды. Но вы позволите мне чуть поправить вас? — он поднял указательный палец, и Джейн почувствовала, как всё внутри обрывается. — Не окрестности, а сам Уайтшир. Я бы даже сказал, самое его сердце. И не Тейлор, а…

— Достаточно! — злобно выпалила Джейн, резко выпрямляясь в кресле.

В наступившей тишине эхо крика, летающее под сводами зала, казалось оглушительным. Гонфалоньер чувствовала, что её лицо пылает, а рука до боли впивается в столешницу — но её это не волновало.

— Достаточно, — едва слышно повторила она, закрывая глаза ладонью.

Проклятье. Всё это время она отгораживалась от прошлого, старалась сделать вид, что его нет, и всё было хорошо. И вот какой-то расфуфыренный идиот всё испортил.

Теперь одно его слово, одно его письмо домой, в Ксилматию — и всему конец. Её найдут. И…

Она сглотнула.

— Прошу простить меня, если я задел или обидел вас, ваша милость, — голос герцога доносился сквозь стук крови в висках и звучал так, как звучало бы само раскаяние. — Ваша тайна не покинет этой залы, и в Деллинкросио и дальше останется лишь два человека, знающих её — вы и я.

— А в Ксилматии?

— Я не собираюсь никому ничего сообщать. Не в моих привычках влезать в чужие дела, особенно семейные.

— Но только пока мы остаёмся союзниками, верно? — глухо поинтересовалась Джейн, убирая ладонь.

Герцог стоял, сложив руки на груди и всем своим видом выражая доброжелательность.

— Если вы простите мне эту выходку и продолжите разговор, то, я надеюсь, вы очень скоро найдёте, что у нас нет ни одной причины не быть союзниками.

Джейн безумно хотелось послать его к чёрту и уйти, хлопнув дверью напоследок. Меньше всего на свете она любила, когда кто-то пытался показывать свою власть над ней.

Но правда была в том, что она здесь не по своему желанию, и один хлопок дверью может стоить Лепорте будущего.

— Думаю, я смогу простить вас, — она задумчиво взяла кубок и слегка болтнула вином в нём. — Если вы отправите мне несколько бутылок этого чуда.

Герцог непонимающе нахмурился, а затем морщины на его лбу разгладились, и он расслабленно рассмеялся.

— Для вас — что угодно, ваша милость.

— Тогда давайте пройдёмся, — Джейн решительно встала. — Честно говоря, после вашей демонстрации дружбы у меня пропал аппетит, — и она усмехнулась, давая понять, что это шутка. — Я слышала, вы наняли маэстро Спаззола. Искренне хотелось бы взглянуть на его работу.

— Сочту за честь показать её.

Пока они шли через залы, комнаты и галереи, заполненные гвардейцами, слугами и произведениями искусства, герцог без остановки говорил. Джейн почти не слушала его. Она лишь изредка кивала, вставляла ничего не значащие фразы и с тусклым интересом оглядывала дворец самого влиятельного человека Лорентино.

Это место было полной противоположностью Мраморного Гнезда в Муджелло. Если там обилие золота и роскоши обесценивали её, то здесь каждый уголок был обставлен с чувством меры и вкуса. Они прошли библиотеку, несколько гостиных, три коридора, два общих зала — и каждое помещение казалось Джейн одновременно уютным и преисполненным достоинства. Одна часть её не переставала изумляться этому.

А другая часть пыталась прийти в себя и избавиться от отвратительного послевкусия догадливости герцога.

— Прошу, ваша милость, — Форца с широкой улыбкой открыл перед ней очередную дверь. — Надеюсь, вы не обманитесь в ожиданиях.

Она тоже хотела бы надеяться, но когда в последний раз всё шло так, как она того хотела?

Едва слышно вздохнув, Джейн сделала шаг вперёд, готовясь изображать восхищение и улыбаться, как дурочка…

И изумлённо застыла на пороге.

— Это… — прошептала она резко пересохшими губами.

Коридор был погружен в полумрак. Свет пробивался через узкие окошка под самым потолком и лишь едва освещал стену…

Каждый дюйм которой был покрыт фреской.

— …Восхитительно, — выдохнула Джейн, подходя ближе.

Она видела фрески в Лепорте, видела знаменитую «Битву на Стальном Берегу» в Веспреме, в конце концов, видела некоторые в храмах…

Но никогда не видела чего-то столь совершенного.

Картина казалась живой. Каждая деталь, каждая композиция, каждый блик — всё это выглядело пугающе настоящим и замершим в нереалистичной неподвижности, в самый выразительный и чувственный момент…

Но самой странной, пугающей и одновременно притягательной деталью было то, что ни у одного человека не было лица. Картина была полностью завершена — во всём, кроме лиц.

— Я никогда не видела ничего подобного, — благоговейно прошептала она, борясь с желанием коснуться фрески.

— И не увидите, — тихо проговорил герцог откуда-то сзади. — Маэстро Спаззола действительно создал шедевр. Во всех смыслах шедевр. Такие вещи существуют лишь один раз и в одном месте.

Какое-то время они оба просто молча стояли рядом. Джейн — восторженно глядя на фреску. Менте Форфца — в немом и терпеливом ожидании.

Наконец, Джейн облизала губы и подала голос:

— Почему без лиц?

Герцог усмехнулся.

— Это моя идея. Присмотритесь, ваша милость. Что, по-вашему, происходит здесь? — он указал на первую секцию фрески.

Молодой парень, окружённый толпой горожан. Руки подняты вверх, но без лиц сложно сказать, в одобрении ли или в гневе.

— Я не… — неуверенно начала было Джейн, но тут догадка обожгла её. — О боги. Это история правления.

— Моего правления, — кивнул Форца, глядя на фреску и задумчиво поглаживая гладко выбритый подбородок. — Начиная отсюда и заканчивая вон там, — он указал куда-то в дальний конец коридора, где белела ещё не расписанная стена, — будет записана моя история. Пока я жив, люди будут говорить обо мне и моих сторонниках только хорошее. По крайней мере, в лицо. Из страха, из желания урвать толику милости — не важно, они будут лгать. Но когда меня не станет… — он подошёл вплотную к сцене с мальчиком. — Будет ли этот мальчишка уродлив? Будет ли его лицо злобным и тупым, или, наоборот, одухотворённым и благородным? Будут ли люди вокруг него восторженно приветствовать или наоборот, будут гневно освистывать малолетнего самодура? — герцог пожал плечами. — Мне кажется это до безумия интересным и… Поучительным.

— Я бы сказала, что всё это более грустно, — хмыкнула Джейн. — Правда станет известна только тогда, когда вас не станет. Какой в ней тогда смысл?

— Мне правда только интересна, а Лорентино она необходима. Люди должны понять, стоит ли им доверять правителям вроде меня.

— А как вы думаете сами?

— Если бы я думал, что не стоит, то и не делал бы этого всего. Но я же человек, в конце концов. Возможно, я ошибаюсь, — Форца повернул голову к Джейн. — А что думаете вы?

Джейн недовольно скривила губы.

— Я никогда бы не доверилась правителю, у которого есть Кладбище Несогласных. Любой правитель должен уважать свой народ — и его волю.

— А разве я не даю народу Лорентино самое желанное — сытость и достаток? Разве это — не жест уважения?

— Любой народ больше всего жаждет свободы, ваша светлость, — грустно усмехнулась Джейн. — Сытость и достаток — это свобода от нужды. Но это лишь подобие настоящей свободы.