Вечная история (СИ) - "JulyChu". Страница 70

Всю дорогу до дома Брига они напряженно молчали, бросая быстрые взгляды друг на друга. Это было какое-то правильное молчание, наполненное ожиданием и желанием оказаться очень близко и как можно быстрее. Нет, не желанием, а потребностью — настолько сильной, что она не оставляла места для разговоров.

После казавшегося бесконечным пути в машине… В лифте, уже сцепившись руками… На пороге квартиры в переплетении рук и волос и теплого дыхания слова стали не нужны…

Потом еще пару часов были лишними фразы…

А слов, наоборот, нашлось очень много, сказанных коротким отрывистым шепотом, стоном, рычанием, танцем опухших губ…

Первую фразу после того, как стало возможным говорить, произнесла Рони.

Они лежали, наслаждаясь приятной усталостью. Бриг возвышался сбоку, опершись головой на одну руку, и осторожно исследовал другой рукой лицо и тело женщины, устроившейся рядом с ним. Она довольно жмурилась, когда его пальцы касались её глаз, скул, губ, скользили вдоль шеи по отяжелевшей, увеличившейся груди, один вид которой сводил Брига с ума, по натянувшимся мышцам живота, под которыми билось сердце, зажженное ими обоими.

— Бриг! Признайся, почему ты такой особенный?

Он удивленно приподнял бровь.

— Я так давно пыталась забеременеть, и у меня ничего не получалось. Даже наблюдалась у врача. Одна ночь с тобой и, пожалуйста, результат уже виден миру.

Бриг положил ладонь по выпирающий живот Рони, она накрыла его руку своими руками, и её глаза зеленели таким счастьем, что Бриг растерял все слова. Вернее, растерял он их от признания Таймер о неудачных попытках. Но желание рассердиться за опрометчивость или глупость растворилось в океане нежности, которую Бриг испытывал к самой желанной женщине рядом с ним.

— Хорошо, что ничего не получалось, — просипел он. Оказывается, от волнения его голос превращался в скрип старого деревянного колеса.

— Я глупая, да? — спросила Рони, обезоруживая Дантона той самой улыбкой, которая наполняла солнцем мир паренька с тяжелой судьбой, видевшего в жизни так мало хорошего.

Превращаясь в Воробышка, которого Бригу так сильно хотелось защитить.

Но оказалось, что Солнечная девочка нуждалась не в его защите, а в нем самом.

Она оказалась сильной, его Рони…

— Зачем? — все еще проскрипел или прохрипел он. — Без семьи?

Рони перестала беззаботно улыбаться, из девчонки превращаясь в красивую, уверенную в себе женщину, которую Бригу еще предстояло узнать.

— Я думала об этом… откуда у меня такое настойчивое желание стать матерью, не женой, а именно матерью. И знаешь, придумала следующее объяснение. Когда мы встретились, ты так легко и быстро стал частью моей жизни, частью меня, словно всегда ею был. Наших чувств было достаточно, чтобы превратить любой серый день в хороший, разогнать тьму, холод, сделать из простой квартиры просторный дом. Ты избаловал меня своей любовью… А когда её не стало… — Рони хмурилась, а Бригу было нечем разгладить появившуюся между бровей морщинку, кроме как прикосновениями губ.

Она зажмурилась в ответ на его поцелуй, как если бы он был не человеком, а ярким солнцем, и заулыбалась:

— Вот мне и придумалось, что любовь к ребенку и ребенка — ко мне, станет самым близким к тому чувству, которого мне так не хватало…

Бриг уткнулся головой в отяжелевшую грудь, чувствуя, как руки Рони накрывают его голову, перебирают ежик волос. Он нуждался в этой простой ласке.

— А то, что ничего у меня не получалось, я принимала как наказание.

— За что?

— За того, погибшего ребенка. Его ведь совсем никто не ждал, никто не радовался его возможному появлению на свет… Ну, разве что только Джастина.

— Рони, это не твоя вина. Это был несчастный случай.

— Да, случай. Но мы даже не сильно расстроились, потеряв ребенка! Я совсем ничего не испытывала к нему, может, именно поэтому он и не родился? — голос Рони зазвенел, и Бриг приподнялся, чтобы поймать губами покатившиеся из её глаз слезы.

— Не изводи себя. Если бы он родился, ему хватило бы нашей любви. Эти материнские, отцовские чувства, они обязательно бы проснулись. Они уже просыпались, потому что мы прислушивались к его движениям у тебя в животе. А когда малыш родился бы, у нас просто не осталось бы выбора. Я знаю, о чем говорю, Рони. У меня тоже были сомнения, способен ли я полюбить своих детей, как все нормальные люди. Способен. А ты — тем более. Это было не наказание Рони, а несчастный случай…

— Спасибо, — прошептала она, притягивая его голову к себе на грудь.

— Я так хотел был сильным тогда для тебя. Уверенным, успешным. Пытался оградить от собственных проблем, от моих родителей, прошлого. Так хотел быть сильным, что не смог увидеть твоей силы… Никак не мог до конца поверить в то, что девочка из богатой семьи, которая никогда в своей жизни не работала и не сталкивалась с трудностями, может быть по-настоящему счастливой в тех условиях, в которых оказалась со мной. В кафе официанткой, в беготне по магазинам за дешевыми товарами, учась готовить еду и убирать квартиру…

— Мне было хорошо с тобой Бриг, — пальцы Рони играли с его короткими волосами.

— Знаю… ты ни разу не пожаловалась, но я так сильно сомневался в себе, что не замечал этого, а оказавшись в тюрьме, вспоминал тебя в доме твоих родителей, в новом платье в компании подходящего, как мне казалось, мужчины, твоего лысого начальника, подвозившего тебя домой на дорогой машине, и решил, что правильным будет дать тебе свободу выбора. Думал, что так защищаю тебя от той грязи, в которой тогда оказался…

— Не кори себя.

Рони чувствовала себя ласковой мамочкой, успокаивающей на своей груди великовозрастное дитя. Правда, грудь и все остальные части тела были голыми, что не совсем соответствовало только что придуманному образу. Она невольно хмыкнула и крепко прижала голову Брига к себе, когда он сделал попытку отстраниться…

— Прежде чем приехать сюда, я о многом думала. И знаешь, поняла, что в тот момент ты не мог поступить по-другому. Это было не предательство, каким я изводила себя. Ты был совсем один. Всегда. Чудо, что ты вообще выучился и закончил школу с твоим прошлым. И что оказался способным любить и проявлять заботу. Так что ты защищал наивную, влюбленную девчонку, как мог. То, что ты выбрался и чего достиг — вызывает уважение. А когда я думаю, что ты мог бы погибнуть… — Рони поцеловала колючую макушку, а когда Бриг приподнял голову — шрам над бровью, на виске, потом, разорвав поцелуй, прижала Брига к своей груди, улыбаясь от того, как щекотали нежную кожу короткие волосы. Почти чихнула от щекотки.

— Кроме того, что ты такая сильная, придется принять, что ты еще и мудрая… за нас двоих. Если у меня появится такой шанс, потому что ты пытаешься меня задушить в своей груди, — прошептал Бриг.

Рони тут же отпустила его и рассмеялась.

Страшный вопрос лучше было задавать именно сейчас, пока они были близки в своих эмоциях и ощущениях.

— На этот раз я — заявилась, соблазнила, напоила ностальгией… еще и тяжелый аргумент с собой притащила. А у тебя, между прочим, вместо живота, который скоро начнет двигаться, только не оформленные документы были…

— Ты о чем сейчас? — не понял Бриг.

— О том, что я уже здесь, и не только в твоей квартире, и до сих пор не спросила о твоей женщине и о ваших отношениях. Просто взяла и влезла к тебе в постель, еще и едва не задушила в больших грудях.

Бриг растерялся от такого вопроса, хотел рассмеяться, но почувствовал, как напряглась женщина в его руках. Поэтому решил начать свой ответ с самого главного.

— Я безмерно счастлив, что ты приехала. Ты сейчас именно там, где я мечтал, чтобы ты была: в моей жизни, квартире, постели, в моих объятиях и да, мне безмерно уютно между твоих огромных грудей, если ты не пытаешься меня в них задушить. Эта часть твоего тела за десять лет выросла больше всех.

— Не без твоей помощи, — хихикнула Рони. Как девчонка! Как это делала его Солнечная девочка.

— С Марией я встречался эти месяцы, но у нас ничего не было. Ты меня тоже избаловала собой, и я никак не мог допустить, что в моих объятиях окажется другая женщина. Даже Мария. — А потом добавил, может быть зря, но надеясь, что нет: — Она очень хорошая, Рони. И ей будет больно.