Если (ЛП) - Джонс Н. Г.. Страница 29

Я побрел к раковине и выпил стакан воды. Мой желудок скрутило от голода. Мне нужно было перекусить, но я потратил все деньги. Возможно, у меня осталась пара долларов. Чертовски типично.

Хоть мой желудок и урчал, я больше не хотел есть еду Бёрд. Я не хотел, чтобы она обеспечивала меня, но, черт, я был голоден.

Я ударил кулаком по столу в раздражении. Накопленные месяцами деньги были потрачены. Я копил их, чтобы мне никогда не пришлось голодать или есть в дерьмовой столовой для бездомных. Сейчас я мог позвонить брату, но мне не нравилось просить. Я брал деньги, только когда он оставлял их на кухонном столе в гостевом доме. Эти картины были моими самыми лучшими работами за долгое время, но они меня не прокормят. В моей голове было много грандиозных планов для картин, но все эти планы казались детскими фантазиями. Сейчас я смотрел на реальность: я был сломлен, голоден, у меня не было никакого способа получить деньги, голова пульсировала, желудок болел. Единственное, что меня радовало, позже я мог увидеть Бёрд. Несмотря на то, что вчера я довел ее слез в заключительных муках своей эйфории. Мне нужно было найти способ объяснить ей, что я просто шутил. Я знаю, это казалось жестокой шуткой, но я просто пытался оседлать волну несокрушимости, которая накатывала на меня рядом с ней.

Я нашел крекеры, сыр и сок, которые покупал для нашего пикника, и съел все до последней крошки.

В ванной я увидел себя в зеркале. Я определенно потерял вес за последние недели. Даже мое лицо казалось немного худее. Бёрд приносила мне еду с работы, но меня ничего не интересовало. Пища — это самый низкий приоритет, когда ты чувствуешь себя несокрушимым. Я не помнил, когда последний раз полноценно ел. Я многое не мог вспомнить. Мои воспоминания кружились, как быстрая карусель.

Мне нужно было выйти из квартиры. Давление стен вокруг меня увеличивалось, я чувствовал, что они могут рухнуть и раздавить меня в любое время. Мне нужно было к чертям убираться из этого места и выяснить, как справиться с этим. Я не хотел, чтобы Бёрд видела это. Это было жалко и печально, а ей не нужно было это в своей жизни.

***

Я использовал крайнюю возможность заработать деньги: сдача плазмы. Мне хватило, чтобы взять такси до Миллера и немного на еду. Моей целью было проскользнуть в гостевой домик, постирать и, может, раздобыть еды в холодильнике. Честно говоря, я слишком устал, чтобы строить более сложные планы. Я просто хотел попасть туда и во всем разобраться.

Когда я приехал туда около пяти, дома никого не было. Это было облегчением. Я не чувствовал себя готовым болтать с Эллой. Она была вежливой, но ее негодование тлело на медленном огне. Она вышла замуж за хорошего брата, успешного брата, а я был просто обузой для него. Я был белой вороной и использовал его. Я был плохим парнем.

Я проскользнул в гостевой домик и даже не побеспокоился о том, чтобы включить свет. Все мои планы о том, что я сейчас что-нибудь сделаю, прекратили свое существование, и я завалился на кровать, уснув глубоким сном.

Меня разбудил голос издалека. Когда я перевернулся, застонав от головной боли и дезориентации, я понял, что это Элла. Она не была громкой, но в ее голосе была писклявость, которую было сложно не услышать.

Я не знал, сколько проспал, но все еще был уставшим. Усталость — это неправильное слово. Так же как и истощение. Потому что это было не просто отсутствие физического покоя. Я хотел исчезнуть в небытие сна. Там, где я бы не чувствовал боль, ненависть к самому себе и отчаяние. Я бы не чувствовал ничего. Мой мозг функционировал в том направлении, которое еще не было изучено. Он вел меня куда-то, и у меня не было выбора кроме как следовать за ним. Первая часть поездки была быстрой, дикой и бешеной. Вторая часть была ненадежной, медленной и, возможно, самой опасной.

Я был болен. Это не болезнь, которую можно посмотреть или измерить с помощью термометра, но тем не менее, это была физическая болезнь.

Моя первая мысль была о Бёрд. Я посмотрел на часы. Было десять утра. Я проспал всю вторую половину дня и ночь, но было ощущение, будто я просто вздремнул. Я поплелся к холодильнику и нашел кое-что, что мог засунуть себе в рот. Я надеялся, что прием пищи поможет облегчить вялость.

Так как я не включал свет, должно быть, Миллер и Элла не знали, что я был здесь, и сейчас я не был против этого.

Я забросил пару кусков хлеба в тостер и вытащил упаковку холодных мясных закусок, и поплелся к своему телефону. Он был разряжен, а зарядку я оставил у Бёрд. Я ощутил укол паники. Думала ли Бёрд, что я ушел из-за событий прошлой ночи? Я хотел оставить ей записку, что буду у брата, но мой разум был так затуманен от голода и истощения, что я забыл. Я облажался.

Я попытался вспомнить ее номер, но я никогда не запоминал его. Она занесла его сама в мой телефон, и каждый раз, когда звонила или я набирал ее, на экране высвечивалось «Бёрди». Отстой.

Была среда, и я знал, что обычно по утрам у нее занятия, а потом перерыв перед работой в ресторане. Если потороплюсь, то смогу добраться до нее. Черт. У меня не было денег.

Я открыл ящик в гостевом домике, где Миллер иногда оставлял мне двадцатки, но там была только мелочь. Он не ждал меня. Я знал, что сейчас он был на работе. Самое раннее, когда я смогу вернуться к Бёрд — вечером. Она решит, что я просто снова исчез, не позвонил ее, и все из-за того, что она плакала. Я, бл*дь, довел ее до слез.

Я подумал, что, возможно, в главном доме есть зарядка, и я смогу зарядить свой телефон. Это бы исправило всю ситуацию. Затем я смогу поесть, немного поспать и позже вернуться к Бёрд. После того как я съел два сэндвича, я открыл стеклянную дверь и вышел из темноты гостевого домика. Прикрыв глаза от солнца, я пошел к бассейну, что было единственной дорогой от гостевого домика к главному.

От голоса Эллы мои виски больно пульсировали. Она была вовлечена в разговор, но я слышал только ее голос, как будто она разговаривала по телефону. Морально я уже приготовился к разговору с ней.

Ее тень была сбоку от дома, я мог видеть, как она ходит вперед-назад, но она не замечала меня. Элла любила болтать с подружками по телефону. Она владела бутиком, и у нее был ненормированный рабочий день. Казалось, что всякий раз, когда я ее видел, она болтала по телефону с одной из сестер из женского общества или что-то в этом духе.

— Я не знаю... просто такое ощущение, будто Миллер слепой.

Я остановился послушать. Она говорила дерьмо о моем брате?

— Нет, это просто из-за ребенка... его брат неуравновешенный. Такое чувство, будто вся семья находится в отрицании. И Миллер в первую очередь. Я понимаю, он потерял Сару, и цепляется за Ашера, но он потерян. — Она всегда звала меня Ашером, как будто отказывалась со мной фамильярничать. И она только что сказала, что это из-за ребенка?

— Нет... технически, он не причинял никому боль намеренно, но он непредсказуем. Он бродяга, ради всего святого! И только потому что он выглядит чистым, благодаря нам, должна добавить, что он красноречивый и маленький гений... все слепы к тому факту, что он бомж! Ты бы хотела такого рядом со своим ребенком?... Мы спорили прошлой ночью. Я сказала ему, что он должен забрать ключ у Ашера, а Ашер должен найти работу. С ним нужно быть жестче из лучших побуждений! Но Миллер взбесился. Сказал, что я не понимаю. Я понимаю, что Ашер не хочет становиться лучше... ему слишком легко. Все нянчатся с ним. Я думаю, что он преувеличивает свои проблемы... Знаешь, Сара не была сестрой только Ашера, Миллер тоже потерял сестру... Мне иногда кажется, что Ашер важнее для Миллера, чем я... В любом случае, Миллер сдался и сказал, что поговорит с ним, но он всегда такой мягкотелый, когда дело касается Ашера. Поэтому я не знаю...

Я думаю, что это одно — знать, что о вас думаю, и совсем другое — это услышать. Она была права. Я был неудачником. Во мне был нереализованный потенциал. Но больше всего меня беспокоило, что я поставил Миллера в трудное положение. У него скоро появится ребенок, а я встал между ним и Эллой. Я не был ее фанатом номер один, но они любили друг друга. Они пытались построить семью, а я был ребенком, на которого она никогда не соглашалась.