Новая история Колобка, или Как я добегалась (СИ) - Ясная Яна. Страница 27
— Тебе передали, — произнесла я, приближаясь, и выложила на стол нарядный голубенький стетоскоп из игрушечного набора. — Просили, правда, с возвратом, когда свой найдешь.
Мир усмехнулся как-то кривовато, а я отвернулась к разделочному столу. Щелкнуть кнопкой чайника, достать чашки, проверить есть ли заварка…
Привычные, доведенные до автоматизма действия.
Мир молчал, наблюдая за мной. В квартире было тихо-тихо.
— Мне нужны объяснения, — произнесла я, не оборачиваясь.
Я не знаю, откуда во мне было столько спокойствия, может быть, стрессы там друг с дружкой передрались за главенство и в итоге из них никто не выжил. Подумаешь — не человек! Подумаешь — светится! А у нас в заповеднике, говорят, леший обитает, и ничего, я же как-то живу с этой информацией!
— Мы — альтеры, — негромко проговорил Мирослав. Голос его звучал хрипловато, и он кашлянул, чтобы продолжить. — Если переводить в известные какие-то категории, то, вроде как, маги.
— А маги тоже есть? — позволила я себе пустое любопытство — расширять мировоззрение, так расширять!
— Нет. Есть ведьмы.
— А разница?
— Оно тебе сейчас надо? — Мирослав, устроившийся на табуретке в углу (мое любимое место, между прочим, после детского отбоя!), принял у меня горячую чашку.
Ладно, подумала я, отложим общее образование, и отрицательно мотнула головой.
— Мы умеем работать с материальной энергией.
— И это значит?..
— Значит, не создавать что-то из ничего, а влиять на то, что уже существует. Например, я могу повлиять на потоки воздуха, но не создам ветер вне атмосферы. Я могу повлиять на процессы в твоем организме, но не могу вырастить тебе третью руку.
А жаль, третья рука для матери тройняшек могла бы оказаться настоящим спасением!
— Все это возможно благодаря энергетическим каналам.
— Татуировке.
— Да. Они проявляются у детей в возрасте приблизительно трех лет, но пока что это только зачатки, зародыши будущей системы. Первый этап взросления, инициация. Дальше она будет формироваться и потихонечку наполняться силой, пока где-то в десять-тринадцать лет не наступит второй этап — активация. Только в этом возрасте ребенок получает возможность как-то пользоваться своими силами, но этому тоже надо учиться.
— Понятно, — сказала я, сделав глоток.
“Что ничего непонятно”, — услужливо добавил мозг.
Не человек, ну надо же. Я рассматривала его почти в упор, как картинку “Найди десять отличий”, и не находила ни одного.
Мужик как мужик.
Надо же — альтер!
Кажется, я пробормотала это вслух, потому что Азор усмехнулся:
— Не нравится “альтер”? Тогда есть еще эстус, аргент, домин, лунар… Зови как хочешь.
“Да не хочу я вас звать!” — мысленно взвыла я.
“Поздно” — ответил мне едкий критик внутри меня. — “Альтер-эстус-домин — уже объективная реальность, данная нам в ощущениях!”
Так себе, кстати, ощущения. Страх перед будущим, уныние и легкое, тщательно подавляемое чувство вины. Злость. И снова страх.
Не самое любимое моё сочетание.
— Есть еще что-то, что мне следует знать? — вернулась я к практической стороне дела.
Мирослав задумчиво почесал лоб.
— Честно, мне проще было бы ответить на вопросы, какие они у тебя есть.
— У меня пока нет, — булькнула я из чашки. — Я, знаешь ли, картину мира обновляю, это процесс долгий и требующий вдумчивого погружения.
— Тогда у меня есть, — нахально заявил Мир.
Я подняла на него глаза.
— Когда ты собиралась мне сказать?
Я с независимым лицом изучила угол позади Азора.
Надо будет паутину смахнуть, а то стыдно чело… нечеловека привести.
Синеглазый вдохнул. Выдохнул. Сменил формулировку:
— Ты вообще собиралась мне сказать?
Взгляд в упор прожигал щеку. Я с неохотой и одновременно с вызовом ответила на него:
— Собиралась. Когда узнала, что беременна, даже детектива нанимала. Кстати, ничего он не выяснил, деньги на ветер.
— Ну, если уж он не выяснил даже того, что я искал тебя у твоей подруги, то действительно — деньги на ветер!
Я оставила едкую реплику без ответа. Можно подумать, у него одного тут есть причины злиться! Вместо этого, я продолжила:
— Когда ты сам внезапно свалился мне на голову, я решила, пусть сначала разрешится вся ситуация вокруг “Тишины”. Мне нужно было присмотреться, что ты за человек. Ну а потом… После… Кхм… — я прочистила горло, подбирая приличное определение, — после всех событий — не собиралась.
— Не собиралась?!
Он вскипел как-то вдруг и сразу. Вот только что был уравновешенный мужик, изо всех сил транслирующий в пространство спокойствие, и тут же — рык, рявк… Хорошо, что шепотом. А то закономерным продолжением “рыка” и “рявка” стал бы “рёв”.
А так, понимая, что Мирослав, в принципе, адекватен (пока еще — ну так дети толком и не старались!), я даже не слишком испугалась, и ответный шепот был пропитан ядом:
— Ну, ты же понимаешь, что с поджигателем леса я не то, что детей, я хлебную корочку бы не разделила? Заплесневевшую, прошлогодней давности!
— Мы не…
— Да-да! — подтвердила я, что песенку про “мы не жгли Тихий Лес” я слышала-помню.
— Елена Владимировна, вы уже второй раз бросаетесь голословными обвинениями!
— Мирослав Радомилович, но когда вы подали заявление, не дождавшись, пока остынет пожарище — вы же понимали, что это будет иметь последствия?
— Я не… — Мир сцепил зубы, заставил себя замолчать и подошел к проблеме с другого бока. — То есть ты бы позволила детям не знать, кто их отец?
Для человека, пребывающего в очевидном бешенстве, он на зависть не утратил самоконтроля и соображения.
— Мирослав, я тебя умоляю! — Я высокомерно поморщилась. — Не путай мягкое с теплым. Тебе о детях я бы не сказала, да. А вот им о тебе — всю правду. Как только они бы задали мне этот вопрос. Надеюсь, к тому времени это уже были бы здоровые пятнадцатилетние кони! Я бы даже постаралась быть беспристрастной.
О, как его перекосило при этих словах! Аж желваки перекатились на скулах. Кажется, о моей беспристрастности он был весьма специфического мнения.
Вот удивительное дело! Как же некоторых уязвляет, что их дети будут знать, что они совершали подлые поступки! При этом совершать оные поступки они считают вполне нормальным.
Мир помолчал, стараясь привести себя в норму, и обманчиво мягким тоном начал:
— Лена, это непорядочно.
Я сама не знаю, почему это обвинение от него меня так задело, но даже не заметила, как вскочила на ноги, и теперь нависла над Миром, опираясь на стол кулаками:
— Да ладно?! Мирослав, мы аннулируем эту сделку, Радомилович, уж извините, но не рейдеру учить меня, как растить детей порядочными людьми!
— Да твою ж мать!
Ого! Мирослав, столичный интеллигент, Радомилович был, кажется, опасно близок к переходу на нашу, провициально-плебейскую абсцентную лексику.
— Ты выслушаешь меня хоть раз до конца!
“А зачем?!” — чуть было не брякнула я из одного только духа противоречия, но инстинкт самосохранения матери троих детей — могучая штука, и я благоразумненько промолчала.
— Лена, “Азоринвест” не имеет отношения к пожару. Мы вообще предпочитаем вести дела исключительно законными методами, в отличии, кстати, от вас, потому что я иначе никак не могу объяснить то обстоятельство, что два из трех автомобилей “Азоринвеста” внезапно эвакуировали на штрафстоянку и неведомым образом там потеряли…
Я изобразила лицом “Ну надо же, какая досада!”
И чего я Виталику Бурову в свое время не дала? Отличный же мужик!
— Лена, — вздохнул Мирослав устало. — Достаточно трудно доказать, что ты чего-то не делал. Но, поверь, такие акции в один день не планируются. Вернее… — он усмехнулся, — Планируются, но там, где это поставлено на поток, и тогда за “Азоринвестом” должен тянуться шлейф из подобного рода “совпадений”, и это проверить проще простого, сеть у тебя под рукой… И если ты уверена, что это мы, тогда уж надо признать, что мы ехали сюда уже с такими намерениями, а не решили это из-за вашего отказа.