Новая история Колобка, или Как я добегалась (СИ) - Ясная Яна. Страница 26

Но я не отвела взгляд. Я тебя не боюсь, слышишь? Скрывать мне теперь нечего, а все остальное…

— Так… — повторил Мирослав, с уже чуточку другой интонацией, куда более миролюбивой. — Для начала, это, — он кивнул вниз, на узор из темных линий, — не опасно. Это не болезнь и не патология.

Мне захотелось закрыть глаза и сползти со стула в облегченный обморок. Все хорошо! Это не болезнь и не патология!

— А что тогда? — строго спросила я вместо обморока. Материнский долг суров и беспощаден. Время на обмороки строго лимитировано.

— Черт…

Мир вдруг подскочил и прошелся по номеру туда-обратно.

— Давно оно проявилось?

— Линии — сегодня, — терпеливо отозвалась я. — Краснота еще два дня назад.

— Ну да, все верно, им три исполнилось… — пробормотал Мирослав себе под нос. — Так. Я сейчас позвоню нашему врачу и…

— Врачу?! — кратковременный дзен под лозунгом “пусть истерика будет лучше у него, чем у меня” меня покинул и я тоже подскочила со стула и ухватила Мира за рукав, разворачивая к себе. — Ты же сказал, это не болезнь!

Он стоял передо мной, по-прежнему полуголый моими стараниями, хмурый, ошарашенный, растерянный. И серьезный. Не то, чтобы мы были близко знакомы, но я не представляла, что он может выглядеть настолько серьезным.

— Это не болезнь, Лена, — повторил Мирослав. — Потому что они не люди. Потому что я — не человек.

А потом…

А потом у меня приключилась галлюцинация.

Потому что черные линии на загорелой коже вдруг засветились мягким голубоватым светом. Как новогодние гирлянды на деревьях главного проспекта. Мир поднял руку, ласкающим движением “коснулся” воздуха и тот, повинуясь его пальцам закрутился в маленький смерч, уместившийся на мужской ладони. Кулак сжался, и смерч лопнул, взметнув мои волосы, а татуировки медленно погасли, оставив след свечения на сетчатке.

— У детей началась инициация. Это не страшно, все через это проходят, но я знаю только теорию в общих чертах, поэтому сейчас позвоню нашему врачу и уточню детали. А потом мы поедем к тебе.

Один-один, — подумал мой мозг и отключил всю мыслительную деятельность. Вообще всю.

В голове было звонко, просторно, там парили планеты и вращались галактики.

Я смотрела, как Мирослав берется за телефон, набирает номер, слушала, как он о чем-то говорит. Но не видела и не слышала.

“Я не буду думать об этом сегодня. Я подумаю об этом завтра”.

Спасибо тебе, великая Скарлетт О’Хара!

Я, гори оно все синим пламенем, подумаю об этом завтра…

— Лена, ты в порядке? — Мирослав легонько тряхнул меня за плечи и заглянул в глаза.

Я заторможено кивнула, продолжая пялиться на галлюциногенную татуировку. Мир опомнился, запахнул полы рубашки, торопливо застегнул пуговицы, а потом еще и свитер для верности натянул — на этот раз простой черный, без оленей. Подхватил пальто.

— Идем. Я все узнал. Мне нужно осмотреть их, а завтра привезут настойку. Не пугайся, это не лекарство. Это специальное зелье на травяной основе, оно маскирует энергетические каналы. Его все пьют до совершеннолетия. А некоторые и после, если не хотят, чтобы люди видели… правда, прежде, чем ее давать, надо будет дождаться завершения инициации, но это дело трех-четырех дней, не больше…

Я опомнилась только когда оказалась в коридоре, а Мир захлопнул дверь и электронный замок мигнул красным.

— Стоять, — гаркнула я, уперев руки в бока. — Сначала, Мирослав Радомилович, ты мне поклянешься, что будешь вести себя тише воды, ниже травы, и никаких мне там “Люк, я твой отец!”, понятно?!

— Лена…

О, в этом коротком слове были все укоризненные интонации всего мира, всех времен и народов. Это было и “да за кого ты меня принимаешь”, и “что я по-твоему дурак?”, и “о женщина — волос длинный, ум короткий”, и много еще чего, что меня совершенно не волновало. Меня сейчас волновало только одно — дети. А со всем остальным я как-нибудь разберусь по ходу дела.

Так что я продолжала перегораживать ему путь и смотреть волком.

— Я буду паинькой, — раздраженно бросил Мир, и стало ясно, что если я попытаюсь прямо сейчас выбить из него еще какие-то обещания, он просто пройдет сквозь меня.

Возможно, даже не фигурально. Кто его знает, на что он способен…

Внутри неприятно похолодело, но я кивнула, повернулась и двинулась по коридору к выходу.

Мне правда было страшно. И утешало только одно — вряд ли бы что-то подобное я вычитала бы в интернете…

Я была благодарна Мирославу за то, что выйдя из гостиницы он направился к своей машине, а не к моей. Я подождала, пока “бэха” пристроится в хвост и вырулила с парковки. Так у меня было время хотя бы капельку прийти в себя. А еще сосредоточиться на дороге.

Полагаю, Миру нужно было то же самое — задать друг другу миллиард вопросов мы еще успеем.

— С детьми сидит соседка, — предупредила я, когда мы оказались возле нашего подъезда. — поднимешься через пять минут, когда она уйдет. Семнадцатая квартира.

Мир скривился, но не прокомментировал и на том спасибо.

Прости, милый, но моя спокойная жизнь — то, что от нее осталось — мне дороже твоих оскорбленных чувств.

…Я никогда в жизни еще не чувствовала себя настолько беззащитной. Бессильной. Беспомощной. Наблюдая за тем, как Мир осматривает детей, я чувствовала себя посаженной на цепь волчицей, вынужденной наблюдать как разоряют ее логово, как чужие, бесцеремонные руки хватают волчат, чтобы… что? Я не знала. Но старательно давила в себе желание вытолкать мужчину за дверь, бегом собрать вещи, уехать в “Тишину” и забаррикадироваться там на веки вечные.

Я боялась даже моргнуть, чтобы не упустить лишнее движение, взгляд, чтобы успеть перехватить лишнее слово.

Но Мир повода окончательно вскипеть не давал.

Он, представленный доктором, охотно отвечал на вопросы, задавал встречные, улыбался, шутил, щекотал и снова отвечал на вопросы. И дети оживились, приободрились, разрумянились. Как будто в них сил влили.

Я припомнила “акупунктуру” и подумала отстраненно, что, может, и влили. И что черный свитер очень плотной вязки тоже был надет не просто так.

— А почему у вас нет стрептококка?

— Стетоскопа, — машинально поправила я, впервые, наверное, за все время подав голос. Господи, откуда они эти слова берут вообще?

— Забыл, — беспечно отозвался Мир.

— Ай-яй-яй, — строго погрозила пальчиком Оленька. — Доктор без стрептококка не доктор!

— Стрептоскопа, — поправил Ярослав.

— Стетоскокка, — внес свое предложение Стас.

Мир оглянулся на меня, нервно теребящую кулон на груди, и взгляд был такой пронзительный, что ей богу, была бы я чуть более трепетной дамой, умерла бы на месте от разрыва сердца.

Я нашла в себе силы ответить вздернутой бровью.

В душе царила такая эмоциональная каша, что взглядом больше, взглядом меньше…

Не так, ой не так я представляла встречу детей с их отцом.

Потому что я ее не представляла. До появления Мирослава в “Тишине” — я в принципе и думать забыла, что где-то там на просторах нашей всеобъятной бродит мужик у которого три ребенка, а он не в курсе. А после я просто не успела еще об этом подумать — как. Как сказать? Как представить?

Я даже сейчас, уже глядя на то, как он возится с малышней не представляла, как им это сообщить и как они это воспримут.

Впрочем, время еще есть. Слишком многое нам нужно прояснить прежде, чем дойдет до столь радикальных действий.

Одно было очевидно — Мир из нашей жизни не исчезнет, перекрестившись “чур меня, чур”. Не сбежит, испугавшись ответственности.

И я не знала, радоваться этому или огорчаться.

Мужчина в моей кухне смотрелся странно.

Я настолько привыкла к нашему с Адой маленькому женскому (и детскому) царству, что в первое мгновение даже слегка удивилась, увидев Мирослава, стоящим у окна, хотя прекрасно знала, что он здесь. Ждал, пока я уложу детей, чтобы поговорить.