Новая история Колобка, или Как я добегалась (СИ) - Ясная Яна. Страница 28

— А вы нет? — вздернула я брови.

— Зачем? — он тоже поднял брови, но не сардонически, а страдальчески. — Лен, мы приехали сюда с партнерским предложением. Мы деньги вам привезли! Черт, да мы и подумать не могли, что вы так упретесь — учитывая, какие суммы мы вам предлагали и сколько всего на эти средства можно было бы сделать…

— Ага, — я вроде и не хотела, но удержать сарказм внутри Леночки не смогла. — Домики покрасить!

— Да что вы докопались до этих домиков?! — скривился Азор.

— Мирослав Радомилович, — надменно ответила ему Елена Владимировна Колобкова, старший администратор базы отдыха “Тишина”. — Если бы мы убивали каждый раз, когда нам предлагают их покрасить, у нас уже было бы приличное киллерское портфолио!

— И очень сытые раки, — пробормотал себе под нос ПростоМир.

— Что?

— Нет-нет, ничего! — быстренько открестился от собственных слов Мирослав, а я изобразила на лице возмущение столь гнусными инсинуациями.

И сделала в мысленной анкете пометку: “Сообразительная сволочь!”. Подумала, и обвела ее красным маркером.

— В общем, поджоги и прочие бандитские наезды — это не наш стиль, Лен. — Мирослав снова вернулся к нашему камню преткновения. — Я не только для тебя это говорю, и понимаю, что как только за мной закроется дверь, ты бросишься докладывать Елистратову… Я не против, честное слово. Наоборот, заинтересован в том, чтобы возобновить диалог, и… Лена. Черт бы вас тут побрал всех с вашим местечковым патриотизмом!

Он потер лицо, выдохнул, и с грустной насмешкой в синих глазах внезапно спросил:

— Ну ладно, в Чернорецке все уверены, что раз мы из столицы — значит, по определению, людоеды. Но ты-то?!

А что — я-то, что я?

А то вы, Мирослав Радомилович, не знаете, что я — предводитель восстания. И не надо мне тут светить прекрасными глазками, господин Азор. У меня пока что решения принимает голова, а не то, что ниже пояса.

На всякий случай, я напомнила ему, с чего вообще наш “местечковый патриотизм” взбурлил:

— Когда вы подали требование аннулировать сделку, не дождавшись, пока остынет пожарище — вы же понимали, что это будет иметь последствия?

Мне было грустно. Больно, обидно и грустно. Какого черта он мне тут доказывает, что практически святой, когда дела-то говорят совсем о другом?

— Это была личная Славкина инициатива. Он принял это решение, ни с кем не посоветовавшись, и, поверь мне, уже понес соразмерное наказание… В общем, он больше не решает.

— А решал? — уточнила я, невесело щурясь на чаинки в чашке.

Может и не стоило мне во всем этом копаться. Возможно, нужно было сделать вид, что поверила, донести, как он сказал, Елистратову, и дальше сидеть на попе ровно, оставляя эти дела тем, кто должен ими заниматься, но…

Сил моих больше нет.

Я не переговорщик. И не аналитик.

Я просто старший администратор.

И просто женщина.

И я хочу знать.

Мир помялся. Вздохнул.

— Лен, ему двадцать пять, он недавно получил чертовски престижное образование и сразу вслед за ним — должность. Он понимает, что ему это досталось только потому, что он внук основателя и хозяина “Азоринвеста”. И все понимают. Вот он и рвался доказать, что он не просто внук, а и сам по себе “огого”. Первая крупная сделка, мы с Ольгой только страхуем… А тут Елистратов ваш внезапно отказался, хотя предложение жирное, никто бы ему больше такого не сделал. И видно же, что намертво уперся! А когда пожар этот случился, Славик решил, что такую возможность надо хватать, что это шанс довести все же самому сделку до конца. Дурак молодой. Предотвратить не успели, теперь вот, даем вкусить по полной последствий своих трудов. Даже адвокаты из столицы едут ме-е-едленно, чтобы Славка успел проникнуться. Заметь, Лена, я не скрываю — едут. И, когда приедут, камня на камне не оставят от всех обвинений.

Он крутанул пустую кружку. Я, не спрашивая, встала и налила еще чая ему и себе, чтобы чем-то занять молчание.

— Да, он допустил ошибку, но он от этой сделки теперь отстранен, и ее веду я.

Угу, спасибо. Хрен редьки не слаще.

Он длиньше.

Хотя я не мерила.

Мысли, вильнувшие не в ту сторону, я призвала к порядку и утопила в чае. А упорный Мирослав, теперь я веду эту сделку, Радомилович, продолжил:

— Я клянусь, что “Азоринвест” не имеет отношения к пожару. Ты мне веришь?

Я криво улыбнулась — не ему, а танцу чаинок:

— Скажем, так… Теперь я допускаю, что это могли быть и не вы.

Будем считать, что “Как же с тобой трудно, женщина!” мне послышалось. А то, подстегиваемая стрессами последних недель, я могла бы и добавить трудностей в копилку.

— Ладно, — Мир со вздохом откинулся на стену. — Лучше подумай, кто еще может быть заинтересован в вашей базе отдыха?

Я отмахнулась:

— Да кто еще… — и умолкла.

Черт. Черт-черт-черт!

— Что? — Мирослав даже вперед подался, и глаза азартом блеснули.

Я неохотно, осторожно подбирая слова призналась:

— Несколько лет назад на “Тишину” уже совершалась рейдерская атака, — Азор привычно вскинулся, что их атака не рейдерская, я привычно взглядом дала понять, что я по этому поводу думаю… Обмен любезностями, куда без него. — Правда, не “на мягких лапах”, а силовая. Но в тот раз нам повезло. Сотрудник базы сумел вывезти с территории печать и ключевые документы, а без них захват терял смысл…

Мирослав смотрел странно.

Я ответила вопросительным взглядом: что?!

— Ты тоже там была?

Нет, я мимо проходила!

Макса тогда не было в городе — каждый год в конце лета-начале осени, примерно в одно и то же время, он на пару недель улетал через полстраны, в дикую тмутаракань, порыбачить и пошататься по камчатскому заповеднику. Захватчики подгадали визит именно к этому моменту — уверена, будь он на месте, они на такую наглость не решились бы. Разоружили охрану, согнали персонал в приемную административного терема…

Отобрали сумки и телефоны.

Крепкие ребята в черных масках и с оружием действовали привычно и деловито.

Мы столпились внизу, кучка испуганных людей, в основном, женщин — мужчин на базе совсем мало было. Я придерживала руками объемный живот: на моем шестом месяце он был уже здоровенным.

Трое из нападавших остались на первом этаже, контролировать сотрудников “Тишины”, а остальные быстро, но без суеты расползлись по зданию.

Моё сознание словно расслоилось: я одновременно наблюдала холл, стойку администратора, диваны, мою куртку рядом, которую я же и уронила несколько секунд назад, когда плечистые парни в черном завернули меня от выхода, и одновременно отчетливо видела, как на втором и третьем этажах потрошат бухгалтерию, кабинеты юриста и Елистратова.

Нет, видела — не то слово. Просто знала, и всё. Без каких либо усилий, безо всякого желания со своей стороны, я знала, кто, где и чем занимается. Отдельно по каждому и одновременно обо всех.

От страха тошнило.

“У меня пока нет” — сказал один другому наверху.

Я медленно покосилась вперед всем телом, сгибаясь, сворачиваясь вокруг своего живота.

“Пока не нашли” — отчитался кто-то в телефон.

Первый стон был почти не слышным.

“Ищем, ищем!” — подбодрили черных на третьем этаже властно и уверенно.

Второй стон оказался громче.

Третий… потом я не считала: скулила в голос, обвив руками бесценное пузо, зажмурившись и стиснув зубы, сосредоточившись на ощущениях внутри себя.

И всё же переговоры черномасочных лились через мое сознание.

“Первый, первый, у меня тут беременная, согнулась и орёт, что делать?”

“Четвертый, ты что, с ума сошел?”

“Твою мать, первый, она, кажется, рожает”

Длинная матерная тирада.

“Четвертый, ждите. Сейчас я получу инструкции”.

Испарина на моем лице, я уже ору, не затыкаясь, мое непрерывное “Ой, ой, ой!” — устойчивый аккомпанемент переговоров черномасочников.

Первый на третьем этаже говорит в телефон про рожающую бабу, и я не достаю своим странным знанием до того, кто ему отвечает, но спустя минуту Первый резко приказывает в рацию: в больницу ее, быстро! Никаких мертвых детей!