Зеркало грядущего - О'Найт Натали. Страница 9
Были уже осушены первые кубки с вином, произнесены первые здравицы в честь короля Вилера Третьего и его могущественной державы. Придворные шуты успели вызвать смех гостей и получить пинки за излишнюю смелость своих соленых прибауток, благородные дамы не поджимали больше капризные губки, слушая грубые охотничьи рассказы кавалеров, а заливисто смеялись наравне с ними; королевские псы ленились грызться за жирную мозговую кость, и даже Черные Драконы, отборная королевская гвардия, позволили себе расстегнуть ремешки шлемов, не в силах вынести жару продымленного гудящего помещения.
На обоих концах необъятного зала горели огромные очаги, в которых полыхали, распространяя душистый смолистый дымок, здоровенные поленья, а на вертелах потные чумазые поварята с трудом поворачивали оленьи туши. Стена над одним из каминов была украшена боевыми щитами с гербом королевской династии, извивающейся змеей с разверстой пастью, в короне, золотой на алом фоне, и всевозможным оружием: двуручными аквилонскими мечами, туранскими ятаганами, вендийскими тульварами, шемширами из Иранистана, коринфийскими махайрами, широкими жайбарскими ножами, а также гандерландскими пиками, крохотными гирканскими костяными луками, используемыми для стрельбы на скаку, парадными, никогда не стрелявшими арбалетами с ложем, вырезанным из цельного бивня невиданного вендийского зверя, и прочими ратными трофеями.
Стена над вторым камином также призвана была напоминать о боевой удали хозяев замка, однако несколько иного толка. Здесь, на постаментах полированного камня, красовались оскаленные морды диких зверей, над которыми изрядно потрудился не один искусный чучельник. Лучшая добыча Осеннего Гона и прочих королевских охот скалилась желтыми клыками в пунцовых пастях, сверкала темными обсидиановыми очами, щетинилась жесткой шерстью на загривке. Рыси, вепри, барсы и медведи были выделаны столь старательно, что, казалось, вот-вот хищники облизнутся и закаплет слюна с языка…
Голова прекрасного черного, редчайшей масти, оленя, пораженного в прошлом году беспощадной рогатиной сурового Троцеро Пуантенского, занимала почетное место в центре. Великолепный белый изюбр, самец с мощным кустом острых рогов, которого Его Высочество принц Нумедидес не ведающей промаха рукой сразил на сегодняшней охоте, пребывал в руках королевских кожевенников и готовился занять место вблизи трофея графа. Однако это, по традиции, должно было случиться лишь в самом конце вечера. Сейчас же гостям предоставлялось вволю бражничать и веселиться.
Худощавый миниатюрный граф Феспий, сидевший рядом с Валерием, многозначительно поводя глазами, прошептал ему на ухо:
– Его Величество приказал отдать на заклание самого красивого оленя из королевского зверинца. Так что принц Нумедидес по праву будет провозглашен великим охотником…
Валерий, рассеянно отрезавший полоски мяса от куска оленины на своей тарелке, машинально кивнул, почти не слушая графа, чья девичья жеманность всегда претила ему. К тому же он до сих пор не оправился от ужаса, пережитого на охоте, и, искоса взглянув на веселящегося Нумедидеса, мог лишь подивиться, до чего быстро его кузен пришел в себя после схватки с Цернунносом. После прибытия в Тарантию принца перепоручили двум доверенным лекарям, и те, похоже, преуспели в своем искусстве, сумев вернуть принцу утраченное равновесие, а с ним и привычное самомнение. Так или иначе, Нумедидес был бодр, ел за троих, то и дело подставлял виночерпию свой кубок и при этом как ни в чем не бывало бахвалился перед окружавшими его придворными своей охотничьей доблестью.
Валерий обвел взглядом пиршественный зал. Стол, где сидел король с приближенными, был установлен на небольшом, возвышении у правой стены. Чуть ниже рядами располагались столы придворных, а у самого входа пировали егеря, загонщики, ловчие, выжлятники и все те, кто принимал участие в сегодняшней охоте наравне с господами. Разумеется, здесь были лишь старшие и наиболее заслуженные – даже королевский зал не в силах был вместить остальных, и те угощались во дворе замка, где были загодя расставлены длинные дощатые столы и откупорены бочки с лучшим вином из королевских погребов; однако и без того раз в год присутствие простого люда на пиршестве во дворце создавало совершенно особую атмосферу свободы и мужского братства, где немногие приглашенные дамы чувствовали себя, пожалуй, не слишком уютно.
Валерий остановил свой взгляд на немедийском посланнике, сидевшем напротив. Тот вовсю хохотал над выходками шутов, обнажая крепкие белые зубы, однако от опытного взгляда не могло укрыться, что Амальрик отнюдь не так весел, как хотел показать. Глаза его цепко оглядывали разгоряченных вином и разговорами вельмож, не упуская ни малейшей детали. Валерий подумал, что барон Торский получает сведений о делах Аквилонии из застольных бесед куда больше, чем от выспренных пустословий на изысканном лэйо с тарантийскими советниками.
Немедиец, без сомнения, был умен и хорошо воспитан; придворное изящество сочеталось в нем с несомненной мужественностью, так что Валерий не мог не счесть смехотворными слухи определенного свойства, ходившие в Тарантии насчет барона. В строгом костюме черного бархата, на котором серебром вытканы хищные драконы, герб его мглистой родины; с темными волнистыми волосами, убранными под золотую сеточку, с бородкой и усами, подстриженными по последней аквилонской моде, Амальрик Торский внушал симпатию своей открытостью и простодушием. Он пил наравне со всеми, не кичился саном посланника-дуайена, обладал неистощимым запасом двусмысленных шуточек, чем приводил в восторг кавалеров, и был галантен и учтив в разговорах с дамами. Что еще нужно, чтобы стать желанным гостем за любым столом?
Но вот Амальрик заметил испытующий взгляд принца, и хотя его полные губы по-прежнему улыбались, глаза мгновенно отреагировали на вызов – взор заострился стальным стилетом и скрестился со взором Валерия. В этот момент барон стал похож на черного лесного ворона, попавшего на пир к глупым сойкам, щеглам и малиновкам и намечающим достойную жертву среди щебечущих хозяев.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, принц, – доверительно улыбнулся Амальрик. – Однако мне кажется, сегодняшнее празднество пришлось вам не слишком по душе… За те годы, что я провел в Тарантии, здешние нравы, кажется, еще больше опустились. Ума не приложу, как могут люди находить удовольствие в столь низменных забавах? – И он повел подбородком в сторону помоста, возведенного в центре зала, где под аплодисменты и одобрительные вопли зрителей кувыркались и жонглировали цветными шарами акробаты. – Ни в одной другой столице мира этих дешевых фигляров не пустили бы и на порог дворца! Вам, изведавшему тонкий вкус восточной изысканности, должно быть, это кажется диким?
– Не знаю… – Валерий не был готов к такому повороту разговора и с растерянной усмешкой пожал плечами. – Нельзя осуждать людей за то, что они веселятся от души, забыв о церемониях. Хотя сам я не любитель шумных компаний…
– И все же, – продолжал настаивать барон, – нельзя не заметить, что Аквилония изменилась за последние годы. Исчез боевой дух, люди обросли жирком, забыли цвет королевских штандартов, а лицедеи заменили рыцарей. – Он чуть пригубил вина из кубка. – Что вы скажете на это?
– Даже не знаю. – Валерий рассеянно чертил ножом свастику солнцеворота на гладкой столешнице. – Я не так давно вернулся из Хаурана… Мне все здесь внове. Но, ваша правда, двор Вилера был иным, когда я оставил его. А как у вас в Немедии, Амальрик?
Вопрос был задан подчеркнуто равнодушным тоном, так что последний тупица понял бы, что принц не желает продолжать разговор, однако барон – которого, при всем желании, к этой категории людей Валерий отнести не мог, – словно бы и не заметил намека и отозвался с горячностью, особенно странной на фоне холодности собеседника.
– Немедия – страна воинов, принц! Жаль, что вам не доводилось там бывать. Вы услышали бы, как славят ваше имя в тех краях, из уст в уста передавая легенды о спасении королевы Хаурана и низвержении блудницы Саломеи, одержимой демоном, – весьма почитаемый в наших краях ученый муж, Астрис Оссарский, бывший в ту пору в Хауране, в подробностях описал вашу историю в своих письмах философу Алкидху…