С любовью, Луков (ЛП) - Запата Мариана. Страница 90

У мамы слегка отвисла челюсть, только чуть-чуть, и она тоже покачала головой.

— Ох, Жасмин…

— Я не хочу об этом говорить. Не хочу. Ты ни в чем не виновата. Это касается только его и меня. Давай закроем эту тему, — сказала я, сомкнув глаза и откидываясь на спинку сиденья.

Наступила тишина.

Однако мне так и не удалось избавиться от грусти, которая каким-то образом смешалась с решимостью, пока я сидела в машине.

Глава 18

— Мы можем поговорить? — раздался голос отца за моей спиной.

Я застыла, прислонившись к бортику, пока наблюдала за Иваном и тренером Ли, которые спорили по поводу изменения прыжка. Мне было все равно, сделаем мы это или нет; так что просто ждала их решения. Я слишком устала и была на грани эмоционального истощения, чтобы ввязываться в споры. Поэтому стояла в ожидании, наблюдая за ними с расстояния и потягивая воду из бутылки.

И при этом не обращая внимания ни на что вокруг. Я не заметила своего отца снаружи комплекса, и совсем не ожидала, что он сумеет подкрасться ко мне сзади.

— Жасмин, пожалуйста, — тихо взмолился он, когда я повернулась, чтобы взглянуть на него через плечо. Папа обладал невысоким ростом — сто семьдесят сантиметров, худощавый, но крепкого телосложения, которое я унаследовала от него. Еще у отца были тёмные волосы, карие глаза и кожа оливкового оттенка, встречающаяся у представителей по меньшей мере дюжины стран в мире.

От него я унаследовала фигуру, цвет волос и глаз.

Однако все остальное, что не касалось внешности, дала мне моя мать... потому что папа практически всегда отсутствовал в моей жизни.

— Пять минут, — тихо произнёс отец, терпеливо наблюдая за мной.

Прошло несколько часов с тех пор, как мы пересеклись в ресторане, и я знала, что он скоро улетит. Пройдет целый год, прежде чем мы встретимся снова. Возможно, даже больше. Это был не первый его приезд в Хьюстон, когда мы толком не виделись.

Папа никогда не переживал по этому поводу, а я перестала задолго до того, как обратила внимание на этот факт.

Мне хотелось сказать ему, что у меня есть дела поважнее. Хотелось сказать, чтобы он оставил меня в покое. И, возможно, пару лет назад я бы так и поступила, если бы отец выкинул нечто подобное, как в этот раз в ресторане — на глазах у Ивана и остальной семьи.

Но если я чему-то и научилась за последние полтора года, так это тому, как непросто мириться со своими ошибками. Я узнала, как трудно было встретиться с ними лицом к лицу, и насколько сложнее оказывалось принять их. Мы все делали и говорили то, о чем потом сожалели, и чувство вины давило на наши плечи.

Но я хотела стать лучше. Для самой себя и только.

Поэтому молча кивнула.

Глубокий вздох облегчения, который издал отец, означал, что его мучение не продлилось слишком долго, хотя могло бы.

Пробираясь к выходу с катка, я надела чехлы на коньки и оглянулась через плечо, чтобы привлечь внимание Ивана. Но он все еще спорил с тренером Ли, так что я направилась прямиком к трибунам у стены. Усевшись на середину скамейки, я вытянула ноги перед собой и посмотрела на лёд, искоса наблюдая, как мой отец садится рядом, но на скамейку ниже.

Стоя на льду, мой партнёр обернулся и хмуро посмотрел на нас с катка, где разговаривал с Ли.

Иван ни словом не обмолвился во время утренней тренировки, и я была благодарна ему за то, что парень решил не обсуждать моего отца, не говоря уже о моих рыданиях у него на глазах. Моя гордость и так находилась на уровне плинтуса. Но Луков вел себя так, словно ничего не произошло. Как будто все было нормально.

И меня это устраивало.

— Жасмин, — выдохнул папа.

Я продолжала смотреть вперед.

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда?

Любовь — какое странное слово. Что же такое любовь? У каждого человека имелось своё понятие о любви и о том, что она значит для них. Довольно сложно дать определение любви. Существовали любовь в семье, дружеская любовь, романтическая любовь...

Однажды, когда я была помладше, мама одной из катавшихся со мной девочек, заметила, как моя мать дала мне подзатыльник, и очень расстроилась. Но я в этом жесте видела лишь наше с мамой единение. Она шлепнула меня, потому что я вела себя как засранка и полностью заслужила это; но я оставалась ее дочкой, и она любила меня. А еще мама прекрасно знала, что на меня не действуют её шипение и угрозы.

Галина вела себя со мной точно так же. Она научила меня ответственности. Тренер соответственно реагировала на мои бурчания и точно так же отвешивала мне подзатыльники.

Но дело в том, что они обе желали мне только лучшего. Мне хотелось, чтобы со мной были честны. Я нуждалась в их любви больше, чем в оценке своих чувств. Все потому, что всегда стремилась стать лучше. Я хотела быть лучше всех.

И никогда не желала, чтобы кто-то нянчился со мной. Мне это было не нужно, я чувствовала себя неловко. Ощущала себя слабой.

Любовь для меня стояла на первом месте. Была настоящей. Давала понять, что неважно хуже ты или лучше. Любовь являлась толчком, который говорил, что кто-то верит в тебя, даже когда ты сам в себя не верил.

Любовь — это усилия и время. И когда прошлой ночью я лежала в постели, мне вдруг пришло в голову, что, возможно, именно поэтому моя реакция была столь бурной, когда несколько месяцев назад после своей аварии мама сделала вид, будто фигурное катание для меня дороже, чем она. Потому что я не понаслышке знала, каково это — быть для близкого человека не на первом месте.

И посадила эту чертову обиду в сердце на суперклей, при этом продолжая вести себя как лицемерка.

— Ох, Жасмин, — прошептал папа, и в его голосе прозвучала боль, когда он не услышал моего ответа. Краем глаза я заметила, как он потянулся ко мне и накрыл мою руку своей.

Я не смогла не напрячься, и было видно, что отец почувствовал мою реакцию, сделав то же самое.

— Я люблю тебя. Я очень тебя люблю, — тихо сказал он. — Ты моя малышка…

Я фыркнула, не позволяя себе поверить в его бред о любви.

— Ты мой ребенок, — настаивал папа, продолжая держать меня за руку.

Технически, да.

Только так и никак иначе. И все это знали. Он сам себя в этом убеждал и прятал голову в песок, пытаясь найти себе оправдание.

— Я хочу для тебя самого лучшего, Жасмин. И не собираюсь извиняться за это, — сказал отец после того, как ответа от меня не последовало.

Я по-прежнему отказывалась смотреть на него, когда произнесла:

— Мне известно, что ты хочешь для меня лучшего. Я понимаю. Проблема не в этом.

— Тогда в чем же?

Иван начал делать ленивые круги на льду. Он удерживал свой взгляд на мне и на моем отце, независимо от того, где находился. Мой партнёр пристально наблюдал, чтобы убедиться, что все в порядке. У меня не осталось сомнений, что, если бы Иван мне понадобился, он бы подъехал и помог мне выпутаться из передряги.

Но мне не нужна была его помощь. Я слишком долго избегала проблем с отцом. Но, видимо, время пришло.

— Проблема в том, что ты меня совсем не знаешь, папа.

Мужчина усмехнулся, и я повернула голову ровно настолько, чтобы посмотреть на него.

— Не знаешь. Я люблю тебя, но ты меня не знаешь и не понимаешь. Ни капельки. Может, потому, что со мной вечные проблемы, а может, я просто тебе не нравлюсь.

Он разочарованно выдохнул, но я решила проигнорировать этот звук.

— Почему ты считаешь, что не нравишься мне?

Я моргнула и попыталась отогнать неприятное чувство разочарования внутри.

— Потому что так и есть. Сколько раз мы проводили время вместе, только вдвоем?

Папа на мгновение приоткрыл рот, прежде чем закрыть его.

— Ты всегда была занята. Постоянно.

Ответом на мой вопрос было «никогда». Мы никогда не проводили время вдвоем. Он общался с каждым из моих братьев и сестер, но никогда со мной.

Да, я была занята. Но отец даже не пытался. Он никогда не приходил на каток, чтобы посидеть на трибуне и посмотреть на мои тренировки, как это делали все остальные. Если бы ему было не все равно, он давно бы появился на катке.