Империя волков - Гранже Жан-Кристоф. Страница 73

Словно почувствовав ее присутствие, химик поднял глаза. Капюшон упал на лоб, прикрыв тяжелой лепки лицо. Улыбка на губах возникла раньше удивления во взгляде.

– Глаза. Я узнал бы тебя по глазам.

Он заговорил с ней по-французски. Это была их старая детская игра в друзей-сообщников. Она не ответила, представляя, какой он сейчас ее видит: тонкий силуэт под плащиком цвета зеленого чая, чужое лицо. Между тем Кюрсат не выказал ни малейшего удивления: следовательно, он знал, что она изменила внешность. Интересно, она сама его предупредила? Или Волки постарались? Друг или враг? У нее было всего несколько секунд на принятие решения. Этот человек был ее сообщником, другом, доверенным лицом, значит, она посвятила его в детали побега.

Садовник был одет в льняной халат и широкий клеенчатый фартук. Он не знал, куда девать руки, и почти не смотрел на Зему. Кюрсат Милигит поднялся на ноги.

– Зачем ты вернулась?

Она ответила не сразу, позволяя каплям дождя отсчитать еще несколько мучительно долгих секунд, потом ответила – тоже по-французски:

– Я хочу знать, кто я такая. Я потеряла память.

– Что-о-о?

– В Париже меня арестовала полиция. Мне промыли мозги. У меня амнезия.

– Не может быть.

– В нашем мире все может быть, и ты это знаешь.

– Ты… Ты совсем ничего не помнишь?

– Все, что мне известно, я знаю из собственного расследования.

– Но зачем было возвращаться? Почему ты не исчезла?

– Слишком поздно. Волки идут по моему следу. Им известно мое новое лицо. Я хочу договориться.

Он осторожно поставил прикрытый пластиком цветок между мешками с компостом и бросил на нее взгляд исподлобья.

– Они все еще у тебя?

Зема не ответила, но Кюрсат не отстал:

– Наркотики? Они у тебя?

– Вопросы задаю я, – бросила Зема. – Кто финансировал операцию?

– Мы никогда не знали имен. Таково правило.

– Все правила отменены. Мое бегство все перевернуло. Они наверняка приходили тебя допрашивать. Называли какие-то имена. Кто отдавал приказ о доставке?

Кюрсат колебался. Дождь стучал по капюшону, стекал по лицу.

– Исмаил Кудшейи.

Память отозвалась узнаванием – Кудшейи, верховный бог, хозяин, но Зема продолжила игру:

– Кто это?

– Не могу поверить, что тебе настолько отшибло мозги!

– Кто он? – повторила свой вопрос Зема.

– Самый могущественный «баба» Стамбула. – Кюрсат понизил голос, как будто подстраивался под звучание ливня. – Он готовится заключить союз с узбеками и русскими. Доставка была пилотной. Испытательной. Символической. И улетучилась… вместе с тобой.

Она улыбнулась, слизывая капельки воды с лица.

– Отношения между партнерами, должно быть, оч-ч-чень накалились.

– Война неминуема. Но Кудшейи это безразлично. Он одержим тобой, мыслью найти тебя. И дело не в деньгах, затронута его честь. Он не может допустить предательства со стороны одного из своих. Мы его Волки, его создания.

– Его создания?

– Мы орудия, служащие Делу. При рождении ты была никем. Нищенкой, ходившей за стадом. Как и я. Как и все остальные. Ячейки дали нам все. Веру. Власть. Знание.

Земе следовало перейти к главному, но она хотела услышать другие факты и детали.

– Почему мы говорим по-французски?

На круглом лице Кюрсата появилась улыбка. Горделивая улыбка.

– Нас выбрали. В восьмидесятых годах боссы решили создать тайную армию – с элитными подразделениями и кадровыми командирами. Армию Волков, которые могли бы внедриться в высшие слои турецкого общества.

– Это был проект Кудшейи?

– Да, план предложил он, а остальные поддержали. Эмиссары его фонда ездили по центральным районам Анатолии в поисках самых одаренных, самых многообещающих детей. Инициаторы проекта хотели дать своим избранникам лучшее образование. Это был патриотичный план: вернуть знание и власть настоящим туркам – детям из Анатолии, а не буржуазным выблядкам из Стамбула…

– И нас отобрали?

Кюрсат еще сильнее раздулся от гордости.

– И послали учиться в Галатасарайский лицей, дав стипендии фонда. Как ты могла все это забыть?

Зема ничего не ответила, и Кюрсат продолжил, возбуждаясь все сильнее:

– Нам тогда исполнилось по двенадцать лет, и мы уже были «басканами», молодежными вожаками в своих районах. Сначала мы провели год в тренировочном лагере, так что, приехав в Галатасарай, уже умели обращаться с автоматом и знали наизусть отрывки из «Девяти Светочей». В лицее мы оказались среди декадентов, слушавших рок, куривших травку и подражавших европейцам. Сукины дети, коммунисты… И мы сроднились, Зема, стали как брат и сестра, двое несчастных крестьян из Анатолии, живших на жалкую стипендию… Никто даже не догадывался, насколько мы опасны. Мы уже тогда были Волками. Бойцами. Мы проникли в мир, бывший для нас запретной территорией. Чтобы эффективнее бороться с этими грязными мерзавцами – «красными»! Tanri turk'u korusun! [14]

Кюрсат вскинул вверх указательный и средний пальцы: он очень старался выглядеть вдохновенным фанатиком, но больше всего напоминал ребенка, этакого мягкого увальня-недотепу, которого взрослые научили жестокости и ненависти.

Она задала следующий вопрос, замерев в неподвижности среди зелени и деревянных подпорок:

– Что произошло потом?

– Я пошел на факультет естественных наук, ты – в университет Богазичи, на лингвистическое отделение. В конце восьмидесятых Волки начали просачиваться на рынок наркотиков. Им понадобились специалисты. Наши роли были определены заранее. Химия – для меня, транспортировка – для тебя. Были и другие Волки – дипломаты, главы предприятий…

– Такие, как Азер Акарса.

Кюрсат вздрогнул.

– Ты знаешь это имя?

– Этот человек охотился на меня в Париже.

Он встряхнулся под дождем, как толстый встревоженный бегемот.

– Они пустили по твоему следу самого опасного из всех. Если он тебя ищет – значит, найдет.

– Сейчас я его ищу. Где он?

– Откуда мне знать?

В голосе Садовника прозвучала фальшивая нота. И в это мгновение у Земы возникло подозрение. Она на какое-то время забыла об этой стороне своей истории: кто ее предал? Кто сообщил Акарсе, что она скрывается в турецких банях Гурдилека? Ладно, это она выяснит позже…

Химик снова заговорил – чуточку слишком торопливо:

– Они все еще у тебя? Где наркотики?

– Повторяю тебе – я потеряла память.

– Если собираешься торговаться, не можешь вернуться с пустыми руками. Это твой единственный шанс…

Она вдруг спросила:

– Почему я так поступила? Зачем мне было обманывать всех?

– Ты одна это знаешь.

– Я впутала тебя в мой побег. Подвергла твою жизнь опасности. Значит, наверняка сообщила причины такого решения.

Он сделал рукой неопределенный жест.

– Ты никогда не могла смириться с нашей судьбой. Говорила, что нас вовлекли насильно. Не оставили нам выбора. Какого выбора? Без них мы так и остались бы пастухами. Крестьянами из Анатолии.

– Если я была наркокурьером, у меня должны быть деньги. Почему же я просто не исчезла? Зачем мне было красть героин?

Кюрсат хихикнул.

– Ты хотела большего. Разрушить все. Натравить кланы друг на друга. Это поручение давало тебе возможность отомстить. Как только узбеки и русские окажутся здесь, начнется бойня.

Дождь стал слабее, наступала ночь. Фигура Кюрсата медленно сливалась с сумерками. Над их головами светились купола мечети.

Мысль о предательстве вернулась. Она должна дойти до конца, закончить грязную работу.

– Ну а ты, – спросила она ледяным тоном, – как получилось, что ты все еще жив? Они тебя не допрашивали?

– Конечно, допрашивали.

– И ты ничего не сказал?

Ей показалось, что химик передернулся.

– Я ничего не сказал. Потому что ничего не знал. Я ведь только переработал героин в Париже и вернулся в Турцию. Новостей от тебя не было. Никто не знал, где ты. И уж тем более – я.