Полет аистов - Гранже Жан-Кристоф. Страница 51

Габриэль с несколькими помощниками выгрузил снаряжение. А я тем временем изучал карту, подаренную Бонафе. Напрасный труд. Туда, куда я хотел попасть, не вела ни одна дорога, ни одна тропинка. Поселок алмазной компании был последним обозначенным населенным пунктом, а за ним на пятьсот, а то и более километров на юг простиралась лесная чащоба. Поселок у лесопилки словно балансировал на самом краешке зеленой пропасти.

Внезапно я поднял глаза. Вокруг нас стояли странные люди, ростом не более полутора метров. Они были одеты в жалкие лохмотья, в грязные футболки, рваные рубашки. Их светлая кожа отливала карамелью, а лица сияли ласковыми улыбками. Габриэль угостил их сигаретами. Они радостно засмеялись. «Большой черный» объяснил мне: «Хозяин, это люди из племени ака, пигмеи. Они живут недалеко отсюда, в деревне Зумья, в шалашах».

К нам подошли несколько женщин. У них были голые груди, круглые животы, а талию опоясывали повязки из листьев или ткани. Они несли за спиной своих детишек и хохотали еще громче, чем мужчины. В свою очередь, они охотно взяли сигареты и с удовольствием закурили. У всех женщин были очень короткие волосы, подстриженные удивительно изысканно. У одной на затылке красовался рисунок в форме зубьев пилы. У другой вдоль висков шли две бороздки, а брови были выщипаны в виде пунктирных линий. На их коже я рассмотрел отметины — шрамы причудливых очертаний: дуги, сложные рисунки или простые фигуры. Одна деталь привела меня в ужас: у всех пигмеев зубы были обточены и заострены на конце.

Габриэль представил мне своего двоюродного брата по имени Бекес: ему предстояло проводить меня до Зоко. Это был высокий, тонкий как тростинка парень в спортивном костюме фирмы «Адидас» и темных очках, которые он, судя по всему, никогда не снимал. Он казался невозмутимо спокойным. Одарив меня широкой улыбкой, он назначил мне встречу на следующее утро, в семь часов, — и больше не изрек ни слова.

Габриэль пошел за мной. Он сообщил мне, что хочет поужинать «в кругу семьи», в поселке алмазной компании. Я попросил его вернуться за мной сюда же, в лечебницу, ровно через неделю. Он кивнул, подмигнул мне и пожелал удачи. Когда я услышал шум отъезжающего «Пежо», внутри у меня все похолодело.

Вскоре совсем стемнело. Какая-то женщина приготовила ужин. Я поглотил свою порцию маниоки — сероватой клейкой массы, отдававшей экскрементами, и решил отправиться спать в лечебницу. Было еще рано, когда я залез в свой спальный мешок. Вытаращив глаза, я ждал, когда придет сон. Пройдет всего несколько часов, и я узнаю, что такое джунгли. «Великий лес». Признаться, в тот вечер впервые за все время моих приключений я почувствовал страх. Такой же навязчивый, как глухие скрипучие голоса незнакомых мне лесных тварей, приветствовавших меня из чащи.

36

На следующее утро Бекес появился ровно в семь. Мы вместе выпили чаю. Его запас французских слов был невелик, он постоянно делал паузы и задумчиво произносил: «Ну, хорошо…» А вот джунгли юга страны он знал превосходно. Он сказал, что дорога, расчищенная бульдозерами лесопильного завода, уходит в лес всего примерно на километр. Дальше нам предстояло идти по узеньким тропкам. Следуя определенным маршрутом, мы сможем добраться до Зоко за три дня. Я согласно кивал, не имея ни малейшего представления о том, каким непростым будет этот марафон.

Собралась вся команда. Бекес нанял пятерых пигмеев нести провизию и снаряжение. Эти оборванные маленькие человечки курили и улыбались и, казалось, были готовы идти с нами хоть на край света. Кроме того, Бекес взял с нами повариху Тину, умопомрачительно красивую девушку из племени мбака. Она шла в обвивавшем ее стан бубу, покачивая бедрами и неся на голове огромный котелок: она сложила в него кухонные принадлежности и свои пожитки. Тина смеялась не переставая. Видимо, экспедиция приводила ее в восторг.

Я угостил своих спутников сигаретами и в общих чертах рассказал о предстоящем путешествии. Бекес переводил мою речь на санго. Я говорил только о Зоко и ни единым словом не упомянул о своих дальнейших планах. Я решил в одиночку добраться от деревни пигмеев до прииска Отто Кифера, расположенного в нескольких километрах к юго-востоку. Я не один раз повторил, что наша экспедиция продлится не более недели, и посмотрел на латеритовую дорогу. Красная ленточка уходила в бесконечность, терялась в чудовищном переплетении деревьев и лиан. Итак, наша команда тронулась в путь.

Джунгли показались мне настоящим царством мертвых, где бок о бок существовали неистребимая жажда жизни и ее полная противоположность. Источенные червями пни, рухнувшие деревья, запахи разложения представлялись мне последними всплесками бьющей через край жизни. Мы находились в джунглях, и это значило, что вокруг нас постоянно что-то умирало, витали запахи тоски, а мхи и болота окутывала печаль. Порой невесть откуда пробивалось солнце. От его брызг буйная масса листьев и лиан мигом пробуждалась и старалась подставить под солнечные лучи свое тело, жаждущее света. И тогда лес превращался в диковинный питомник, где все росло так неудержимо, так торопливо, что мне казалось, будто я это слышу.

Тем не менее атмосфера джунглей не тяготила меня. Лес представлялся мне огромным, волнующимся, безбрежным морем. Какая-то непостижимая свобода правила всеми этими высокими стволами, оплетенными лианами, всеми этими висящими в воздухе растениями и мириадами листьев, всем этим гигантским кружевным миром, порой чем-то похожим на наши европейские леса. Несмотря на оглушительный гомон и множество деревьев, лес казался широким открытым пространством. Обманчивое впечатление. Здесь каждый миллиметр почвы был кем-нибудь заселен. Здесь повсюду копошились и сталкивались друг с другом всевозможные живые существа.

По словам Бекеса, каждое животное занимало здесь свою нишу. Прогалина, образовавшаяся при падении дерева, служила пристанищем для диких свиней. В непролазном подлеске, заплетенном лианами, жили антилопы. А на полянах, над которыми смыкался лесной свод, вили гнезда и целыми днями пели птицы: им был не страшен дождь.

Иногда, слыша скрежет или свист, выделявшийся из общего хора, я спрашивал: «Бекес, кто это кричит?» Он какое-то время раздумывал, потом отвечал:

— Это муравей.

— Муравей?

— У него крылья и клюв, и он может ходить по воде. — И пожимал плечами. — Да, это муравей.

У Бекеса были особые представления об экваториальном лесе. Как и все мбака, он считал, что джунгли населены духами, мощными и невидимыми силами, таинственным образом связанными с животными. Впрочем, африканцы и о самих животных говорили не так, как европейцы. По их мнению, звери — существа, по меньшей мере равные людям, их надо бояться и уважать, потому что они якобы способны испытывать неведомые нам ощущения и обладают властью над иными мирами. Так, например, о Горилле Бекес говорил почти шепотом, «чтобы ее не обидеть», а о Пантере рассказывал, что она может прийти вечером и одним взглядом разбить стекло лампы.

В первый же день пошли проливные дожди. Небеса без передышки извергали потоки воды, ставшей неотъемлемой частью нашего похода, такой же, как деревья, крики птиц и наши собственные тревоги. Ливни не приносили прохлады, они только мешали нам: земля проваливалась под ногами, образуя глубокие рытвины. Но мы шли и шли вперед, словно были неподвластны ярости небес.

Среди этого потопа нам встретились охотники мбака. Они несли на спине узкие корзины, туго набитые добычей: газелями цвета охры, обезьянами в позе спящих младенцев, серебристыми муравьедами в шуршащей чешуе. Мы и мбака, улыбаясь, угостили друг друга сигаретами, но на лицах охотников я заметил тревогу. Они направлялись на север и хотели добраться до края леса прежде, чем наступит ночь. Одни только пигмеи ака не боялись темноты и посмеивались над духами. Но ведь наша команда шла на юг — а это само по себе уже считалось кощунством.

Каждый вечер мы искали для ночевки место, укрытое от дождя. В шесть часов мгновенно темнело и загорались светлячки, без устали кружившие среди деревьев. Немного позже мы ели, усевшись прямо на земле поближе к костру, чавкая и шумно глотая, как голодные звери.