Я спас СССР! том 1 (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 27
Вот еще одна головная боль. Мало мне пьес, теперь еще сборник стихов делать.
— Хорошо, я приеду.
— Замечательно! В час. Пропуск будет на проходной, вас проводят. Не забудьте паспорт.
Вернувшись в общагу, тихонько включаю Спидолу. Надо же узнать, что в мире творится — вдруг на ТВ спросят мое мнение. Хотя такие программы делают по шаблону. Минута на героя, по утвержденному сценарию. Да и кого интересует мнение студента Русина?
Димон уже спит, Индустрий за столом вполголоса повторяет неправильные английские глаголы.
А я слушаю Маяк. Практически ничего интересного. ВВС США совершили первый налёт на освобождённые районы Лаоса. Десятки погибших. Позор американской военщине. Никита Сергеевич открыл Ассуанскую ГЭС. Да здравствует дружба между советским и египетским народом. И все в таком духе. Так и не услышав ничего ценного, ложусь спать. Утро вечера мудренее.
Меня бьет легкий мандраж. Все-таки святая святых советской литературы — правление Союза писателей СССР. Большой желтый особняк с надписью «охраняется государством». Бывшая городская усадьба князей Долгоруковых. Во дворе — памятник Толстому. Тот с угрюмым видом смотрит на ту суету, что царит на территории усадьбы. Останавливаются черные Волги и Москвичи, писатели быстрой снуют по парадной лестнице, бегают какие-то курьеры…
— Ты выглядишь… как… — Вика пытается подобрать нужное слово, но не может.
— Я не просил тебя идти со мной — огрызаюсь я. Сам в напряжении. Это мой бенефис. Нельзя второй раз произвести первое впечатление.
— Вот! Моряк. Ты выглядишь как моряк. Хотя нет, как геолог! Только что вышел из тайги — находится Вика. Девушка на моем брутальном фоне выглядит воздушным созданием. Юбка-колокольчик в горошек, легкая белая блузка. Косички расплела — волосы убраны в длинный хвост.
Я же с помощью фарцовщиков принял образ старика Хэма. Массивные немецкие ботинки, черные джинсы, свитер под горло. Рукава подтянул до локтя. На правом запястье — часы. Почему не на левом? А пусть спросят, внимания проявят. Пока еще небольшая бородка дополняет мой имидж. Спустя лет пять по этому пути пойдут сотни графоманов. В 65-м году в Союзе будет издан 4-х томник великого писателя с фотографиями. Все примутся копировать Хемингуэя. Но сейчас я первый.
— Я не могла не пойти — хихикнула Селезнева — Надо же насладиться реакцией публики.
Девушка берет меня под левую руку. В правой — папка с романом. Мы уверенным шагом поднимаемся по лестнице, входим внутрь. На входе сидит строгая вахтерша. Она требует от посетителей удостоверение члена Союза писателей. Нет удостоверения? Иди в экспедицию, дозванивайся, оформляй пропуск. Если дадут. Правление одно — попрошаек от литературы много.
Первый экзамен. Вахтерша смотрит на меня, потом на Вику. Ее взгляд мечется между нами, женщина явно в ступоре. Действует! Уверенным шагом проходим мимо. На нас смотрят все присутствующие в фойе. Мужчины, женщины… Воцаряется тишина.
Планировки я не знаю, но спокойно поворачиваю направо в коридор. И не ошибаюсь. Тут лестница, рядом с которой курит пожилой усатый мужчина в полувоенном френче.
— Это же Шолохов!! — шепчет мне на ухо Вика. В ее голосе восторг. Вот и сходила на экскурсию.
— Михаил Александрович — спокойно произношу я — Мое почтение. Федин у себя?
Шолохов внимательно нас рассматривает. Медленно. Сначала меня, потом Вику. Девушка вспыхивает от смущения.
— Мы знакомы? — нейтральным тоном интересуется писатель. Через год Шолохов получит Нобелевскую премию по литературе и станет самым именитым советским прозаиком. И пожалуй, самым неоднозначным. Выступал против Пастернака, давил своим авторитетом Солженицына…
— Пока нет, но никогда не поздно — перекладываю папку в левую руку, протягиваю ладонь — Русин. Алексей. Объединение писателей-метеоритов.
— Даже так? — Шолохов иронично поднимает бровь, но руку жмет — Вообще, по правилам этикета сначала представляют дам.
— Ах да, где мои манеры — Виктория Селезнева. Моя муза.
Шолохов с удовольствием жмет музе руку. Та еще больше раскраснелась. Правильно писал поэт:
Это про Шолохова. Мужчина он еще ого-ого, небось, немало студенток не прочь познакомиться с ним поближе.
— Значит метеорист — двусмысленно произносит классик, которого в школе проходят — Что за движение, почему не слышал?
— Вы ослышались — дипломатично отвечаю я — Метеорит. Движение новое, только что появилось Вика, несмотря на медицинское образование, двусмысленной шутки Шолохова, похоже, не поняла.
— Ладно, молодые люди — Шолохов докуривает сигарету, бросает ее в урну. Еще раз разглядывает мой экзотичный наряд — Пойдемте, я вас провожу к Федину. У тебя же роман в папке? Дебют?
— Да — отвечаю я и краем глаза вижу, как "поплыла" Вика. И мне это не нравится.
— Мнда… Такого у нас еще не было — классик начинает подниматься по лестницы, мы вслед за ним — Делегация зулусских писателей была? Была. Инвалид, пишущий без рук ногой был? Тоже был.
Похоже, Шолохов разговаривает сам с собой. Наше участие не требуется. По длинному коридору, устланному красным ковром мы доходим до приемной Секретаря союза Писателей СССР. Об этом гласит медная табличка у двери. Шолохов, не останавливаясь, проходит через приемную. Мы идем следом. На стульях сидит десяток человек — мужчин и женщин. Их взгляды скрещиваются на нас, гул разговора замолкает.
Дубовую дверь кабинета закрывает собой молодая, пышногрудая секретарша.
— Михаил Александрович! — причитает красавица — Никак нельзя! Очередь же.
— Мы на минутку — примиряюще говорит Шолохов.
— Константин Александрович со Старой Площадью разговаривает!! — бросает последний аргумент девушка.
— А мы не помешаем — мужчина ловко обходит секретаршу, открывает дверь. Очередь смотрит неприязненно, но с интересом. Меня буквально «фотографируют» взглядами. Какие же они все скучные! Костюмы времен пакта «Молотова-Риббентропа», невзрачные платья из крепдешина у дам… Ну ничего, мы плеснем бензинчику в этот затухающий костер советского соцреализма.
Вслед за Шолоховым мы заходим в большой, просторный кабинет. Длинный стол для совещаний, массивный письменный стол, полки c книгами, бюст с Лениным в углу. Один из шкафов забит под завязку сувенирами. Фигурка сталевара, вытирающего пот, снопы пшеницы, коврики с цитатами из Маркса — чего только нет.
— Миша разве нельзя подождать? — раздраженно произносит узколицый мужчина в строгом аппаратном костюме серого цвета, вешая трубку белого телефона с гербом. Профиль Федина — а это явно глава Союза писателей — выглядит ястребиным. Сейчас раз и набросится! Вика обеспокоенно сжимает мой локоть.
— Смотри, каких литераторов я тебе нашел! Фактурных — Шолохов садится за переговорный стол, еще раз с удовольствием нас осматривает — А ты жалуешься. «Молодежи нет, молодежи нет».
Теперь нас рассматривает Федин. И я ему не нравлюсь. Чем именно, он явно понять не может. Я необычный. Одет не по-советски. Но и стиляжного во мне ничего нет. Что же… Будем и вести себя необычно. Подвожу к Федину Вику, представляю. Красивая девушка смягчает секретаря Союза писателей. Руку он мне жмет твердо, приглашает присесть рядом с Шолоховым.
— С чем к нам пришли? — нейтрально интересуется Федин.
— Вот, роман написал — я подаю мужчине папку — Хочу издать.
— А чего сразу не в ЦК? — язвительно смеется Шолохов.
— Подожди, Миша, надо разобраться — глава Союза писателей открывает папку. В начале романа идет краткий синопсис на две странички. Это необычно, так советские писатели не делают.
— Очень по-деловому — одобрительно кивает Федин, быстро читает краткое содержание. Удивленно поднимает на меня глаза.