Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич. Страница 154

— Выйдем, я вам продемонстрирую кое-что…

Вышли тогда из натопленной комнатки, пристроенной под потолком цеха, в гулкое неимоверное пространство, ограниченное железными ребрами, заиндевелыми от выдоха полутысячной смены и нагретых частей кранов, обтянутое накрест связями, сверху накрытое таким же лесом труб и расчалок объемной стержневой плиты покрытия, в котором тысячеваттные зенитные прожектора общего освещения казались огоньками, волчьими глазенками в кустарнике.

Внизу, метрах в двадцати, сверкали лиловые огни электродов. Над ними, метрах уже в десяти, шумно ползали мостовые краны, общаясь пронзительными звонками. Краны переносили куски металла, которые сварщики присоединяли к здоровенной чечевице, имеющей уже очертания корабля.

— Линкор «Советская Республика ЛитБел», третий в серии. — Юркевич кивнул на почти неразличимые в цеховом полумраке фигуры. — Сварка днища. Там у меня щенков нет, каждый мастер. А строят эти люди линкоры для России. Как бы она там ни называлась, и кто бы ни сидел в ней на троне. Раз уж вы говорите, что законы можно переписать, чем власти лучше? Их тоже можно… Переписать.

Гришка подскочил снова, оправил блестящую кожанку:

— Это что же выходит? Если буржуи обратно власть возьмут, им вы тоже будете линкоры строить?

— Если буржуи власть возьмут, — Юркевич поглядел на чекиста презрительно, — вы, Григорий, будете к ним разве что дворником наниматься. Более ничего делать вы не умеете. А кушать людям надо при любой власти.

— Так я не понял. Ты, инженер, с нами или против нас?

— Ни с вами, ни противу вас, но с Россией. Как бы она ни звалась, и кто бы во главе ея ни стоял.

— Степка, что молчишь? Арестовать его, контру! Кто не с нами, тот против нас!

Юркевич хмыкнул скорее печально, чем испуганно:

— Предсказывал же мне Корабельщик, а я вот и холодильника даже из Америки до войны привезти не успел…

Гришка прямо закипел, брызгая слюной, да так, что второй чекист, округлый белобрысый Степан, даже отодвинулся на почти незаметные полшага.

— Корабельщик, сука! И тут Корабельщик! Вы сами без него совсем ничего не осиливаете?

— Отчего же, осиливаем-с. Да что мы, мы-с все же обученные инженеры-с.

От старорежимного «-с» Григорий перекосился, что твой обезъян в зоосаду. Юркевич улыбнулся ему покровительственно:

— И даже вы, Григорий, без него прекрасно можете целых три вещи-с…

Инженер со скучающей миной поглядел вниз, поежился: за стенами необъятного цеха выла вьюга, зимовал в двухметровом снегу город Североморск.

— … Пожрать, посрать и сдохнуть. Увы, на большее у вас ни ума, ни фантазии.

— Ах ты, сволота!

Гришка рванул из кобуры наган или пистолет, Юркевич не разобрал. Но тут второй чекист, округлый плотный Степан, без размаха ударил мелкого кулаком в ухо, да так сильно, что контуженный Гришка перевалился через метровые поручни, пролетел без криков пятнадцать пролетов и разбился о штабель бронепластин.

Степан снял фуражку:

— Земля ему стекловатой. Эсэсовец сраный.

— То есть?

— Ну, «Соколы Свердлова», осенний призыв. Комсомольцы-мозгомойцы.

— Признаться, не слыхал.

— Зато сразу и увидели. Скажите мне, товарищ инженер… А не России вы корабли, значит, строить не станете?

— Хотел бы такого — еще при Ленине бы уехал.

— Ну да, ну да, — покивал чекист, не сгибая толстенной шеи — словно пасхальное яйцо качалось. — Пойдемте уже внутрь, я галочку поставлю, что профилактическая беседа проведена.

Внутри Юркевич кивнул помощнику:

— Игорь, позвони там фельдшеру, несчастный случай у нас.

Блеклый маленький Игорь без малейшего удивления поднял трубку внутризаводского:

— Фельдшера в девятый, падение с высоты.

— Твою ма-а-ать… — хрюкнул Степан, подхватывая оседающего мимо стула Юркевича:

— Сердечный приступ! Похер на упавшего придурка. Сюда, скорее!

— Скорее бы тебя в Норлаг забрали, жопа тупая! Успел, б*дь?

— Товарищ начоперод, по лестнице вверх пятнадцать пролетов, двадцать метров. Пока долезешь, у самого сердце выскочит! Как было фельдшеру поспеть? Никак! Он тоже не мальчик!

— Что я Москве отвечу? Что, б*дь? Что у нас нет больше главного корабельного инженера? Поговорили, называется! Мастера заплечных дел, палачи-энтузиасты!

— Мы его пальцем не тронули! Мы наганы даже не вынимали!

— Да кого это е*ет, придурки гнойные! К человеку пришла Чека. Человек теперь мертв. Какие слухи пойдут! Зачем тут еще что-то выдумывать? А что вы там вынимали, можете в сраку теперь засунуть, потому что именно сракой вы думаете!

— Но сердечный приступ…

— В жопе выступ! В жопе у тебя выступ, колобок е*чий, наградной переходящий геморрой, ум, честь и совесть Североморской чека в отдельно взятом нужнике! Инженер по этой лестнице каждый день туда-сюда прекрасно лазил, а вы пришли — и не стало в Республике инженера.

— Да и х*й с ним! — обозлился, наконец, даже увалень Степан, — выучим новых. Или правду сказал Григорий покойный, что без Корабельщика мы уже ни в борщ, ни в Красную Армию?

— Мне похер, что там вякала эта эсэсовская обезъяна. Вот похер, просто. Забыл, как нас учили? Конечная цель не наловить, а чтобы не хотели бежать.

— Это было при Феликсе. Теперь наша конечная цель — выполнение планового показателя. Галочку я поставил, беседа проведена. А кто там потом от чего помер, пускай пикейные жилеты на лавочках разбираются, это им делать не*уй. А у меня еще список длинный.

— Довыполнялись, б*дь. Показатели-х*ятели… В твоем списке, Степан, половина уже за границей.

— … За границей вы тоже не будете в безопасности. Во франко-германский конфликт вовлекается все большее количество европейских стран.

— Уеду в Америку.

— Товарищ Ипатов, как же так! Вы же стольких уговорили советской власти служить…

— И от слов своих не отказываюсь. Пока ваша власть была народная, первый я у вас был работник. И присадки для бензина, и авиатопливо, и пороха для ракет. Вы все забыли, все! Только помните, что я бывший царский генерал, для вас это важнее, оказывается, чем все, мною сделанное.

— Виновные наказаны. Больше не повторится!

— Бросьте. Повторится, как только ваше начальство сочтет сие снова выгодным. Я даже не сомневаюсь, что за меня вы там половину придурков перестреляете, все-таки я настоящий химик. Но ведь это же, поймите, потом. Из «потом» я не вернусь.

— Дадим охрану. Проверенных…

— Ваша охрана Ленина не уберегла. Я же перед Лениным величина исчезающе малая, в рамках погрешности измерений. Как там хныкал ваш буревестник революции… Этот… «Облако в штанах» который: «Единица ничто, единица ноль. Голос единицы тоньше писка! Кем будет услышан? Разве женой. И то, если не на базаре, а близко».

— Маяковский? Так он поднял вооруженное восстание и со своими поклонниками пробивается теперь к Махно.

— Видите. Даже он! А я читал, что и Буденный с ним.

— Ну, вот это уже сказки. Брехня продажных репортеров. Товарищ Ипатов, но почему, все-таки? Мы вполне способны создать вам условия…

— В этом я, как раз, не сомневаюсь.

— А в чем тогда сомневаетесь?

— Дайте мне гарантию, что хлеб, что все мы скушаем, не будет завтра нам как неоплатный долг учтен. А также гарантируйте: тот гимн, что утром слушаем, в обед не будет проклят, заклеймен и запрещен.

— Мы так живем!

— До первого ущелья, — покривился Ипатов. — До первого обвала. Там раз! И навсегда… Нет, вы моим доверием не можете располагать более. Потрудитесь покинуть отель.

— Покинуть отель? Он прямо так и отшил красных?

— Как видишь. Теперь мы сделаем ему предложение… От которого сложно, сложно будет отказаться.

— Предложение, от которого нельзя отказаться. Неудачу из списка вариантов исключить нахер. Иначе полковник нас уроет. На наследство русских очень много желающих. Нельзя ошибаться. Даже не думайте о таком. Все готово?