Советы пострадавшего (Юмористические рассказы) - Виленский Марк Эзрович. Страница 5

Директор фабрики — пухлый, крупитчатый мужчина — сказал кошачьим тенорком:

— Вам здесь будет хорошо, Сева, — позвольте мне по-отечески так называть вас. У нас здесь, Сева, бабье царство и ужасно трудно укомплектовать приличную команду. Тем не менее мы играем на первенство города. Вообще мы, простите, Сева, за откровенность, неохотно берем вашего брата — сидельца, но когда участковый сказал, что вы — замечательный футболист, я сразу дал согласие. Надеюсь, вы внесете свежую струю, Сева, в игру защитных линий нашей команды…

Кривошлык чуть не закричал, что участковый наврал, чтобы поскорее пристроить его на работу. Кривошлык хотел тут же признаться, что сроду этой детской беготней за мячиком не занимался, но прикусил язык, чтобы не портить отношений с участковым.

Разговор этот происходил в четверг, а в воскресенье Кривошлык вышел на первую в своей жизни игру.

Его поставили на место правого защитника и сказали, что он должен нейтрализовать левого крайнего команды «Точмех» Валентина Чернышева, самого опасного форварда противника. «Вон того, чернявенького», — показал капитан макаронников.

Со дня своего рождения Кривошлык никогда не слышал слова «нейтрализовать», ни разу не произнес его, не прочитал и не написал. Тем не менее он в общем довольно верно догадался, чего от него хотят директор завода и капитан команды.

Однако догнать Чернышева было не так-то просто. Левый край мчался с мячом и обходил одного макаронника за другим с такой непринужденностью, будто на велосипеде объезжал столбы, глубоко и прочно врытые в землю. Но вот Чернышев отбросил мяч кому-то из своих, а сам налегке побежал к воротам. Здесь-то и настиг его раздираемый сомнениями Кривошлык. С одной стороны он боялся директора, с другой — возвращения в колонию. Статьи УК РСФСР кружились в его голове, как осенние листья на ветру. «Придется сыграть по 112-й, — с тоской подумал Кривошлык, — авось в сутолоке не заметят». Он размахнулся и ударил Чернышева ногой по коленке.

Тот заплясал и закружился на месте, как волчок. Пронзительно засвистел судья. Футбольная карусель остановилась. Статья 112 УК в образе толстого человека в черной фуфайке приближалась к похолодевшему правому защитнику. «Умышленное легкое телесное повреждение или побои с кратковременным расстройством здоровья караются лишением свободы на срок до одного года», — слышалось уже Кривошлыку. Но, вместо того чтобы произнести эти слова, судья молча постучал ногой по земле, махнул рукой и убежал. Макаронный капитан разбежался и выбил мяч в поле.

— Чего это он? — спросил Кривошлык, медленно приходя в себя.

— Чернышев, понимаешь, был в офсайте, когда ты ему врезал по коленке. Ясно? — ответил капитан.

Кривошлык не знал, что такое офсайт, но понял, что человека в офсайте разрешается безнаказанно убить, а вместо надгробной речи достаточно пробить мяч в сторону ворот покойного. Это открытие настолько воодушевило правого защитника, что он отыскал в красно-синей толкучке Чернышева и на радостях двинул ему локтем в глаз.

В раздевалке директор фабрики долго жал руки распаренному, счастливому Кривошлыку.

Во втором тайме Чернышев убегал от Кривошлыка, как заяц от лягавой. На мяч они не смотрели. Обоим было не до того.

Минут за пять до конца игры Кривошлык хитро подкрался к потерявшему бдительность левому крайнему и с размаху подрубил его под корень. Край рухнул. Кривошлык прыгнул на него и, издавая ликующие кличи, исполнил несколько зажигательных па лезгинки на грудной клетке поверженного противника.

Боже, что тут началось! Казалось, трибуны лопнут от негодующего рева. Мрачно насупившийся судья подбежал к Кривошлыку и отчеканил:

— За такие дела, молодой человек, высшая мера наказания!

На подгибающихся ногах потрясенный Кривошлык семенил за судьей и противно канючил:

— Ну за что вышка-то? Вышка-то за что, гражданин судья? Ну, согласен, сыграл по статье 108-й УК — «умышленное тяжкое телесное повреждение со стойкой утратой трудоспособности». Но ведь за это не вышка, гражданин судья, а самое большее — восемь лет положено…

Не слушая Кривошлыка, судья решительными шагами отмерил от ворот одиннадцать метров. И можно поклясться, что во всей вселенной не было более счастливого человека, чем правый защитник Кривошлык, уразумевший наконец разницу между пенальти и расстрелом. Одно ему было немножко непонятно (да и не только ему) — почему пара зуботычин прохожему в темной подворотне при одном случайном свидетеле каказуется лишением свободы, а жестокое умышленное членовредительство в присутствии десяти тысяч свидетелей карается штрафным ударом, да и то не по виновнику, а по мячу? Пока Кривошлык размышлял над этой юридической проблемой, игра окончилась.

Когда в раздевалке сияющий Кривошлык стягивал почерневшую от пота футболку, вошли два милиционера.

— Который тут будет гражданин Кривошлык?

Кривошлык почувствовал, как капли пота на его спине превращаются в ледяные горошины.

— Я, — сказал он тусклым голосом.

— Одевайтесь.

Он сдал капитану футболку, трусики, гетры и бутсы, натянул кепочку-восьмиклинку, купленную в сельпо за Енисеем, вздохнул тяжко, как корова, и двинулся на выход.

У выхода из раздевалки его ожидала толпа болельщиков и, судя по выражению лиц, отнюдь не для того, чтобы взять у Кривошлыка автограф. Скорее, массы жаждали дать, чем взять. Но тому, кто находится в руках правосудия, самосуд не угрожает, — заботливо прикрывая Кривошлыка с флангов, милиция провела его к синему с красной полосой «воронку».

Потерянный и сникший, Кривошлык сидел в «воронке» между двумя милиционерами и горестно размышлял о вероломстве директора фабрики.

— Разрешите обратиться, — сказал старшина.

Кривошлык подумал, что милиционер издевается, и не ответил. Но тот вежливо продолжал:

— Скажите, пожалуйста, вы сегодня по бразильской схеме играли?

— По макаронной, — огрызнулся Кривошлык.

Милиция заулыбалась.

— Вы, товарищ Кривошлык, не забудьте сказать, где ваш дом, чтобы мы не проехали.

— Зачем вам мой дом? У меня искать нечего, — сказал Кривошлык. — Валяйте уж прямо в тюрягу.

Милиционеры захохотали.

— Ох, шутник! Директор вашей фабрики лично попросил выделить специальный наряд для вашей охраны. Сами видели — попадаются у нас еще среди болельщиков отдельные хулиганствующие элементы. Так что нам поручено доставить вас на квартиру в целости и сохранности.

— Большое вам спасибо, граждане начальники, только лучше ссадите меня на этом уголочке, а к дому подъезжать не надо, чтобы моя добрая старая мама не упала в обморок.

…На следующий день газеты писали:

«Энергичную, мужественную игру показал молодой спортсмен Всеволод Кривошлык. Он успешно выполнял обязанности стопера и сумел надежно нейтрализовать самого опасного форварда „Точмеха“ Валентина Чернышева. Отрадно, что наши футболисты наконец-то преодолели стартовую весеннюю вялость и показывают по-настоящему темпераментную, задорную игру».

ПРОПЛЫЛО

Еще лет в тридцать пять Михаил Семенович дал себе зарок, что, выйдя на пенсию, займется литературой.

Эта мысль утешала его, согревала, когда накатывали зябкие думы о старости.

Писатели, даже хорошие, как ему казалось, скользят, как на салазках, по поверхности жизни, не ухватывают чего-то очень главного, самого существенного, а он эту глубинную житейскую соль чувствует кожей и так изложит, что всех проберет оторопь и прошибет слеза.

Как-то раз в юношеские свои годы Михаил Семенович, тогда Миша, лежал на зеленой травке и смотрел в сияющее небо (теперь небеса как-то выцвели, слиняли). По синему шелку проплывали роскошные вспененные облака. И одновременно в Мишиной голове проплывали какие-то очень интересные, почти что гениальные мысли. Однако потом, когда он встал с травы и пошел домой, сколько он ни напрягал память, ни одной из этих мыслей вспомнить не мог. Они точно уплыли вместе с облаками.