Убийство Серай (ЛП) - Редмирски Дж. А.. Страница 5

Он не отвечает. И почему это не удивляет меня?

Я тяжело вздыхаю и снова прислоняюсь к спинке сиденья. Мой палец на крючке онемел от длительного нахождения на металле. Опуская ниже пистолет за сиденьем, так чтоб американец не мог видеть, я перекладываю пистолет из одной руки в другую столько времени, чтобы быстро согнуть и разогнуть свои пальцы, затем большим пальцем я надавливаю на кончик каждого пальца, чтобы размять их. Ты не понимаешь, какой тяжелый пистолет, пока долгое время не подержишь его в руке.

— Я не вру вам,— говорю я.— О Хавьере и ваших деньгах.

Я ловлю его взгляд, смотрящий на меня в зеркало.

— У меня было много времени, чтобы понять, как он ведет свой бизнес.— Я перекладываю пистолет в правую руку, потому что у меня ужасно ноют пальцы.— Ему легче убить тебя, нежели заплатить.

У него зеленовато-голубые глаза. Я вижу их более отчетливо сейчас, когда мы едем через маленький городок с уличными огнями. И «маленький» это преуменьшение, потому что через минуту нас поглощает темнота пустой автомагистрали. Вокруг нас снова ничего кроме ландшафта пустыни, освещаемой звездами.

И тогда я просто начинаю говорить; моя последняя отчаянная попытка не уснуть. Меня уже не волнует, присоединится ли он к моему одностороннему разговору, мне просто нужно не уснуть.

— Полагаю, если бы у тебя была дочь или сестра, тебе было бы не все равно. У меня была жизнь, до того как мать привезла меня сюда. Не очень хорошая, но, тем не менее, была. Мы жили в крошечном трейлере с тараканами и такими тонкими стенами, что казалось, будто мы спим зимой на голом полу. Моя мама была зависима от героина. Крэк, метамфетамины. И тому подобное, она любила это. Но не я. Я хотела окончить школу и получить стипендию в каком-нибудь колледже и зарабатывать себе на жизнь. Но меня привезли сюда и все изменялось. Хавьер некоторое время спал с моей мамой, но он всегда имел виды на меня...

Кажется, я задремала на секунду.

Я резко открываю глаза и делаю глубокий вдох, придвигаясь ближе к открытому окну, чтобы воздух освежил меня.

Следующие, что я почувствовала, так это ноющую боль с задней стороны головы и все стало черным.

Глава 3

Звук капающей воды вырывает меня из сна. Глаза неохотно открываются, веки вздрагивают от света, пробивающегося сквозь окно поблизости. Осознаю, что нахожусь в какой-то комнате. Зрение нечеткое, а голова словно повстречалась с кирпичной стеной прошлой ночью. Левая сторона лица опухла.

Я пытаюсь подняться, но что-то стягивает запястья и лодыжки. Постепенно зрение сфокусируется, и я могу видеть, что лежу на постели в темной комнате с коричневыми гобеленовыми обоями и покрытой пылью несочетающейся мебелью. Один телевизор выглядит как составляющая интерьера: старый и, вероятно, принимающий лишь один канал, по которому, я уверена, показывают лишь драматичные испанские мыльные оперы. В поле моего зрения попадают тяжелые, зеленого цвета шторы на окне и помещенный между ними крошечный квадратный столик с одним деревянным стулом. На его спинке покоится длинное черное пальто.

Осознав происходящее и вернув себе самообладание, я с усилием переворачиваюсь на спину, получая возможность осмотреть остальную часть комнаты. Так я вижу американца, который, я знаю, принес меня сюда, где бы это "здесь" ни находилось.

Он связал меня. О нет...Он меня связал.

Когда я замечаю его, сидящего на стуле по другую сторону кровати, то в испуге визжу и сваливаюсь на пол, руки и ноги связаны так крепко, что у меня нет никакой возможности смягчить падение. Я сильно ударяюсь об пол, боль пронзает бедро и спину.

— Ммм! — издаю я громкий стон. Как можно скорее пытаюсь ослабить ткань на своих запястьях, ерзая по полу.

Американец появляется передо мной словно призрак, возникающий из ниоткуда.

— Зачем ты меня связал? — меня изрядно трясет, и я надеюсь, что он этого не видит. Не хочу, чтобы он знал, как велик мой истинный страх.

Он наклоняется, поднимает меня и укладывает обратно на кровать. Я пытаюсь пнуть или ударить его до тех пор, пока не понимаю, что это может привести лишь к очередному падению и удару об пол. Ничего не говоря, он возвращается обратно к тому месту, где сидел и кладет руку на миску с водой, стоявшую на тумбочке. Выкручивает воду из тряпки и прикладывает её к моему лицу, но я пытаюсь от него отстраниться. Его это не беспокоит. Как и все остальное на самом деле. Я осознаю, что прямо сейчас никуда уйти не смогу, поэтому просто очень тихо лежу, пристально глядя ему в глаза, даже если он в ответ не смотрит в мои.

Я хочу, чтобы он видел меня, видел гнев на моем лице, но он не считает нужным удостоить меня взглядом.

— Ты ударил меня? — я не могу в это поверить и в то же время могу.

— Да, — он проводит холодной влажной тканью над моим левым глазом и вокруг брови.

— Так значит, ты не только убиваешь, но и избиваешь женщин.

Наконец, его темные глаза смотрят прямо в мои, а рука прекращает движение, словно мое несправедливое обвинение его задело.

Он отводит взгляд и продолжает протирать мое лицо.

— Я не бью женщин, — говорит он, — до тех пор, пока у них нет пушки, нацеленной мне в голову.

Я не отвечаю. Он привел весомый аргумент, если это можно так назвать.

— У меня вокруг глаза синяк?

— Нет, — произносит он, — убирая влажную тряпку.— Я несильно тебя ударил. Всего лишь небольшая опухоль.

Я смотрю на него словно на сумасшедшего.

— Нет? И все же ты ударил меня достаточно сильно для того, чтобы я пробыла в беспамятстве всю ночь?

Он поднимается с постели, возвышаясь надо мной высотой своего роста, и направляется к своему пальто, висящему на спинке стула. Запускает руку в один из карманов и достает пузырек с таблетками.

— Ты проснулась вскоре после того, как я тебя вырубил, — говорит он, откручивая крышку от пузырька.— Мне пришлось дать тебе наркотик.

Я ошеломленно моргаю.

Он перекатывает на ладони маленькую белую таблетку и протягивает ее мне. Я все еще смотрю на него как на выжившего из ума, сейчас, возможно, и того больше.

— Наркотик? А это что?

Мне хочется ударить его. Если бы мои руки не были связаны, так бы и сделала.

— Снотворное, — говорит он, поднося таблетку к моим губам.— Безвредное. Я сам принимаю. С другой стороны, тебе достаточно и половины одной, сейчас я это понимаю.

Я выплевываю таблетку на пожелтевшую простыню под собой.

— Думаю, спала я более чем достаточно.

— Как пожелаешь.— Он опускает пузырек обратно в пальто и движется к двери.

— Куда ты идешь?

Вместо этого он останавливается у окна и задергивает шторы до конца, но остается стоять рядом, смотря сквозь щель в плотной ткани. Пока он стоит ко мне спиной, я бесшумно стараюсь освободить запястья.

— В данный момент никуда, — говорит он и снова поворачивается, а я тут же прекращаю свою борьбу с путами, так что он даже не замечает.

— Хорошо... В таком случае, что ты делаешь здесь и почему я связана?

Он смотрит прямо на меня.

— Ожидаю человека по имени Хавьер, которого послали, чтобы забрать тебя.

Я лишь сглатываю. Слезы немедленно выступают в уголках глаз. Начинаю метаться в неистовой попытке освободить руки и ноги, но безрезультатно. Он связал меня лучше, чем поросят в загоне.

— Пожалуйста! Ты не можешь дать им увезти меня! Прошу тебя...

— Я ничего не могу сделать, — отвечает он, снова глядя в окно.— Поэтому и предложил тебе таблетку. Я думал, что ты бы предпочла быть без сознания, когда они приедут.

Начинаю чувствовать подступающую тошноту. Сердце неистово бьется, все внутри сжалось, и дыхания не хватает. С усилием сажусь прямо, перебрасываю ноги через кровать и пытаюсь встать.

— Сядь, — говорит он, поворачиваясь, чтобы снова взглянуть на меня.

Слезы выступают на моих глазах, и я протягиваю к нему связанные руки.

— Пожалуйста... — Я захлебываюсь слезами, грудь вздымается и дрожит, дыхание неровное.