Феникс (ЛП) - Рейн Энтони. Страница 5

Он поднимает бровь на мой красный велосипед, потом снова смотрит на меня, закусывая губу. В животе что-то ворочается.

— Немного опасно ехать домой на велосипеде. Ты же знаешь, за чертой города нет фонарей.

— Со мной все будет хорошо, — отвечаю я, отказавшись, наконец, от попыток спасти запачканный топ.

Я пытаюсь обойти его, но он внушающей фигурой стоит у меня на пути. Я сталкиваюсь с его худощавой грудью.

— Прости, — шепчу я, не встречаясь с ним взглядом. — Отойди, пожалуйста.

— Позволь мне довезти тебя, — настаивает он. — Если не ради твоей безопасности, то хотя бы ради моего спокойствия.

Не могу представить, что его спокойствие будет сильно нарушено, если со мной что-нибудь случится. Он меня даже не знает. Поднимаю взгляд, и мгновение изучаю его. Должна ли я отнестись с подозрением к его предложению? Городок маленький, и пожилая леди Маргарет говорила, что все всех знают. Конечно, принять подобное предложение от незнакомца не слишком опасно. И потом, я очень устала. День был долгим.

— Ну ладно. Только что мне делать с велосипедом?

Он молча протягивает руку за ключом от замка. Я отдаю ему, и он идет прямо туда, снимает замок и катит велосипед к своему грузовику. Он открывает багажник и ставит велосипед, затем обходит машину и открывает пассажирскую дверь для меня, как джентльмен. Я не привыкла к такому, и поэтому чувствую прилив чего-то, чего не могу опознать. Забираюсь в кабину, не смея нарушить тишину. Он молчит, пока ведет машину, и я решаю поговорить с ним о мебели.

— Я могу кое-что спросить? — тихо говорю я. Интересно, как он отреагирует?

— Да?

— Тебе серьезно надо было позволить доставщикам мебели оставить мои вещи на улице?

— Прости?

— Ты подписал доставку. Мне пришлось самой тащить все в дом, и это было реально сложно. Если бы ты не расписался, они бы вернулись на следующий день.

Он хмурится, придавая мужественному лицу еще больше привлекательности.

— Я думал, именно так и поступают соседи. Они расписываются под вашей доставкой, если вас нет дома. Я и не думал, что это мебель.

— Ох. Ну ладно, ничего страшного. Все уже в порядке.

— Уверена?

— Эм, да, по большей части. Мое пианино слишком тяжелое, поэтому придется заплатить профессиональным перестановщикам мебели, чтобы они пришли завтра и занесли его.

Он вздыхает.

— Ну, если хочешь, я могу сделать это. Все-таки твоя ситуация — моя ошибка.

— Ты очень добр, раз мне это предложил, но у меня рояль. Не думаю, что ты сможешь сделать это сам. Эта работа, по крайней мере, на двоих.

Края его губ изгибаются в подобие улыбки, которая смягчает черты его лица.

— У меня в сарае большая тележка. Если я смогу поставить в нее пианино, дальше будет просто, — отвечает он.

— Да? Что ж, это будет замечательно, — говорю я, а затем следует минутная тишина.

— Ох, эмммм, еще кое-что, — продолжаю я. — Ты сможешь сделать это сейчас? Скажи, если я прошу слишком много, но мне ненавистна мысль о том, что оно останется на улице на ночь.

Он поднимает бровь, заявив:

— Уже почти полночь.

— Ты прав. Прости, что спросила. Можешь сделать это завтра. Тот факт, что ты это делаешь, — уже большая помощь.

— У тебя привычка извиняться перед людьми, которые этого не заслуживают?

— Не уверена, что поняла, что ты имеешь в виду, — смущенно сказала я.

— Тебе не за что извиняться, дорогая. Не раздавай извинения так свободно. Это показывает твою слабость, и плохие люди воспользуются этим.

— Ох. — Нелепо, но выглядит так, будто я извиняюсь за извинение. Придержу язык.

На мгновение повисает тишина, его челюсть движется.

— Я переставлю ваше пианино сегодня вечером.

У меня сжимается сердце.

— Правда?

Он кивает.

— Большое тебе спасибо, — улыбаюсь я, желая его обнять. Я этого не делаю.

Он отводит взгляд от дороги, чтобы посмотреть на меня.

— То, что я говорил по поводу извинений, относится и к благодарности. Не благодари меня. Я исправляю проблему, вызванную мной же. Твоя благодарность лишь вызывает у меня желание попросить что-то взамен.

Я дрожу из-за того, как его голос углубляется в конце предложения.

— Что-то взамен?

Его глаза темнеют, он медленно, неторопливо выдыхает.

— Используй воображение.

Я так и делаю, и из-за возникших в голове мыслей приходится плотно сжать бедра. Перед глазами снова образ его занятий боевыми искусствами в тот первый раз, когда я его увидела, из-за чего к щекам приливает жар.

Когда мы возвращаемся, Феникс высаживает меня у моей двери, а сам идет к своему дому, чтобы забрать тележку. Я захожу и оставляю сообщение, отменяя приезд грузчиков на завтра. Переодеваю майку с пятном и завариваю чай. Потом слышу, как Феникс стучит в дверь. Он притащил тележку; подобную можно увидеть на заводе. Возможно, он пользуется ей в столярной мастерской, которой, как упоминала Маргарет, владеет.

— У тебя есть фиксатор двери? — спрашивает он, и я киваю. — Хорошо, поставь его, чтобы держать мне дверь открытой.

Я делаю, как он говорит, и он уходит, чтобы принести пианино.

Решаю попить свой чай на улице и не трястись над тем, что он может надорвать себе спину или что-то в этом роде. В мыслях засел инцидент с поэмой. Будто слон в комнате, о котором никто ничего не сказал, но об этом я хочу забыть больше, чем что-либо.

Слышу, как он возится в дверях, и мне кажется, что дело движется. Помню время, когда мы с Гарриет решили переставить мебель в ее гостиной.

— Хочу, чтобы был анти-Фэн-шуй, — заявила она.

Я поставила диван лицом к стене в двух шагах от двери. Телевизор повернула к окну. В то время я все еще была ребенком, поэтому думала, что это весело. Все мои самые лучшие воспоминания — о времени у Гарриет. Перед ее появлением я была одинока. И я одинока теперь, когда она исчезла.

Несколько минут спустя Феникс успешно приносит фортепиано в гостиную, и я предлагаю ему чай. Сначала он, казалось бы, хочет отказаться, но потом выражение его лица частично смягчается, и он соглашается.

Я молча наливаю ему чай в кружку. В комнате можно почувствовать тяжелое напряжение, которое становится все сильнее из-за затянувшейся тишины. Я передаю ему чай, и он делает глоток, все еще ничего не сказав. Он осматривает комнату, замечая кое-как расставленные коробки и мебель, которую мне еще предстоит разобрать.

Разглядывая его лицо ближе, я вижу кривой шрам на лбу около дюйма длиной. Похож на один из болезненных порезов, глубоких и, возможно, даже инфицированных, но сейчас он гладкий и светлый.

Вдоль линии челюсти есть еще один шрам, он выглядит длиннее, чем тот, на лбу, но менее глубоким. И самое смешное, ни один из этих шрамов не уменьшает его исключительной красоты. Он ловит мой взгляд, и я быстро отворачиваюсь. Пытаюсь придумать, что сказать, но он, очевидно, не ощущает никакого дискомфорта от тишины.

Вот лучшее из всего, что я смогла придумать:

— Феникс — красивое имя.

Мило.

— Не помню, чтобы называл тебе свое имя, — криво улыбаясь, отвечает он.

Я краснею.

— О, ну да. Мне его сказала старая леди Маргарет, она живет вниз по улице.

— Ага. — Его кривая усмешка растет.

— Никогда не встречала кого-то с именем Феникс. Оно напоминает мне о мистической огненной птице.

— Ах, да, феникс с ало-золотым хвостом, — отвечает он с грустным ностальгическим взглядом. Вот как.

— Хорошо знаком с мифологией? — спрашиваю я, в груди трепещет радость от возможной темы для разговора.

К несчастью, думаю, он чувствует мой дурацкий энтузиазм, поэтому категорично отвечает:

— Совсем немного.

— О… Когда-то у меня была подруга, которая серьезно все это знала. Она была профессором истории. Ее любовь вдохновила меня на изучение этого предмета в университете. И теперь я преподаю здесь, у св. Павла.

Он усмехается из-за моей так свободно выданной информации. Его молчание и поза почему-то заставляют меня лепетать. Я быстро вдыхаю и отвожу взгляд, теребя ниточку на майке. У меня кончились слова.